Война стала обыденной. Но не перестала быть страшной.
Война в одно мгновение разорвала в кровавые клочья наши планы, мечты, иллюзии. И в один день нас сшила. Суровой нитью прямо через рану, пульсирующую страданием и гневом. Война сшила нас без наркоза. Сшила навсегда.
Неминуемые будущие прорехи можно будет заштопать. Но попытку раскроить нас ожидает тот же итог, что и путинский блицкриг.
Три десятка лет мы мучительно искали прообраз национальной идеи. Возможным общим знаменателем служила туманная формула — жить в Украине, которой хочется гордиться. Без условностей и оговорок.
Сегодня мы гордимся государством, которое пытаются убить. Более месяца. Ежедневно. Жестоко. За непрерывность жизни страны мы продолжаем платить чудовищно высокую цену — оборванными жизнями людей. Нерожденными за возрождение. И не мы выбирали плату.
Мы выбрали путь — выстоять, чтобы состояться. Состояться как полновесное Государство. Без условностей и оговорок.
Условный знаменатель превратился в реальное знамя.
Враг готовил нас к апокалипсису. Мы переживаем катарсис. Процесс очищения и возвышения. Процесс болезненный, мучительный, кровавый. Теряя многое и многих, очищаемся от бесполезного и возвышаемся над вторичным. Война заставляет нас за недели совершать то, что нам не хотелось делать за годы неоцененного мира.
Мы обретаем смысл. Мы наконец-то понимаем, кто мы.
Захватчики отправлялись на Киевщину, Черниговщину и Сумщину как на сафари. А превращались в загнанную добычу, отстреливаемую и отлавливаемую по окрестным лесам и болотам местными охотниками.
Агрессоры рассчитывали, что на Николаевщине все закончится как восемь лет тому в Крыму — стрельбой в воздух и селфи с котиками. Но теперь на памятных фото, сделанных нашими бойцами, красуются их беззубые «Тигры», украшенные ошметками паленой шерсти несостоявшихся хищников.
Оккупанты верили, что на Харьковщине «освобожденные» будут встречать их цветами. Теперь их танки, бэхи и бэтээры, помеченные огненным цветком смерти, превратились в «коммунальные» гробы для «освободителей».
24 февраля Украина стала Соборной. Раствор для фундамента единства был замешан на крови погибших уже в первое утро — от Галичины и Волыни до Донбасса и Таврии.
Война не закончится завтра. Но очевидно, что выиграть ее враг не в силах. Наша победа — вопрос времени и цены. Возможно, страшной.
Наши прагматичные партнеры пригнулись еще до выстрела. Мы не упали после первых залпов, предательски обрушившихся на наши заставы, аэродромы, арсеналы. На дома, больницы, церкви.
Страна за день сменила мягкие тапочки, стильные шпильки и растоптанные кроссовки на грубые берцы. И отправилась воевать с врагом и со множеством возникающих проблем. Выигрывая часы и дни для государства, пока плохо смазанные колеса системы с трудом встраивались в узкую колею военного времени. Времени, наконец-то превратившего Страну и Государство в сплав. Очень надеюсь, что не временно.
Агрессоры окончательно запутались в расчетах, когда Украина падет. Украинцы ведут счет потерям. Своим. Чужим. Скорбный счет павших соплеменников. И методичный счет вражеских «двухсотых».
Общее внешнее неверие в наши силы эти силы только умножает. Нам не на кого полагаться, кроме себя. Когда грозящая смерть служит единственной альтернативой желанной победы, не верить в победу невозможно. Эта вера делает нашу грядущую победу (все еще непостижимую для большей части остального мира) абсолютно реальной.
Украинцы ежедневно разбивают чудовищную машину убийства. Изобретательно и неумолимо. Часто весело. И неизменно яростно.
Кремлевский психопат рассчитывал нас разъединить, но развязанная им война окончательно нас объединила. Он намеревался возрастающей жестокостью подавить нашу волю к сопротивлению. Но каждая новая потеря лишь множит число тех, кто готов рвать зверье зубами.
Для большинства Украинцев, все происходящее с леденящего утра 24 февраля, превратилось в один долгий, тяжелый день. Когда каждые новые календарные сутки — лишь очередная зарубка на прикладе. Еще одна отметка на окровавленной, испещренной осколками стене. Отделяющей расстрелянный мир от все еще живучей войны. Сегодняшнюю обжигающую боль от завтрашней выстраданной победы.
