Размышлять о росте экономики и инвестиционных проектах в то время, когда человечество переживает трагические минуты своей истории, кажется, на первый взгляд, весьма кощунственным. Тем не менее говорить об этом надо. Ведь само определение экономических последствий катаклизмов — как природных, так и созданных самими людьми — может помочь значительно уменьшить их негативное влияние. Так что нет ничего удивительного и предосудительного в том, что после недавних терактов в Америке аналитики от экономики бросились тщательно прочесывать страницы истории, стараясь усвоить уроки ранее случившихся крупных бедствий и катастроф.
Ни для кого не секрет, что катаклизмы разрушают сами экономические устои государств, в которых они происходят. Унесенные человеческие жизни и капиталы неизбежно приводят к сокращению производства и снижению потребления произведенных товаров. Значительно сложнее предсказать последствия действий, связанных с попытками инвесторов воссоздать утраченный капитал. Еще более сложно определить результаты вызванных катастрофами долговременных изменений в структурах потребительских расходов. Кстати, эти расходы в Америке сегодня составляют более двух третей ВНП.
Оценивая террористические акты в США скупыми бездушными цифрами о количестве погибших и утраченного имущества, их можно сравнить с такими природными катастрофами, как наводнения, ураганы или землетрясения. Поэтому немного пролить свет нам могли бы помочь два недавних крупнейших землетрясения — калифорнийское 1994 года, унесшее жизни 50 человек, и японское 1995-го, разрушившее город Кобе и стоившее Стране восходящего солнца 6,5 тыс. погибших и 150 млрд. долл. экономических убытков.
Землетрясение в Кобе произошло во время очередного спада экономики Японии, продолжавшегося уже в течение трех лет. Согласно данным аналитика Эдварда Линкольна из вашингтонского Брукингского института, тревоги инвесторов по поводу дальнейшего экономического развития страны были развеяны в течение недели, когда выяснилось, что большинство предприятий, в отличие от портов и автострад, от катаклизма не пострадали. Однако позднее Япония столкнулась с еще одной катастрофой, сотворенной, как говорят, «руками человека». По количеству человеческих жертв газовая атака, организованная террористами из «Аум Сенрике», несопоставима с землетрясением: в токийской подземке погибли всего 12 человек (тысячи, правда, были травмированы). Но террористический акт имел значительные последствия для экономики — он вселил страх в сердца жителей японской столицы, и потребительская способность населения резко снизилась. Тем не менее, опасения аналитиков по поводу того, что эти два несчастья окажут серьезное воздействие на экономическое развитие Японии, обострив все негативные тенденции того времени, оказались преждевременными. В действительности экономика сохранила годовой рост в 1,6 процента. Как выяснилось позже, этому способствовали решительные действия японского правительства, предложившего инвесторам ряд серьезных финансовых стимулов.
А в Калифорнии дела в экономической сфере пошли после землетрясения даже лучше, чем до него. В то время штат только начинал выкарабкиваться из общеамериканской экономической пропасти 1990—1991 годов. Калифорнийские аэрокосмические заводы и другие предприятия военно-промышленного комплекса перебивались без заказов после распада Советского Союза и окончания «холодной войны». Многочисленные сходы лавин и лесные пожары, обрушившиеся на штат после землетрясения, казались чуть ли не проклятием, ниспосланным за какие-то грехи Господом. Тем не менее, к удивлению многих, на самом деле они оказались благой вестью, ознаменовав новый длительный экономический бум. С 1995 по 1999 годы экономика Калифорнии демонстрировала невиданный рост — 6,9 процента в год.
Готовясь к возможным последствиям действия «вируса тысячелетия», американский Совет экспертов в области экономики изучил экономические последствия более двух десятков природных катастроф, случившихся в США за последние тридцать лет. Оказалось, что ни одна из них, в том числе и ураган Эндрю, уничтоживший в стране материальных ценностей на сумму, эквивалентную одному проценту ВНП, не оказывала серьезного влияния на экономический рост Соединенных Штатов более, чем на протяжении одного квартала. Годовые же темпы роста экономики США оставались неизменными.
