Судебная система вошла в войну на пике перезагрузки основных органов судебной власти. Сегодня все процессы реформирования Высшей квалификационной комиссии судей (ВККС) и Высшего совета правосудия (ВСП) — заморожены. Часть полномочий — тех, что не обозначены в Конституции — перешли к главе Верховного суда.
Всеволод Князев возглавил Верховный суд в декабре 2021 года, а уже в феврале давал рекомендации судейскому корпусу, как вести себя в ситуации войны. По сути сегодня он является олицетворением судебной ветви власти в Украине и от сигналов, которые он подает многотысячной армии судей, зависит стабильность системы в этот непростое время.
Как судебная система переформатировалась в условиях войны? Какие существуют механизмы выявления судей-коллаборантов и что с ними делают дальше? Почему до сих пор работает ОАСК, где лежит иск Януковича, и чем это чревато для нашей государственности? Почему именно сейчас нужен электронный суд и от кого зависит его внедрение? Чем может обернуться для судебной системы критичное недофинансирование Кабмином?
Об этом и многом другом читайте в интервью с главой Верховного суда Всеволодом Князевым.
Суд и война
— Всеволод Сергеевич, если возможно, очень схематично обозначьте, как переформатировалась судебная система в условиях войны.
— Система очень изменилась. Шестьдесят судей ушли в ВСУ или ТерО. Сотни работников аппарата судов находятся на фронте. Многие судьи — женщины с детьми — выехали в Западную Украину или за границу. Постепенно они возвращаются, однако обстрелы городов и продолжение военных действий очень сильно тормозят этот процесс. Муж одной из судей недавно попытался вернуться в свой дом в Буче и подорвался на мине.
Говоря о функционировании судебной системы можно выделить три основных типа судов в зависимости от территорий, на которых они расположены. Первый — суды, которые находятся в оккупации. Там невозможно осуществлять правосудие ни в каком виде. Верховный суд уже принял ряд решений об изменении подсудности дел, которые рассматривались в этих судах. Второй — суды, находящиеся на территориях, где ведутся активные боевые действия. Там все происходит достаточно по-разному. Там, где ситуация критическая, оперативные решения о приостановлении работы судов принимают собрания судей, а также территориальные подразделения Государственной судебной администрации. Третий тип — суды в тылу, деятельность которых, по сути, не изменилась.
На сайте ВС есть проактивная карта, где обозначены типы территорий. Надеюсь, скоро там отобразится информация и о запуске судов в освобожденных ВСУ регионах.
За время войны суды рассмотрели 418 тысяч дел (по состоянию на 9.04.2022).
— Есть ли статистика по судьям, которые являются «внутренними переселенцами» и плюс по тем, кто уехал за рубеж?
— Если честно, такой статистики у нас на сегодня нет. Что касается Верховного суда, то несколько судей, которые находились на момент первой фазы войны за рубежом, сейчас возвращаются в столицу. Остальные уже в Киеве, рассматривают дела.
Многие судьи первой и второй инстанций с оккупированных территорий, а часто после буквального разрушения зданий судов, выехали на Западную Украину или за границу. Сейчас мы принимаем решения о прикреплении таких судей к судам, которые находятся на неоккупированных территориях и куда были переданы дела оккупированных и разрушенных судов. Буквально с сегодняшнего дня мы начали процесс временных командировок судей, дав старт их переезду на новое место работы.
— Все ли суды работают в Киеве? Если нет, то по каким причинам? Ваших распоряжений об изменении подсудности, по моей информации, не было в то время как профильный зам главы ОПУ Андрей Смирнов в своем недавнем интервью призвал к тому, чтобы суды в столице наконец-то заработали.
