Слова «Донбасс» и «донецкие» давно перестали означать просто один регион и его жителей. Стали самостоятельной категорией — политической и этнокультурной. К сожалению, мнение о «донецких» часто строится на стереотипах. Потому что судят о них люди, к ним не относящиеся. Сами донецкие редко садятся за клавиатуру, чтобы рассказать о себе. Автор предлагает на суд читателей свои размышления по этому поводу. В надежде на то, что это поможет хоть немного разрушить ложные представления и понять, кто такие мы, донецкие. А понять друг друга жителям Украины необходимо. Нам все-таки еще жить в одной стране…
Донбасс — это украинское Зазеркалье. «Здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте!» Жизнь человеческая проходит изо дня в день по одному и тому же кругу, имя которому — безостановочный цикл производства.
Все силы, лучшие годы, здоровье тратятся на то, чтобы снова и снова переживать свой «день сурка». Так формируется убеждение, что любые перемены — это зло. Мысль о том, что ничто не вечно, а природные ресурсы — тем более, вслух не произносится.
Восприимчивость к новшествам весьма избирательна. Можно сколько угодно улучшать технологии добычи и переработки полезных ископаемых, но того, кто задаст таки сакраментальный вопрос «а что будет через двести-триста-четыреста лет?» ждет участь гонца, принесшего дурные вести.
Система должна непрерывно воспроизводить саму себя, и это есть идеальная организация бытия по-донецки.
Это предопределяет неповторимое сочетание консерватизма и нонконформизма в донецком характере. В переломные моменты истории донбассовцы отличались тем, что дольше других цеплялись за остатки прошлого. До последнего делали вид, что ничего случилось. В 90-е люди ходили на работу, где месяцами не платили зарплату, в робкой надежде: может, все еще вернется на круги своя?... И шахтеры выстукивали касками по столичной брусчатке незамысловатый рефрен: «Вер-ни-те! Вер-ни-те!»
Какое слово особенно любят политики, менеджеры и государственные деятели донецкого происхождения? «Стабильность». Стабильность — это хорошо. Стабильность — это значит, что не станет хуже. Стабильность — это значит, что все работает в однажды заданном темпе.
Донецкий нонконформизм имеет ту же природу. Любые попытки нарушить стабильность системы извне обречены на неприятие. Давно уже не подразумевается только экономический уклад жизни. Но правило осталось: тот, кто хочет влиться, — друг, кто хочет что-то изменить, — враг.
В Донбассе редко говорят «работать», и почти всегда — «пахать». Ну, или заменяют это слово каким-нибудь нецензурным аналогом, обозначающим то же самое. «Пахать» по-донецки означает стать в колею и во что бы то ни стало держаться. Не жалея себя, до изнеможения. Потому что в индустриальном обществе, в отличие от патриархального сельского, от труда одного зависят многие.
Не раз приходилось слышать, что в других регионах охотно берут на работу донецких. Они редко просят больничные. Они не устраивают забастовок, даже если очень недовольны. Они готовы пахать сверхурочно. Это все отсюда, от глубокого убеждения в том, что «если я не займу свое место, не заработает вся система». И нельзя ни заболеть, ни захандрить, ни запить не вовремя. И нужно держать свою часть общей ноши, жертвуя личным. На шахте или на заводе слабость одного — смертельная угроза всем. Потому — держаться!
Но жертвенность эта порождает особый донецкий снобизм. Появляется что-то сродни той гордости, которую, по идее, должен испытывать Атлант, держащий на плечах своих небесный свод. Да, пусть я тяну изо дня в день свою лямку, света белого не вижу, и занят тупой и тяжелой работой, зато все держится на Мне! «Донбасс кормит всю Украину!», «Да ради того, чтобы у вас лампочки горели, мы на километровой глубине в грязи ползаем!» — вера в собственную исключительность объясняет самопожертвование. Иначе зачем эта каторга?
Таким настроениям не чужды и те, кто, в общем-то, никакого отношения к тяжелой промышленности не имеет. Все равно каждый донецкий на остальных смотрит чуть свысока: пока вы там в своих пасторалях сельских прохлаждаетесь, мы тут пашем!
Осознание своей привилегированности вынуждает требовать особого статуса, выделяться. Все равно чем. Главное, чтобы о себе и своей малой родине был повод сказать «самый». Самые высокие зарплаты, самая грязная экология, самые красивые девушки, самый работящий народ, самые вредные производства… Что угодно подойдет. Лишь бы напомнить остальным, что мы — из Донбасса. А значит, мы — «самые».
Донецкий снобизм имеет и свою обратную сторону. Нигде не встретишь такого презрения к интеллектуальному труду, к работе организаторской и административной. Наверх по бюрократической лестнице зачастую выплывают не самые лучшие, трудолюбивые и деятельные. Напротив. «Не умеешь работать — иди бумажки в конторе перебирать», ерундой заниматься. Отфутболить на чердак — так это называют в армии.
Донецкий патриотизм — тоже явление особое. На просторах Украины многие города становились домом для разных народов и культур. Разница в том, что там соплеменники жили замкнутыми общинами, сохраняя обычаи и традиции предков. До сих пор немало мононациональных сел и поселков, городков и кварталов.
Донбасс уникален тем, что здесь все народы были слиты в один большой котел. Не дала история времени разбежаться по углам и обустроить свою маленькую крепость. Однако, как справедливо замечено, потребность в самоидентификации у человека естественна. И всяк начинает задумываться о себе: а кто ты, братец, таков, чьих будешь? Какого роду-племени?