На первый взгляд, все это кажется удивительным. Однако секрет столь успешного преодоления американской экономикой природных катаклизмов может заключаться в другом — все зависит от того, каким образом американцы определяли свои экономические показатели. Ведь уничтожение части основного капитала страны никак не отразилось на значении ВНП, в то время как усилия по воссозданию этого капитала неизбежно нашли свое отражение в росте валового внутреннего продукта.
Единственным серьезным поводом для беспокойства сегодня может быть то, что связанное с терактами резкое усиление мер предосторожности на транспорте негативно воздействует на экономику США, затрудняя доставку товаров из одного места в другое. В пользу этого свидетельствует и пример Кобе, и крупнейшая забастовка американского персонала службы экстренной доставки United Parcel Service (1997 год). Тем не менее, и в том, и в другом случае компании нашли альтернативные способы доставки грузов и корреспонденции. Похоже, гибкость экономических механизмов позволяет современным развитым государствам приспособиться к любым неприятностям.
Следует признать, что землетрясения и забастовки являются все же не лучшими аналогиями для той войны против терроризма, которую объявила сегодня Америка. Природные катаклизмы хоть и трагичны, однако скоротечны по времени и ограничены по району воздействия. Войны отличаются от них и продолжительностью, и географическими масштабами.
После того, как в августе 1990 года Ирак оккупировал Кувейт, индекс уверенности американских потребителей в устойчивости своего экономического положения (и характеризующий готовность к затратам на приобретение потребительских товаров) резко пошел вниз, а цены на нефть взлетели до невиданных вершин. Тогда, в начале 90-х, также как и сегодня, в экономике США наблюдалось замедление темпов роста и значительное падение объема инвестиций. Но в то время процентные ставки были вдвое выше, нежели теперь, а потребление нефти обеспечивало большую и главную часть ВНП. Вышло так, что кризис в Персидском заливе лишь подтолкнул уже больную и слабую экономику США к рецессии.
Сама война, или перспектива ее возникновения, снижает привлекательность экономического климата для частных инвестиций, разрушая привычные схемы и шаблоны систем производства и потребления. Измерить влияние этого фактора на экономику той или иной страны можно с помощью такого показателя, как «надбавка за риск капиталовложений». Она представляет собой сумму, запрашиваемую инвесторами для компенсации их риска, который они совершают, помещая свои деньги в ненадежные акции, вместо того, чтобы направить их в безопасные государственные фонды.
Недавние исследования, проведенные компанией Morgan Stanley, позволили определить надбавку за риск капиталовложений как перед началом Второй мировой войны, так и в ее ходе. С 1937-го до июня 1940 года (эвакуации Дюнкерка) этот показатель более чем удвоился и достиг девяти процентов, однако к концу войны он вернулся к первоначальному значению.
Подобные, правда, меньшие по величине, изменения надбавок за риск наблюдались и во время Кубинского кризиса, и в период нефтяного эмбарго 1973 года, и во время войны в Персидском заливе десять лет назад.
Что же касается правительственных расходов, то они в военное время обычно резко возрастают. Во время Второй мировой войны в США за их счет были покрыты все потребности военной машины государства, а заодно ликвидированы и остатки последствий американской «Великой депрессии» 30-х годов. Точно также расходы правительства стали трамплином для экономического бума во время корейской и вьетнамской войн. Беспрецедентное увеличение Вашингтоном затрат на обеспечение безопасности аэропортов и авиаперелетов, на ужесточение пограничного контроля в стране и на военные нужды может иметь похожий эффект.
Однако не следует забывать, что все аналогичные экономические подъемы прошлого имели место после наращивания боевой мощи традиционных армий, призванных участвовать в традиционных войнах. Результатом крупнейшей за всю историю человечества антитеррористической операции могут стать лишь множественные риски, которые впоследствии не будут компенсированы каким-либо положительным экономическим эффектом.