— Я думаю, что тут дело в формулировках, которые, возможно, не совсем правильно поняли. Суды в Киеве работали и работают. Да, во время серьезных обстрелов столицы дела не рассматривались в открытых судебных заседаниях. Ведь человек из Бучи или Ирпеня, да и в рамках самого Киева, вряд ли мог приехать на судебное заседание. Однако в нормальном режиме рассматривались вопросы, связанные с уголовным процессом — продление санкций, избрание и изменение меры пресечения, что было особенно актуально в отношении диверсантов и задержанных оккупантов.
Благо, что сегодняшняя ситуация в Киеве и области способствует стабилизации работы судов. В то же время в части судов Киевской области — Буча, Бородянка и другие — оперативно восстановить осуществление правосудия ввиду разрушений или мародерства со стороны оккупантов сейчас нельзя.
— Верховный суд вернулся к выполнению своих обязанностей? Вы уже в Киеве?
— В начале войны ситуация в столице была очень непростой и часть судей ВС действительно вывозили свои семьи на безопасную территорию. Я тоже эвакуировал семью. Однако со второй половины марта ВС начал восстанавливать свою работу, а с апреля уже в полном объеме вернулся к выполнению своих обязанностей. Я, а также глава аппарата ВС — в Киеве и на рабочем месте.
В связи с тем, что здания ВС являются мишенью для агрессора, я принял решение, что судьи и работники аппарата находятся на работе неполную неделю, поочередно, выполняя свои обязанности на дому. Мы знаем печальную историю Хозяйственного суда Николаевской области, где в здании ОГА два работника аппарата погибли, одна — ранена, часть дел уничтожены.
За время войны Верховный суд вынес уже более полутора тысяч судебных решений. Однако, понятно, что довоенной продуктивности мы вряд ли достигнем в ближайшее время. В то же время и поступление дел за полтора месяца войны существенно снизилось. По моей информации, часть поступления дел в суды по всей Украине составляет всего десять процентов от довоенных цифр.
— Это для вас сигнал о чем? Как я поняла, для того же Смирнова — о том, что судебная система не справляется.
— Если человеку нужно обратиться в суд, он сделает это. Принятие корреспонденции по почте не прекращалось ни на день. Иски принимаются, распределяются и рассматриваются в той мере, в которой это возможно, с учетом безопасности всех участников судебного процесса.
— Распределяются в ручном режиме или автоматическом?
— Конечно, в автоматическом. Я сторонник демократических инструментов в любой, даже самой сложной ситуации.
Однако все-таки вернусь к вашему вопросу по поводу того, справляется судебная система или нет. Большинство судов Украины находятся в относительно спокойной ситуации, их деятельность не приостанавливалась ни на один день. Однако и в эти суды поступление дел сократилось на 80–90 процентов. Поэтому я не соглашусь с господином Смирновым, намекнувшим, что судебная система как-то не так работает. Причина в том, что идет война. Фокус внимания людей смещен на другое. Отпало желание спорить по каким-то мелким вопросам, что же касается глобальных дел и проблем, где нарушено право, то люди по-прежнему идут в суд. Остальные вопросы оставляют на «после войны».
— Это правда, что в самом начале войны в стратегической группе судей ВС обсуждали вопрос о возвращении к осуществлению правосудия «после войны»?
— Нет. Такая возможность не обговаривалась. Речь шла только об оперативном введении электронного суда для ряда категорий дел с целью обеспечения безопасности судей и участников судебных процессов, а также о дистанционном режиме осуществления правосудия.
Суд и судьи
— В пятницу был нанесен удар по вокзалу в Краматорске. Погибло и ранено много людей. Сразу спрошу, не было ли среди них судей?
— По информации на данный момент — нет.
— Ситуация на Юго-Восточном направлении критическая. Вторую неделю идет эвакуация жителей четырех областей — Донецкой, Луганской, Харьковской и Днепропетровской. Вчера я общалась с судьями Донецкой области и поняла, что есть проблемы. Несмотря на то, что вы дали подробнейшие и оцененные правозащитниками рекомендации, как судам действовать в случае приближения линии фронта. Кто определяет грань — когда должен эвакуироваться суд? Когда и как вывозить дела? И куда вообще ехать судьям, если Западная Украина уже вся занята?
