Когда в 1994-м Польша подписала соглашение об ассоциации с ЕС и стала всерьез заявлять о желании полного членства, наибольшим препятствием для этого представлялось катастрофическое состояние польского села. А еще проблемы с экологией (мол, жесткие экологические требования ЕС разрушат польскую экономику) и тяжелой промышленностью "польского Донбасса", то есть Верхней Силезии. В течение всего переговорного процесса сельские жители наиболее скептически относились к евроинтеграции Польши, а в 2003 г. премьер Лешек Миллер едва не отказался от вступления в ЕС именно из-за отсутствия компромисса по сельскому вопросу. Но неожиданно для всех уже через несколько лет после вступления Польши в ЕС стало понятно, что больше всего от евроинтеграции выиграло именно польское село, за эти годы изменившееся к лучшему гораздо больше, нежели крупные метрополии.
Если вернуться к тому же 1994-му, то увидим, что тогдашняя ситуация в Польше накануне подписания соглашения об ассоциации с ЕС очень напоминала нынешнюю украинскую. В том смысле, что в крупных польских городах уже тогда жилось более-менее нормально, а ситуация в селах стала хуже, чем при предыдущем режиме. Экономическая трансформация, начатая в 1989 г., быстро вывела Польшу в лидеры изменений в Центральной Европе. Если принимать во внимание только города, то Варшава, Краков, Гданьск или Вроцлав развивались гораздо быстрее аналогичных метрополий в Словакии, Венгрии или Румынии.
И хотя в успехах польской трансформации в те годы можно было не сомневаться, ЕС очень скептически относился к полноценному членству Польши в этой организации. Мол, ассоциацию все-таки подпишем, но польское село настолько разобщенное, нереформированное и бедное, а страна - такая большая, что ЕС никак не сможет ее "проглотить" как полноценного члена. В то же время таких проблем не было у Чехии, Венгрии, Словении и Эстонии. Они - небольшие страны, не так разрушенные социализмом, как Польша (где было военное положение, тогда как в указанных странах - нет), у них было нормальное село, которое легче (так тогда казалось) интегрировать в евросоюзовскую сельскохозяйственную политику.
"Западная патология"
Как ни парадоксально, но тогдашние проблемы польского села возникали главным образом из-за того, что Польше, одной из немногих стран советского лагеря, удалось избежать коллективизации. Колхозы основали практически только на "западных землях", то есть на бывшей немецкой территории, которая после Второй мировой войны перешла к Польше. Но и там новые польские селяне - переселенцы из-за Буга получили в собственность довольно большие наделы частной земли. Зато на территории "коренной" Польши сохранилась довоенная структура собственности, а колхозы были здесь скорее исключением и дополнением.
Государственные сельские хозяйства (Państwowe Gospodarstwa Rolne, PGR) были во времена социализма и трансформации 90-х символом всякой патологии. На западных землях хватало проблем: работники бывших колхозов не смогли приспособиться к новым, капиталистическим реалиям. На Западном Поморье, в Нижней Силезии и Вармии и Мазурах никого не удивляли целые уезды с 40-процентной безработицей. Люди привыкли работать только в PGR, которые в 1989 г. Лешек Бальцерович ликвидировал, а другого способа зарабатывать на жизнь они не знали. Поэтому источником существования стали во многих случаях пенсия бабушки, контрабанда (там, где это возможно), социальные выплаты и сбор металлолома, грибов или ягод. Выходом был также выезд на заработки в Германию. (Уже тогда для этого не нужна была виза, но для этого необходима была какая-то инициатива, чего на "западных землях" не хватало больше всего. А если еще учесть сплошной алкоголизм в этих землях, то понятно, что ситуация в польском селе, особенно на западных землях, была несравнима с той Европой, в которую Польша тогда стремилась.)
Дополнительный фактор, усугублявший социальную ситуацию на западных землях, - это убеждение их сельских жителей, что они живут здесь только временно. Вплоть до 70-х годов люди не до конца верили, что бывшие немецкие земли останутся за Польшей навсегда. Поэтому первое (и во многом второе) поколение польских переселенцев из Западной Украины, Западной Беларуси и Виленщины относилось к своим новым хозяйствам довольно осторожно. "Это не совсем мое, я сейчас тут что-то построю, отремонтирую, а через несколько лет придет немец и все заберет. Или придут коммунисты и скажут, что я самый богатый в деревне, и у меня все отнимут. Подобное со мной уже сделали в 1945-м или 1946-м, когда все отняли и переселили сюда из-под Гродно. Так лучше ничего не делать, не инвестировать слишком в хозяйство, потому что завтра все это могут отнять", - так долгие годы думали сельские жители Западной Польши и говорили это своим детям. И хотя 90-е - отнюдь не сталинские времена, подобный образ мыслей передавался из поколения в поколение, и этот менталитет был тогда большим тормозом в развитии западнопольского села.