Только тут и запутаться немудрено, начав в генеалогии копаться: и украинцы любые, на выбор, хоть из Слобожанщины, хоть с Правобережья, и русские, и прочие представители «семьи народов» экс-СССР, а то и совсем заграница… Эти терзания прекращаются решительно и просто: «Я — донецкий!»
Когда донецких попрекают русским языком, они (справедливо) огрызаются, что в Донбассе это язык межнационального общения. Так случилось, что понадобилась и межнациональная идентичность. Надо же как-то своих от чужих отличать? Не от скифов же с сарматами родословную вести? Да и где те скифы, — пролетели мимо. Кочевники — они и есть кочевники.
Впрочем, идентичность эта довольно расплывчата. По большому счету, строится она на отрицании. Все, что мы знаем о себе, — с приставкой «не». Не-киевляне, не-«бандеровцы»… но и не-россияне! А кто же тогда? Кто его знает… Донецкие…
Помимо сказанного выше, донецких отличают еще, пожалуй, только две характерные особенности. Во-первых, это определенный фатализм и вера в удачу, называемые обобщенно «фартом». Прижилось приблатненное словечко. Что поделать, не все попадали на шахты и заводы по комсомольским наборам. Многим на «перевоспитание трудом» совсем другое ведомство путевки выписывало…
Природа и на поверхности капризна, на многосотметровых же глубинах капризна вдвойне, а то и втройне. Потому никогда не знаешь, что ты за свой тяжкий труд получишь. Вроде пашут все одинаково, а ты даже и лучше других, но на «жирный» пласт натыкается соседняя бригада. Вот им будут и заработки, и почет с уважением, и грамоты на праздник. Никакая геологоразведка эту извечную старательскую лотерею не прервет никогда. Да и на заводе то же самое — вроде все по технологии, но ни за что не угадать, как плавка пойдет…
Поэтому каждый молчаливо признает за другим право на его персональную удачу. На то, что кто-то получит за ту же работу гораздо больше, чем его товарищи. «Да почему же он вам свой?» — удивляются не-донецкие, когда на Донбассе подсчитывают голоса «за Януковича». А потому и свой. Раз при всех житейских коллизиях сумел, вопреки всякой логике, так взлететь — значит, фартовый сверх всякой меры. И голос за него — это попытка и себе кусочек этого фарта отщипнуть. А вдруг?
Когда стали появляться нувориши, богатеющие с потрясающей скоростью, только гул стоял: «Во прет парню… Во прет!» А то, что «прет» за счет других, то и ладно. Не всем фартит в этой жизни…
Во-вторых, донецким свойственна некоторая замкнутость. Это о нас — «все свое ношу с собой». Точнее, в себе. Невероятная скученность людей в пределах урбанизированного промышленного региона сделала свое дело. Не было у людей возможности подворье свое создать, все как надо обустроить и детям его передать по наследству. Потому каждый «подворье» свое в душе носит. И свято оберегает это свое личное пространство.
На людях все равны, и все, как на подбор, рубаха-парни, свои в доску, простые, открытые… На самом деле каждый донецкий — с двойным дном. Не принято здесь публично говорить ни о своих религиозных убеждениях, ни о национальности, ни о семье. Даже на прямые вопросы отвечают нехотя.
Потому на любую внешнюю угрозу реакция одна — разбежаться. Затаиться. Уйти в подполье. Об украинцах говорят, что они плохо воюют за страну, но хорошо — за свой хутор. Донецкие тоже отстаивают свой хутор, только хутор этот внутри, в мыслях и чувствах. Кому интересно, перечитайте повесть Бориса Горбатова «Непокоренные», описывающую период немецкой оккупации. Да, нет массовой партизанщины… Но и на заводы никто работать не идет.
В новое время эта традиция сохранилась. Нет массовых акций протеста… Но и киногерои на «мове» с пустым залом говорят…
Когда донецких обзывают «совками», хочется горячо спорить, порой даже с применением такого веского аргумента, как удар в ухо. Хотя есть в этом доля истины. Когда от площади Ленина начинается проспект Ильича, пересекаемый улицами Марии Ульяновой, какого-то там партсъезда и сколько-то там «летия» СССР — это, безусловно, накладывает отпечаток на сознание. Когда каждодневно из Буденовского района ездишь на работу в Ворошиловский или Калининский, вдруг отказаться от этих названий — все равно что признать свою жизнь ошибкой.
Думал ли хоть кто-то о том, что у Донбасса другой истории, кроме советской, не было? Не бы-ло! Если не считать нескольких десятилетий дикого капитализма до революции, коим Александр Блок посвятил стихотворение «Новая Америка». И если там, у других, советская власть разрушила старую жизнь, за что попала в «оккупанты», то здесь времена Союза — это период созидания, годы свершений и рекордов. Это наш, донецкий «золотой век».
Следует внести ясность в еще один вопрос, вокруг которого много нагромоздили вранья. Донбасс не хочет отделяться от Украины! За двадцать лет мы с трудом, но свыклись с мыслью, что мы — украинцы. Просто немного не такие, как все, особые. И если вся страна свыкнется с мыслью, что среди всего многообразия ее жителей есть такие «донецкие украинцы», к разговорам об отделении и сепаратизме мы больше никогда не вернемся.