— Здесь сразу несколько важных вопросов. Поэтому по порядку.
К сожалению, в первые дни войны оккупация наших территорий шла достаточно быстро. На самом деле это очень непростой вопрос. Во-первых, как мы можем предсказать, будет оккупирован город или нет? А, во-вторых, поймите правильно, что уход органов власти — это очень демотивирующий сигнал для граждан. Это плохой сигнал, который говорит о том, что надо сдаваться.
То есть принятие решений об эвакуации судей, полиции, СБУ, районных и городских администраций, — это очень сложные решения. И согласно рекомендациям ВС, они должны были приниматься коллективами судов и территориальными подразделениями Государственной судебной администрации в каждом конкретном населенном пункте, исходя из сложившейся ситуации.
В то же время, в рекомендациях акцент сделан на том, что сохранение жизни судей и работников аппаратов судов — первостепенная задача. Каждый суд сам находил и находит этот непростой баланс между профессиональным долгом и защитой собственной жизни. Мы уже проходили это с «ДНР/ЛНР» в 2014 году. Я знаю многих председателей судов, которые до последнего выносили решения в отношении незаконных действий оккупантов на оккупированных территориях.
Я не могу сейчас выйти и сказать, давайте на всякий случай эвакуируем все суды. Возможно, в плане безопасности это было бы самое лучшее решение. Но худшее — в части влияния на моральный дух людей, продолжающих оставаться на этих территориях и защищать их.
— И все-таки, куда поедут судьи, если будут эвакуироваться с Юго-Востока?
— Мы на постоянной связи, председатели судов имеют все мои рекомендации. На случай эвакуации у нас есть несколько вариантов решения этого вопроса. Судейский корпус очень сплотился. Судьи Западной Украины принимают семьи коллег у себя дома. Очень сильно нам помогают европейские судейские ассоциации, в частности Польши, Литвы, Словении. Они расселили у себя большое количество наших коллег-судей — женщин и детей. Также у ВС есть определенные резервы жилья (на 200–300 человек) в более спокойных областях. Плюс мы ведем переговоры с руководителями ВУЗов, общежития которых не заполнены.
— А дела? Какой процент утерян и чем это чревато?
— Из оккупированных на самом первом этапе войны территорий нам практически не удалось вывезти дела. Только благодаря действиям председателей судов удалось вывезти документы по особо тяжким преступлениям и резонансным делам. Не везде, к сожалению. Более того, речь идет о десятках тысяч дел, для вывоза которых необходимо огромное количество транспорта. Как у нас обстояли дела с гуманитарными коридорами, и когда русские пошли на их согласование, вы знаете. Краматорск, кстати, тоже был заявлен как коридор.
Людей бы вывезти, не говоря уже о делах...
В то же время есть процессуальные механизмы восстановления дел в рамках судов, куда передана их подсудность.
— О судьях-коллаборантах. Были ли случаи, когда судьи на оккупированных территориях или в зоне боевых действий выносили незаконные решения уже после вашего распоряжения об изменении подсудности? Если да, то сигнализировали ли вы в правоохранительные органы об этом?
— С момента принятия решения о смене подсудности в том или ином суде такой суд не имеет права слушать дела и выносить решения. Насколько я знаю, если и были подобные случаи, то исключительно по причине непонимания судьями новых реалий и наших рекомендаций. Однако я 24 часа в сутки на связи, и все подобные ошибки исправляем и уточняем в режиме реального времени. Что касается намеренно принятых незаконных решений, то на данный момент мне о них неизвестно.
— Смирнов заявил о задокументированном деле судьи, который перешел на сторону агрессора в Луганской области. Однако непрозрачно намекнул на большое количество латентных «любителей медведей» в украинских судах, включая Киев. Какие есть механизмы выявления таких судей и что с ними делают дальше? Уволить их может только ВСП, а его нет. Даже если коллаборантами занимается СБУ, это не значит, что они лишены статуса.