Раздробленная сельская собственность
На территории, где колхозов (PGR) не было или было немного, подобные ситуации не встречались, но там существовали свои проблемы. В Малопольше, Мазовии, Подляшье или Люблинщине всегда существовала частная собственность на сельскохозяйственную землю, поэтому даже в худшие времена сталинизма здесь сохранилось умение заботиться о своем и хозяйствовать. Зато структура земли здесь была (и остается сейчас) такой раздробленной, что даже при самых больших способностях, дисциплине и трудолюбии выжить с этих 5–7 га просто невозможно. А именно такие наделы имели и имеют сегодня многие местные крестьяне.
В те годы на фоне патовой польской ситуации положение венгерских или чешских крестьян выглядело намного предпочтительнее. Во-первых, там доля сельского хозяйства в ВВП страны была значительно меньше, тогда как в Польше 90-х почти треть жителей страны жили с сельскохозяйственного производства. Из них лишь несколько процентов имели такие большие хозяйства, что могли считаться настоящими фермерами западного образца. Остальным едва хватало на собственные нужды. Такая структура экономики была совершенно несовместимой с европейской: в Западной Европе в сельскохозяйственном секторе было трудоустроено только 2–8% населения. А в Чехии или Венгрии - от 10 до 20%.
Неудивительно, что все 90-е годы прошли в атмосфере сплошных забастовок и протестов селян, постоянно требовавших государственного вмешательства и финансовой помощи, когда, например, падали цены на зерно или скот. Небогатое в то время государство, едва оправившееся после военного положения, не имело денег на выполнение даже части этих требований. Под давлением протестов крестьян ушел в отставку не один польский кабинет, в частности правительства Белецкого, Ольшевского и Сухоцкой. Некоторую стабильность принес только приход к власти в 1993-м посткоммунистов, т.е. Союза демократических левых вместе с Польской народной партией (Polskie Stronnictwo Ludowe, PSL), которая представляет именно сельский электорат.
Все для села
О PSL часто говорят, что она - политическая проститутка. Какое бы правительство ни было, одно не подлежит сомнению - PSL будет во власти как меньший, но необходимый член коалиции. Она уже правила вместе с посткоммунистами, на местном уровне была и в коалиции с партией Качиньского, а с 2007 г. и до сих пор является союзником Гражданской платформы в правительстве Дональда Туска.
Главный пункт программы этой особой партии - обеспечить государственные дотации для аграриев. Вместе со щедрой финансовой поддержкой со стороны ЕС это должно было принести результат в виде восстановления польского села и доведения его до более-менее европейского уровня.
Однако обо всем по порядку. Во-первых, польские крестьяне практически освобождены от налогов. Общий подоходный налог (19% от доходов физлиц) они не платят, а вместо этого являются плательщиками чисто символического специального сельхозналога - эквивалент 300–1000 грн в год (обычный житель города с сопоставимыми доходами платит в месяц большую сумму).
Во-вторых, польские крестьяне имеют собственную очень выгодную систему пенсионного обеспечения под названием KRUS. Месячный пенсионный сбор с лица составляет около 20–50 злотых, тогда как в общей пенсионной системе ZUS - это примерно 20% от месячного дохода, в среднем несколько сотен и более злотых. А в случае мелких предпринимателей это вообще проблема: независимо от того, прибыльная фирма или нет, ежемесячно нужно платить более 1000 злотых (2500 грн) пенсионного взноса, что, впрочем, не гарантирует достойной пенсии. Это и является главным препятствием в развитии малого бизнеса в Польше и основной причиной банкротств.
Но и это еще не все. Селяне имеют еще и беспроблемный доступ к государственной системе здравоохранения, причем тоже с лишь символическими взносами в Государственный медицинский фонд, которых хватает на покрытие только 5–10% потребностей. А поэтому за пенсионное, социальное и медицинское обеспечение польских крестьян должен доплачивать, за счет других категорий граждан, госбюджет. Поэтому городское население платит дважды: за свое пенсионное обеспечение и еще, через налоги, своих сельских сограждан. В наибольшей степени эти обязанности возложены на мелких предпринимателей, и именно поэтому налоговая нагрузка на мелкий бизнес в Польше - один из самых высоких в ЕС.