После которой наконец начнется новый День.
Μολών λαβέ (Приди и возьми)
Очевидно, что агрессор ставил на блицкриг.
Замахиваясь на роль собирателя русских земель, Путин превратился в собирателя русских в земле. В украинской земле. Куда их методично укладывают наши бойцы. Но собрал их здесь именно он. И продолжает собирать. Взамен уничтоженных, искалеченных, плененных, дезертировавших, «самострельщиков». Пока бесноватый не готов сворачивать с дороги, ведущей РФ в ад. «Бабы еще нарожают…» — рецептура «великих» имперских побед остается незатейливо неизменной.
Наши Вооруженные силы, подразделения теробороны и стихийно созданные отряды ополчения систематически утилизируют технику врага целыми колоннами. Сейчас после смены противником тактики, масштаб его потерь несколько снизился, но нанесение чувствительных ударов по второй армии мира продолжается ежедневно.
Бронированные монстры с надписями «На Киев!» отправляются по известному всему миру адресу. На икс, игрек и Z боком. Вслед за ними в худший мир следуют целые подразделения «освободителей», чьи зверские методы ведения войны ничем не отличается от нацистских.
Может именно это имели в виду рашисты, расписывая стены домов и лобовые стекла машин воинственным «Можем повторить!»? Ведь «русский мир» с высоты мечтаний о «Третьем Риме» низвергся до «четвертого рейха». Верю, что он и закончит как рейх третий.
Нюанс в том, что немецкие нацисты были раздавлены коалицией держав. В составе которой были два крупнейших государства планеты. А с рашистами Украина бьется в одиночку. «Ленд-лиз 2.0» из тонкой струйки превратился в ручеек, но полноводной рекой не стал. Шансы на открытие полновесного «второго фронта» пока выглядят теоретическими.
Три десятка лет коллективный Запад выступал в роли вегетарианца, с руки кормившего хищника сырым мясом. Теперь он удивляется, как проглядел взращивание людоеда.
Санкции, запущенные в 2014-м году, должны были стать для путинской России костью в горле, но оказались лишь камешком в ботинке. Слова о вечных ценностях обнулялись при столкновении с нулями утраченных текущих прибылей. Западные компании обходили введенные их странами ограничения и помогали находить лазейки компаниям российским.
Окончательная утрата Путиным связей с реальностью — прямое следствие западной Realpolitik.
Вот почему Кремль рассчитывал: даже в случае полномасштабного вторжения коллективный Запад не способен жестко отреагировать в короткие сроки.
Поэтому рашистам требовалась быстрая и по возможности эффектная победа. Вопрос «Хотят ли русские войны?» стал риторическим навеки. Они ее хотели, они ее получили. Но она не получилась маленькой и победоносной.
В ходе подготовки к вторжению агрессор допустил несколько очевидных существенных просчетов.
1. Противник недооценил состояние Вооруженных сил Украины (как боеспособность, так и в первую очередь морально-боевой дух). Формально козыри были на руках у врага — на его стороне были внезапность, преимущество в целом ряде ключевых составляющих — в ракетном вооружении, в авиации, системах ПВО и РЭБ, в военно-морском компоненте.
На руку агрессору играл и тот факт, что значительная часть боеспособных бригад ВСУ была сконцентрирована в зоне проведения Операции Объединенных сил (Донецкая и Луганская области), где они были сразу подвергнуты массированным обстрелам и атакованы войсками противника. Количество и качество воинских частей, дислоцированных в момент начала войны на остальной территории Украины, с точки зрения российских военных, не выглядели достаточными для полноценного отражения масштабной агрессии.
С первых минут вторжения враг прицельно и систематически бил по аэродромам, объектам ПВО и РЭБ, арсеналам боеприпасов и складам горючего, местам сосредоточения техники, пунктам управления войсками. Цель — лишить армию ресурсов, необходимых для обеспечения полноценной обороны, вызвать дезорганизацию, хаос и панику.
Присутствовал и расчет на то, что некоторая часть командного состава ВСУ, включая часть офицеров высшего звена, пойдет на сговор с оккупантами. Вследствие чего значительная часть личного состава воинских частей согласится на добровольную сдачу в плен либо дезертирует из зоны боевых действий. Насколько известно, на соответствующую «работу» с украинскими военными российским спецслужбам была выделена изрядная сумма. Подавляющая часть средств (в лучших традициях небратского народа) была освоена «подрядчиками» и не дошла до потенциальных адресатов. Но даже если бы случилось иначе, едва ли захватчикам это помогло бы.