— На сегодня коллаборанты есть во всех правоохранительных органах, и в органах государственной власти. Суды — не исключение. Официально действительно известно об одном случае предательства. Судья и руководитель аппарата на оккупированной территории Луганской области вступили в сговор с представителями Российской Федерации. Вследствие чего открыто уголовное дело по статье 111 о госизмене. Идет следствие. Возможно, идет проверка еще по нескольким персоналиям.
В то же время, по моей информации, подавляющее большинство судей выехали с оккупированной территории и ждут откомандирования в другие суды. Что касается вашего вопроса о скрытых коллаборантах, то, конечно, мысли каждого не прочитаешь. Но из моего общения с судьями разного уровня есть ощущение, что основная масса объединились в желании защищать свою страну и работать на нее. Точно так же, как и по всей стране. Поэтому, я все-таки не соглашусь с утверждениями представителя ОПУ. Преступления режима Путина настолько очевидны, что у большинства украинцев нет желания принимать на себя весь этот позор.
— Очень тонкая грань между защитой мундира и необходимостью реальной оценки ситуации. В целях сохранения нашей государственности. Когда уже абсолютно понятно, что нас в буквальном смысле уничтожают. Если вы почувствуете, скажем так, дискомфорт от действий того или иного суда/судьи, вы не можете его уволить (из-за отсутствия ВСП и ВККС сегодня никто не может уволить судью), но можете перевести в недействующий суд и лишить доступа к реестру?
— Вы правильно обозначили проблему, которую я вижу тоже. И было бы странно, что судьи, к которым есть подозрения, и которые выехали с оккупированных территорий, получили бы возможность осуществлять правосудие в других судах. Нет, конечно. В этой связи налажена коммуникация с СБУ, которая сообщает необходимую информацию и осуществляет полную проверку.
— У вас есть данные о том, сколько судей осталось на оккупированных территориях? И почему?
— Такая статистика не ведется. Люди слишком быстро и хаотично перемещались и главы судов буквально в телефонном режиме поддерживают связь. Проверить точно, где находится каждый, не представляется возможности.
На оккупированных территориях остались те, кто, возможно, боится ехать через российские блок-посты из-за своего статуса. У нас ведь есть случай, когда машина судьи Черниговского суда, где находилась вся ее семья, была расстреляна прямо на блокпосту. А некоторые судьи остаются на связи и ждут перевода, чтобы выехать сразу на новое рабочее место.
— Правозащитников сегодня очень беспокоит вопрос закрытия реестра судебных решений. Зачем закрывать весь реестр, если можно было закрыть часть, касающуюся судей?
— Дело в том, что доступ к реестру на захваченных территориях получили оккупанты. В том числе и к электронным подписям судей и паролям. В условиях войны быстро понять, куда попали эти подписи и пароли, и чьи именно, не представляется возможным. Мы приняли решение закрыть реестр, чтобы не потерять больше. Информация могла быть просто уничтожена и последствия для экономики и прав граждан, а также и для их жизни и здоровья могли быть просто непоправимыми. Поэтому я считаю, что наши действия были адекватны ситуации.
У судей сейчас восстанавливается полный доступ к реестру. Они получают его пофамильно. Все решения продолжают вноситься в реестр. Это означает, что правозащитники после открытия реестра — через месяц или два — получат всю интересующую их информацию. И давайте не будем забывать, что в реестре есть полная информация по имуществу и адресам граждан, военных частей, оборонных объектов. Дела ведь рассматривались самые разнообразные.