Расходы на эти скрытые государственные дотации для села являются главной причиной чрезмерного дефицита и задолженности Польши. Именно поэтому страна не смогла еще ввести евро, и, согласно официальным показателям, это вряд ли возможно по крайней мере до 2020 г. О необходимости реформировать государственные финансы (т.е. урезать скрытые дотации для села) говорится в Польше с самого начала трансформации, однако пока у власти остается упомянутая уже селянская партия PSL, какая-либо реформа невозможна.
Ультиматум Миллера
Открытая и скрытая государственная поддержка сельских граждан - это только одна из причин их сегодняшнего благополучия. Другая составляющая - щедрые дотации от ЕС, которые в Польше намного больше, чем у других новых членов Евросоюза.
Когда Польша в 2002–2003 гг. находилась на финишной прямой переговоров о членстве в ЕС, вдруг возник спорный вопрос о размере дотаций для поляков в рамках единой сельскохозяйственной политики ЕС. Брюссель никак не хотел согласиться на полное финансирование польских крестьян и предлагал только 20–30% того, что получал французский фермер. Словацкие, чешские, венгерские и литовские делегации на такое решение вопроса согласились ради беспроблемного завершения переговоров, но в Польше это было невозможно - для провластной PSL это означало бы почти государственную измену.
Тогдашний премьер Лешек Миллер, который должен был считаться с мнением участника провластной коалиции, на финишной прямой сыграл ва-банк. Мол, деревня так важна для польской экономики и внутренних политических отношений в стране, что такое предложение просто недопустимо. Даже если правительство на это пойдет, народ (за счет голосов сельских жителей) отклонит членство в ЕС на референдуме. "Поэтому наше предложение является твердым: или вы существенно увеличите уровень дотации для крестьян, или мы отказываемся от вступления в ЕС в 2004 г.", - подчеркнул глава правительства. Лешек Миллер действительно предлагал в качестве альтернативы план Б: как он тогда убеждал, Польше не помешает подождать и вступить в ЕС вместе с Румынией и Болгарией, если ее требования в отношении села не будут учтены.
Решимость Миллера и вице-премьера от PSL Ярослава Калиновского, который допоздна в последний день вел переговоры с Брюсселем, все-таки способствовала успеху. Польша получила гораздо более выгодные условия единой сельскохозяйственной политики ЕС, нежели соседние Чехия, Словакия, Литва или Венгрия, благодаря чему сегодня цены в польских магазинах ниже, чем в словацких, литовских или украинских.
О каких конкретно грантах идет речь? Если коротко, то польский крестьянин получает дотацию в пересчете на гектар сельскохозяйственной продукции при условии подачи соответствующего проекта. Причем процедуры тут минимально упрощены, в отличие от "городских" грантовых проектов. Что важно, селяне получают от ЕС дотацию к продукции, но в отдельных случаях им платят также за то, что они ничего не делают, если их соглашения имеют определенное значение для экологии. На неудобьях полезно посадить на своих участках лес и получать за это ежемесячную ренту от Евросоюза - только несколько сот злотых в месяц, но и это неплохо.
Перед вступлением в ЕС об этих дотациях все знали, однако упомянутая уже PSL вела протиевропейскую пропаганду, заявляя, что дотаций никто не получит из-за сложных процедур, зато открытие рынка приведет к банкротству села. Ситуация была критической: правительство Лешека Миллера хотело интегрироваться в ЕС, однако союзник создавал проблемы. Это и объясняет упомянутый ультиматум: "Или вы учтете наши предложения по селу, или мы отказываемся от интеграции и вступаем в ЕС вместе с румынами". Именно здесь нужно искать причину, почему польская бюрократия сделала все, чтобы процедуры для получения грантов от ЕС для сельских жителей были максимально простыми.
Восстановление деревни и низкие цены на товары
Помимо прочего, польское село изменилось также благодаря щедрым инвестициям из фондов ЕС, за которые здесь построили канализацию, местные дороги, дома культуры, спортивные площадки и др. Все это еще больше изменило лицо села, чем упомянутые уже доплаты к сельскохозяйственной продукции. И тут Польша также очень успешно воспользовалась этими возможностями, гораздо эффективнее, чем Словакия, Литва или Венгрия, не говоря уже о Румынии и Болгарии, которые эти возможности просто упустили.
Все это не могло не сказаться на ценах на сельскохозяйственную продукцию. Дотации, льготы, налоговые привилегии, да еще и инвестиции в инфраструктуру села - именно благодаря этому цены на продовольственные товары в Польше сейчас самые низкие в регионе. И именно здесь следует искать причину того, почему польские продовольственные товары такие популярные (и дешевые) в соседних странах: Чехии, Словакии и Литве, в меньшей степени также в Украине и Беларуси. А село, которое еще недавно было тормозом евроинтеграции, от вступления Польши в ЕС выиграло в наибольшей степени.