Расчет изначально оказался неверен. Армия оказалась стойкой, бойцы — мотивированными, командиры — квалифицированными. Степень патриотизма и уровень морально-боевого духа в разы превосходил ожидаемое врагом.
2. Враг не слишком высоко судил о жизнеспособности украинских государственных институтов и в первую очередь о мере стойкости первого лица. Президент, вопреки прогнозам кремлевских разведок, не сбежал, не капитулировал, не ударился в панику. Видел его в первые, самые сложные и самые страшные сутки вторжения. Потому могу (пускай и субъективно) судить о высоком уровне самообладания.
Зеленский оказался настоящим бойцом и показал себя реальным лидером. Месяц с небольшим войны сделал для его становления больше, чем почти три года политических экспериментов. Внутренняя убежденность делает его убедительным вовне. Пойманный драйв умножается привитым войной чувством полной ответственности за происходящее. Это позволяет ему быть максимально эффектным в эмоциях и эффективным в делах. Настолько, насколько позволяют реальная ситуация и запас сил. Если ранее можно было догадываться о наличии у главы государства стержня, то сейчас можно утверждать, что этот стержень проходит процесс успешного закаливания.
Разговоры о том, кем/каким он будет после войны/победы кажутся несвоевременными. Чтобы добиться победы, стоит отставить в сторону все, что от ее приближения отвлекает.
Первые лица страны не покинули Киев даже тогда, когда положение столицы выглядело откровенно угрожающим. Премьер и спикер остались на своих привычных рабочих местах. Парламент не прекращает работы над законами и регулярно собирается конституционным большинством на пленарных заседаниях. В являющемся удобной мишенью здании под куполом даже во время воздушных тревог.
Исполнительная власть не рассыпалась, местное самоуправление не разбежалось. Значительная часть мэров умудряется выполнять критически необходимый набор функций в полностью блокированных населенных пунктах, и зачастую даже в тисках временной оккупации.
Большинство губернаторов, градоначальников, глав местных рад, провинциальных чиновников и депутатов (включая тех, кого небезосновательно подозревали в русофильстве), активны и мотивированы. Они равняются на президента, они ориентируются на настроение населения. Но, главное, их всех объединяет искреннее и объяснимое неприятие «русского мира» во всей его обнаженной звериной сущности.
Агрессия внесла коррективы в распределение «свой—чужой». Категорию первых после 24 февраля пополнило немало тех, у кого до войны была репутация токсичных персонажей. Они остались на своих местах и включились в систему противостояния врагу. И это тот самый случай, когда говорить о возможной политической конъюнктуре не приходится. Потому что «Калибр», «Искандер» или «Смерч» перед прилетом не спрашивает, как ты голосовал за «мовний закон», где был во время Майдана, есть ли у тебя недвижимость в Крыму, на какой пост рассчитываешь после победы.
Особенности военных изменений политического рельефа и последствия этого процесса будем анализировать, когда стихнут сирены и замолкнут орудия. Констатируем очевидное: остался на посту — совершил поступок. Воспримем как данность. Превратившуюся для захватчика в дополнительную проблему.
3. Главным просчетом агрессора стала недооценка настроений населения. Точнее, глубоко ошибочная оценка. Неизвестно, что именно легло в основу этого фатального промаха. Низкий профессионализм спецслужб? Чрезмерное доверие к мнению «экспертов» — иммигрантов-коллаборантов, опиравшихся на собственные субъективные оценки восьмилетней давности? Нежелание донести до Путина реальное положение вещей? Не суть важно. Важен результат. И этим результатом стал отпор агрессору.
Вламываясь в города и села, оккупанты оказались не в силах сломить их население. Жители Херсона, Бердянска, Мелитополя, Скадовска, Приморска, Купянска, Энергодара, Троицкого, Новопскова и множества других захваченных, но не порабощенных населенных пунктов, к изумлению орды, не пожелали платить дань смирением. Люди как могли защищали право быть Собой на Своей земле.
Вопреки расчетам врага, вопреки опасениям отечественных скептиков, украинский Восток с первых дней вторжения стал цитаделью сопротивления.