— И все-таки, чтобы закрыть гештальт по рискам от коллаборантов и открыть блок вопросов по взаимодействию судебной системы с другими ветвями власти — ОАСК. Решение о нападении Путин принял еще осенью, поэтому иск от Януковича в ОАСК о признании незаконным постановления ВРУ об его отстранении от власти, поданный в декабре 2021 года, — часть операции по делигитимизации украинской власти. По моей информации, иск чудным образом попал к заму Вовка — Аблову (все судьи чуть ли не ушли в отпуск в день «автоматического» распределения). В случае положительного решения мы могли/можем получить двух президентов. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Однако Смирнов официально, но без подробностей заявил, что ОАСК надежно заблокирован. Как заблокирован? Это правда?
— ОАСК начал свою работу и принимает исковые заявления и выносит судебные решения. Будет ли он рассматривать иск Януковича? Думаю, вряд ли. Потому что в нынешних условиях даже самые коррумпированные судьи не рискнут вынести подобное решение — их просто поднимут на вилы. В то же время, понимая важность восстановления административного судопроизводства в Киеве, я ежедневно отслеживаю ситуацию по этому суду.
— Всеволод Сергеевич, но дело ведь не в том, отслеживаете вы или нет. Дело в том, что почти год (!) назад вышел указ президента о ликвидации ОАСК. В том, что в парламенте в профильном комитете лежит соответствующий законопроект. Какие сигналы в таком случае власть подает судебной системе? Это же нонсенс! А для воюющей страны — дело о госизмене по 111-й статье. Осталось только вписать фамилии. Мы не могли предположить, что Путин на нас нападет. Но он напал.
Что вообще происходит? Объясните, пожалуйста, стране как глава Верховного суда.
— Ситуация с ОАСК — это палка о двух концах.
С одной стороны, из пленок НАБУ мы знаем о вопиющих коррупционных проявлениях, а также действиях судей, влияющих на решения КСУ, а значит — на госбезопасность. И для того, чтобы закрыть вопрос, нужна была исключительно политическая воля.
С другой стороны, я изначально был против полной ликвидации ОАСК. Единственно правильным решением является ограничение его полномочий и отсекание коррупционных судей. Потому что именно блок подсудности высших органов государственной власти превращает этот суд в монополиста. Причем при любой команде судей. Это ведь не первый раз происходит.
Поэтому разделение полномочий между разными судами — выход. И тогда это не нанесло бы урона процессу правосудия на этой территории. Потому что все это время мы говорим о судебной системе, где каждый суд выполняет свою функцию. Десятки тысяч дел простых граждан могут «зависнуть» на неопределенный срок в случае его ликвидации.
— В результате красивое политическое решение не выполнено, а Вовк продолжает вершить «правосудие». Вот вы лично на сто процентов выложились в отстаивании этой своей позиции?
— В профильном комитете, помимо законопроекта о ликвидации ОАСК, есть законопроект о передаче части его полномочий Верховному суду. И это на каком-то этапе тоже выход. Для того чтобы его реализовать нужно в законе поменять всего лишь два предложения.
К сожалению, даже со своими сегодняшними полномочиями, я не могу влиять на законодательную ветвь власти. Но еще раз повторю, что ВС готов к имплементации любого из этих законов, четко обозначив более правильную, на наш взгляд, позицию.
Суд и государство
— Хорошо, давайте поговорим о взаимоотношениях с исполнительной властью. Кризис всегда показывает самые проблемные места в любых системах. Где тонко и где рвется сегодня в судебной системе?
— Сейчас очевидно, что многие процедуры и процессы не соответствуют современным реалиям. Первые сигналы о том, что многие процессуальные нормы нужно менять и упрощать, конечно, дал ковид. Ну а война окончательно указала направление. Это касается использования информационных технологий во время рассмотрения судебных дел. Вопрос, который давно решен в большинстве развитых стран Европы и мира, у нас находится в зачаточной стадии. В течение четырех последних лет электронный суд так и не был создан соответствующими службами. В результате мы попали в ситуацию, когда и физически невозможно добраться в суд, и электронного суда, по сути, нет.
Верховный суд разработал промежуточный законопроект на этот счет, который дает возможность слушать дела в удаленном режиме.
Большой вопрос — финансирование судов. Ресурсы выделяются в очень ограниченном количестве. А после начала войны — забираются и те, что были выделены. Поймите правильно: мы понимаем, что деньги на армию — это главная и первоочередная задача. Но на сегодня полностью заблокировано финансирование почтовой корреспонденции и для Верховного суда, и для судов первой и второй инстанции, что может стать причиной остановки деятельности любого из судов. И этот факт еще раз указывает на то, как важно внедрять сейчас электронный суд. И ради доступа к правосудию, и ради экономии бюджетных средств.
— Кого вы имеете в виду под службами, ответственными за провал внедрения системы электронного суда? Конкретизируйте, пожалуйста.
— Поскольку сейчас я вижу и контролирую практически все процессы в судебной системе, могу сказать, что речь о конкретных подразделениях Государственной судебной администрации. Несмотря на огромное количество денег — речь идет о сотнях миллионов гривен, выделенных за весь предыдущий период, — государство не смогло даже на десять процентов продвинуться в этом направлении.
— Я знаю, что были наработки, и некоторые элементы системы даже тестировались еще в 2018 году. Что произошло? Кто сейчас вам помогает/не помогает наладить систему электронного суда?
— Не буду комментировать довоенное время, а что касается дня сегодняшнего, то сейчас мы очень активно сотрудничаем с нашими польскими коллегами, которые недавно перешли в формат электронного суда. Их система организации судопроизводства очень похожа на нашу. Поэтому сейчас мы нарабатываем совместно с ними методику. С финансовым обеспечением вопрос сложный. Сейчас я веду переговоры с рядом международных организаций, в том числе с ЕБРР, по этому поводу.
— И сколько денег надо вложить Западу?
— Трудно сказать. Это будет понятно, когда мы примем соответствующие изменения в кодексы. Вопрос в том, насколько глубоко мы решим зайти в систему электронного суда. Либо она будет достаточно фрагментарной, с рассмотрением дел определенной категории. Либо все дела будут рассматриваться в электронном виде. Либо только на тех территориях, где ведутся военные действия.
— С кем вы обсуждаете эту проблему? Насколько вообще организована ваша коммуникация с главами профильных комитетов Сергеем Ионушасом и Андреем Костиным, а также с заместителем главы ОПУ Андреем Смирновым? Вы же не мне первой рассказываете об этой проблеме?
— С главами парламентских комитетов — постоянная коммуникация. Вот сразу после разговора с вами у меня встреча с Андреем Костиным по поводу законопроектов, которые надо рассмотреть в ближайшее время для оптимизации функционирования судебной системы во время войны. Также работаем с Сергеем Ионушасом по внесению изменений в Уголовный процессуальный кодекс для обеспечения рассмотрения дел, касающихся военных преступлений. Коммуникация каждодневная.
В ближайшие дни я буду участвовать в заседании руководителей фракций, где речь пойдет также о проблемах судебной системы. С представителем ОПУ Андреем Смирновым общаемся значительно реже, что нормально для демократической страны.
— Монобольшинство и комитет поддерживают упомянутый вами законопроект и идеи по оперативному внедрению электронного суда?
— Пока мы сходимся не по всем вопросам, и поддержки парламента по внедрению удаленного рассмотрения дел пока нет. Но мы продолжим вести диалог и отстаивать свою позицию.
— Понятно. Как и по ОАСК. Вы лично за полную автоматизацию или за частичную?
— Перспективной и позитивной во всех смыслах (в том числе и в антикоррупционном) является полная автоматизация, как в развитых странах. Но там уже появляются вопросы совершенно иного порядка. В то время как мы спорим о том, как сканировать документы в канцелярии, они отдали рассмотрение дел первой инстанции искусственному интеллекту. Параллельно отвечая на моральный вопрос о том, имеет ли право человек на пересмотр его дела человеком. Вы понимаете величину пропасти? По сравнению с этими странами мы находимся просто в нулевой точке.