И потому зверское уничтожение Мариуполя и методичное стирание с лица земли Харькова — в первую очередь садистская месть обезумевшего маньяка за крушение его извращенных представлений о нас. Об Украине как о государстве-призраке. Об украинцах как о нации предателей.
Юг и Восток страны, рассматривавшиеся новоявленным фюрером в качестве инкубаторов коллаборационизма, стали крематориями его грез о блицкриге.
Там, где орки планировали встретить страх и растерянность, они нарвались на ярость и отпор. Сопротивление вместо лояльности, протест вместо поддержки. Толика малая тех, кто пошел на грех предательства, растворилась в мензурке погрешности. Сила духа Украинских граждан оказалась для захватчиков не меньшим препятствием, чем сила оружия Украинской армии.
Обратная сторона недооценки противника — переоценка своих возможностей.
В первую очередь Путин переоценил собственные вооруженные силы. Вирус победобесия обернулся пандемией победовзбесия. Культ величия армии прививался такими дозами, что от неумеренных инъекций началось головокружение. Головокружение от несуществующих успехов.
Рашисты в социальных сетях переиначили свой же популярный мем на агрессивный лад: «В чем правда, брат? Правда в силе». Отрицание множества варварских преступлений превращают в бессмыслицу любой разговор о русском смысле слова «правда». Сгоревшая до гаек, смердящая бронетехника и гниющие на полях трупы («своих не бросаем») доказали бессилие их силы.
Путинские вояки, по сути, впервые столкнулись с регулярными вооруженными силами, многочисленными, неплохо вооруженными и оснащенными, укомплектованными личным составом с боевым опытом.
Перед войной, не отрицая возможности широкомасштабного вторжения, я, тем не менее, оценивал ее вероятность как низкую. Исходя из объективных причин. Сил и средств армии РФ хватало для ведения боевых действий, но они не выглядели достаточными для боев со стойко и умело обороняющимся противником. Более того, их точно не хватало для удержания захватываемых территорий. И, главное, группировке, сконцентрированной у наших границ, вполне очевидно не хватало ресурсов, необходимых для ведения сколько-нибудь продолжительной войны. Получаемая информация свидетельствовала о наличии значительного количества вооружения и техники. Но отсутствовали необходимые для обеспечения группировки столь же внушительные запасы боеприпасов, топлива и продовольствия. Кроме того, согласно имевшимся данным, российские батальонно-тактические группы были укомплектованы военнослужащими не просто из разных воинских частей, а из разных округов. Причем часть этих БТГр была сформирована непосредственно перед войной. Такой подход не мог не отразиться на боеспособности этих соединений.
При таких раскладах вторжение могло быть успешным только в том случае, если армия противника разбежится после первого же удара, а местная власть и население сразу и массово пойдут на сотрудничество. Лично мне это казалось бредом. Путину, как выяснилось, нет. И, как оказалось, большинству наших западных партнеров тоже.
В итоге уже к концу первой недели у отдельных частей и подразделений агрессора обнаружились проблемы с топливом, боекомплектом и продовольствием. А концу второй у многих они превратились в проблемы критические. И по украинским дорогам потянулись колонны машин со снарядами, патронами, бензином, соляркой и провиантом, становясь целями для нашей артиллерии и авиации.
Ошарашенные «теплым приемом» украинского населения агрессоры только сейчас озаботились установлением полновесного оккупационного режима на захваченных территориях, в первую очередь в Херсонской и Запорожской областях. Формируются бригады из военных полицейских, росгвардейцев, контрразведчиков, оперов, прокуроров, чиновников. Требуются дополнительные людские ресурсы для несения службы на блокпостах, патрулирования улиц, охраны объектов, для борьбы с подпольем, для разгона массовых акций и т.д. Учитывая тот факт, что резервы необходимы и для подпитки группировки, ведущей боевые действия, государству-захватчику придется сильно поднапрячься. Тем более что страстно желающих ехать в «командировку» в стреляющую Украину в России с каждым днем все меньше. Невзирая на все еще массовую поддержку населением империи захватнической войны.
Delictum omissionis (Преступление бездействием)
Народ-«богоносец», выносивший царя-дьявола, заслуживает отдельного упоминания.
Руководитель делегации РФ на переговорах с Украиной Владимир Мединский до войны широкой украинской публике был известен разве что как автор экзотического «открытия». Лет десять тому тогдашний министр культуры РФ утверждал, что у русского народа «имеется одна лишняя хромосома».