Однако мы можем уже сейчас поставить стратегическую цель и маленькими шагами начинать движение. Отдавать шаблонные дела (алименты и мелкие правонарушения, например) компьютеру с последующим правом в случае несогласия обратиться к судье, постепенно тем самым сокращая трату огромных человеческих и финансовых ресурсов.
— С автоматизацией разобрались. А по поводу недофинансирования судебной системы в целом вы с кем переговоры ведете? С правительством? Недофинансирование касается прежде всего аппаратов судов? Проблема очень остро стояла перед войной, когда работники массово увольнялись из-за мизерных зарплат.
— На самом деле, поднимая вопрос финансирования аппарата судебной системы, я прекрасно понимаю, что во время войны трудное и неблагодарное дело — говорить о деньгах. Но еще труднее не говорить о нашей основной задаче — сберечь государственные институты. Суд — один из ключевых. Ситуация усугубляется каждый день. С той же Государственной судебной администрации правительство сняло 1,5 миллиарда гривен, а это около 12% годового фонда оплаты труда. Надо либо увольнять людей, либо урезать зарплаты. Основной риск здесь в том, что в результате судебная система потеряет большинство квалифицированных специалистов аппарата.
На сегодняшний день зарплата работника аппарата суда ниже, чем кассира супермаркета. При том, что это государственные служащие, которые имеют высокую квалификацию, принимают присягу, имеют определенные ограничения и несут большую ответственность. Не хотелось бы окончательно потерять весь интеллектуальный потенциал. По моей информации, около 10% работников аппарата не готовы возвращаться на свои рабочие места.
Сейчас все решения в этой части принимает правительство. Мы со своей стороны делаем все, что можем, рассчитывая на встречное движение.
— Тот же Смирнов, продолжая тему оптимизации работы судов в военный период, заявил о том, что вы можете черпать ресурсы из судебного сбора. И на зарплаты аппарата в том числе.
— По поводу объективного снижения количества исков в суды я уже сказал. Если исков приходит на уровне 10% от довоенной нормы, то и поступления в бюджет на таком же уровне.
Стоит пояснить также, что украинские суды финансируются в основном из бюджета и только частично (10%) из судебного сбора. Но в развитых странах ситуация совершенно другая. Там суды полностью финансируются за счет поступлений от судебного сбора. Однако для того, чтобы этот механизм реально заработал у нас, надо не только внести определенные изменения в законодательство, но и существенно повысить ставку судебного сбора. Каждый человек в среднем один раз за свою жизнь обращается в суд. На сегодняшний день обращение в суд ему обходится в среднем в 200 гривен. Что на самом деле очень смешная сумма, на которую нужно завести дело, оплатить Интернет, пользование информационной системой, выплачивать зарплату судьям, аппарату, охране и пр.
Поэтому я убежден, что ставку судебного сбора нужно существенно повышать. И ставки были выше. Их снизили в последние два года. Хотя при высоких ставках спрос на судебные услуги не снижался.
При этом повышение судебного сбора не должно касаться льготных категорий — пенсионеров, людей с инвалидностью, одиноких матерей, уволенных с работы и прочих, которые сегодня полностью освобождены от этого платежа или же оплачивают минимальный.
Если же это хозяйственный спор или спор с органом власти, то надо платить. Тем более если истец выигрывает дело, то ставка судебного сбора согласно украинскому законодательству взыскивается с проигравшей стороны. И это также может быть хорошим стимулом к тому, чтобы не подавать необоснованные иски.
Суд и судебная власть
— На момент начала войны в судебной системе были запущены два процесса — собеседования на должности членов Высшего совета правосудия, а также подача документов на участие в конкурсном отборе в Высшую квалификационную комиссию судей. Буквально накануне вторжения члены ВСП ушли в отставку. Отбор заморожен. В результате в Украине нет легитимных органов судебной власти — ни ВККС, ни ВСП. Часть полномочий передана лично главе Верховного суда. То есть вам.
Как судебная система справляется с вызовами, являясь, по сути, обезглавленной? Никто не может назначить/уволить/привлечь к дисциплинарной ответственности судью.
— Это большая проблема. Я, скажу честно, был против решения членов ВСП увольняться со своих должностей в такой критический для государства момент, буквально за день до начала войны. Я голосовал против и убеждал каждого остаться и продолжить работу. Мне до сих пор стыдно за это их решение.
— Вот прямо здесь вас захейтят стейкхолдеры судебной реформы от общественных организаций. Поясните, почему для вас номинальное присутствие института в правовом поле важнее его качества? Точнее, некачества.
— Зная систему изнутри, я имею собственное мнение на этот счет. Подавляющее большинство членов ВСП — адекватные и профессиональные люди. Я не владею информацией об их доходах и расходах, а также их имуществе и путешествиях. Все это должно было быть оценено Этическим советом ВСП с участием международных экспертов, который был создан в ходе реформы.
— Но вы же владеете информацией о том, что эти адекватные люди не голосовали за отстранение главы ОАСК Павла Вовка от обязанностей.
— Дело в том, что влияние в ВСП имели персоналии, которые подталкивали совет к подобным, на мой взгляд, глубоко ошибочным решениям. Без этих людей можно было бы удерживать институт в рабочем состоянии, пока Этический совет занимался бы проверкой их пригодности и отбором новых людей. Даже не идеально работающий институт на таком этапе лучше отсутствующего вовсе.
— То есть вы были за отсечение гнилой головы как внутри ВСП, так и во всей судебной системе?
— Грубо говоря, да. И этот процесс был, по сути, уже осуществлен. Конституционные функции ВСП нельзя никому передать. Потому что во время военного положения нельзя вносить изменения в Конституцию. А у нас есть судья-коллаборант, которого нужно привлечь к уголовной ответственности и в дальнейшем уволить. И сейчас мы ищем возможность внести какие-то точечные изменения в закон, чтобы дать возможность увольнять и привлекать к ответственности коллаборантов. Неувольнение — это тоже прямой сигнал системы о том, что все можно. Понимаете?
Вот что значит работающий/неработающий институт. То есть реформа — это очень тонкая вещь, где главное не только изменить, но еще и не навредить в погоне за изменениями.
— Какой судебная система должна выйти из этой войны?
— Здесь три ключевых момента.
Во-первых, мы действительно вошли в войну на пике реформы высших органов судебной власти, которая была объективно необходима. При этом не забываем, что в бэкграунде судебной системы Украины — 3 миллиона решений, которые выносятся судами ежегодно и из которых только 100 тысяч доходят до Верховного суда. Это означает, что мы имеем 2 миллиона 900 тысяч решений, с которыми согласны наши граждане и которым они доверяют. И которые выносят наши судьи.
Да, они разные, но основной негатив и коррупция сосредоточены на уровне принятия решений в отношении органов государственной власти и крупного бизнеса, в так называемых резонансных делах. В то же время (и мы об этом уже говорили) часто для того, чтобы решить эти проблемы, не хватает политической воли.
Во-вторых, война — это тысячи погибших и одна на всех боль. Плюс великое единение народа и всех ветвей власти, связанное желанием защищать свою страну. Это добро в чистом виде, которое победить невозможно ни одному диктатору.
В-третьих, если после всего, что сейчас переживает наша страна, после всего, что чувствуем мы, когда видим кадры из Бучи, Мариуполя, Краматорска, после всего, о чем мечтают наши дети после окончания войны, мы позволим вновь проявиться равнодушию, коррупции, схемам и очередным «пленкам», вот тогда-то мы реально и потеряем государственность. И грош цена тогда всем нам. Включая судебную власть.
Больше статей Инны Ведерниковой читайте по ссылке.