Месяц войны лично меня, не слишком сведущего в генетике, убедил, что русскому народу, вероятнее всего, одной хромосомы недостает. Той, что должна отвечать за Достоинство. Не за лакейский пафос, не за лубочный патриотизм, не за надувное величие. За умение держать спину ровной, за способность совершать поступки.
Наиболее высокоточным оружием в России оказался телевизор. Средство массового поражения мозгов превратило соседнюю нацию в скопище безмолвных рабов. Отправляющих на убой сыновей и благодарящих убийцу за это.
Семьсот лет тому великий Данте остроумно описал возможное обустройство загробного мира. По его версии, безропотные соглашатели после смерти не заслуживают не только рая, но и пекла. Прожившие овечью жизнь малодушные кивалы обречены вечно мучиться еще перед первым кругом ада. Обнаженные, до крови искусанные насекомыми, они с дикими криками от нестерпимой боли огромной толпой бегают по кругу, искупая бесполезное существование. Страдая даже не за грехи, а за жалкое потакание злу и рабскую неспособность творить добро.
Подозреваю, в этой части внеземного пространства в ближайшее время будет знатная давка. Намного превосходящая современные российские очереди за сахаром. Толпа существ, отвергнутых Небом и презираемых преисподней, будет ежегодно неумолимо пополняться десятками миллионов российских обывателей. Чья рабская покорность позволила бойне начаться, чье холопское поддакивание позволяет ей продолжаться.
Современный русский «бунт» против жестокой неправедной войны прогнозируемый. Бессмысленный и беспомощный. Преимущественно он выражается в:
— либеральных постах, где возведенные «крепости» красивых слов просто скрывают уродливый крепостнический страх;
— нечастых митингах, больше похожих на ивент-тусовки, чем на акции протеста;
— банальном бегстве из страны, которую покинули не только МакДональдс, Луи Виттон и Лига чемпионов, но и здравый смысл. И большинство бежит не из-за наличия чувства вины, а из-за отсутствия айфонов и гамбургеров.
Число россиян, отважившихся на какую-то форму протеста, жалко. Как жалок в подавляющем большинстве и накал их возмущения.
После 24 февраля тема о «братских народах», тем более об «одном народе», закрыта навсегда. Сегодня разница между ними и нами, очевидная любому в Украине, становится очевидной остальному миру и могла бы стать очевидной в России. Но у них там что-то явно не так с хромосомами.
Они не каются. Не каются позеленевшие от страха пленные контрактники, накануне вторжения обещавшие (соцсети не горят) друзьям и подругам «мочить укропов», а теперь испуганно лепечущие «не знаю, ехал на учения, ни в кого ни разу». Не скорбят сбитые убийцы-летчики, заученно повторяющие «работал с больших высот, по координатам». Не бомбил жилые кварталы, а «работал». Не убил мирного жителя, а «применил оружие». Они выдавливают из себя казенные извинения, потому что им страшно. Не вижу в их глазах стыда. Они корят себя не за содеянное, а за то, что попались.
Не каются их жены и матери. Телефонные разговоры, перехваченные нашими, доказывают это с убийственной очевидностью. Их не возмущают рассказы мужей и сыновей о преступлениях рашистов, в абсолютном большинстве случаев максимальная эмоция — удивление, как правило, равнодушное. Они поощряют мародерство. Они сами призывают к убийству — «е…ашь их всех», «не жалей никого, они там все бендеры», «стреляй во всех подряд, мирный-не мирный, главное, живой вернись».
Один народ? Братский народ? Сочувствие? Сострадание? Возмущение?
Они просто не относятся к нам, как к людям. Они отказывают нам в праве быть людьми. И потому многочисленные зверские убийства мирного населения — не только попытка запугать, не просто гнусная месть за военные поражения. Это объективное следствие того, во что превратилась Россия — страна, сама расчеловечившая себя.
Мы не успели возвести между двумя государствами надежную стену. Теперь между нами пропасть. На дне которой будут покоиться тысячи окровавленных «георгиевских» ленточек, перед вторжением гордо повязанных на каски и рукава будущих «двухсотых». Черно-оранжевая тряпка теперь всегда будет восприниматься как знак смерти, как клеймо убийцы. Даже теми в Украине, кто еще совсем недавно искренне считал ее безобидным ностальгическим символом.
Читайте все статьи Сергея Рахманина по ссылке.