В конце прошлой недели в лондонской штаб-квартире Европейского банка реконструкции и развития состоялись очередные переговоры по вопросу предоставления «Укртелекому» предприватизационного кредита ЕБРР. С украинской стороны рабочую группу возглавлял председатель Государственного комитета связи и информатизации Олег ШЕВЧУК. В перерыве между заседаниями он дал интервью для «Зеркала недели».
— Думаю, мы можем обойтись без лишних вступлений — что такое «Укртелеком» и почему так важна его приватизация. Однако и сама тема, и готовящееся предоставление кредита ЕБРР на сегодняшний день вызывают неоднозначные мнения. Поэтому, Олег Борисович, хотелось бы услышать ваши комментарии по этому поводу. Объясните, пожалуйста, какое отношение к приватизации «Укртелекома» имеет возглавляемое вами ведомство? Ведь если проводить аналогии «по-простому», то Минэнерго, например, не приватизирует облэнерго, а Минтранс не имеет отношения к приватизации портов и кораблей. И почему вы лично принимаете столь активное участие в этом процессе?
— Не могу сказать, что Минэнерго не занимается приватизацией областных энергокомпаний. Поскольку от позиции министерства и решения ряда вопросов зависит капитализация компаний, которые будут приватизироваться. Поэтому я думаю, что занимаются...
Государственный комитет связи и информатизации является учредителем «Укртелекома», в его управлении находится 100% акций. Мы несем ответственность за этот объект. Не секрет, что ведущая роль в подготовке приватизационного закона и всей нормативной базы для корпоратизации принадлежала Министерству связи или тому, что от него осталось, — Госкомсвязи и информатизации. Какова моя роль в этом процессе — самая активная или нет — это второй вопрос. Хотя я начал заниматься проблемами приватизации, еще работая в «Укртелекоме», знаю эту компанию, она при мне создавалась; я пришел, когда ей было полгода от роду — как «Укртелекому», а не разрозненным региональным предприятиям связи. Я был практически во всех коллективах, которые писали закон, как депутат и принимал участие в его реализации после принятия как председатель Госкомитета. Считаю, что орган государственного управления, который я сегодня возглавляю, как никто другой компетентен в проблемах «Укртелекома». Мы считаем, что это именно тот объект, продажа которого реально должна повернуть вспять тенденции, наблюдающиеся сегодня на рынке приватизации. Скажем, я не видел ни одного успешного объекта, приватизированного по существующим правилам, разве что кроме НГЗ. То есть такого, где появились бы более-менее значимые суммы, которые не стыдно показывать.
— Значит, вы занимаете лидирующую роль в процессе приватизации «Укртелекома»...
— Не хочу оценивать, какая она — лидирующая или нет. Я делаю все, что считаю нужным для того, чтобы приватизация была успешной.
— Хорошо, тогда какую роль вы отводите Фонду госимущества в этом процессе? Вы будете с ними взаимодействовать?
— Я не отвожу по своему усмотрению роль Фонду, ему роль отводит закон, который уже есть, — об особенностях приватизации «Укртелекома». Эти особенности состоят, к примеру, в том, что некоторые функции вынесены на уровень правительства: именно оно будет создавать комиссию по приватизации, в которую наравне с представителями ФГИ войдут представители и трудового коллектива телекома, и Госкомсвязи. Особенности будут и в том, что именно эта комиссия определит условия проведения конкурса по отбору финансового советника, нормативную базу, которая обеспечит проведение такого конкурса...
— Мы еще дойдем до условий...
— Однако, возвращаясь к вопросу, почему мы, Госкомсвязи, проявляем активность, подчеркну: тот, кто будет заниматься приватизацией, должен хорошо понимать, что такое телекоммуникации. Успех приватизации зависит от многих параметров, которые должен правильно обеспечить именно регулятор в стране, а им на сегодняшний день является Госкомитет связи и информатизации. Это и стратегия тарифной политики, и регулятивная реформа, которая обеспечит введение независимого регулятора, и многое другое из того, что мы инициируем сегодня в новом законе о телекоммуникациях.
— А почему вообще для приватизации «Укртелекома» понадобился отдельный закон? Всех остальных приватизационных законов было недостаточно?
— На мой взгляд, по базовому законодательству и при существующей нормативной базе «Укртелеком» успешно приватизировать невозможно. Так думал не только я. В итоге мы пришли к особым процедурам, расписанным с учетом специфики «Укртелекома».
А специфика огромна. Я уже перечислял — и тарифы, и регулирование, и лицензирование. К примеру, если сейчас, в процессе приватизации «Укртелекома», выдать пять международных лицензий, то как бы талантливо ни продавал его Фонд госимущества, пакет будет стоить на 30% дешевле.
Потому что если лицензия выдается, то в течение трех месяцев кто-то ставит международный коммутатор, получает достаточно большой объем траффика и тем самым существенно уменьшает доходы «Укртелекома», его прибыльность, привлекательность.
Этим я хочу сказать, что без координации процесса продажи «Укртелекома» с политикой, проводимой Госкомсвязи, не обойтись. Во всех странах, которые удачно провели приватизацию национальных операторов, был особый подход, при котором управляющий телекоммуникациями орган (как правило, это были министерства связи этих стран) оговаривал особый режим преференций для национального оператора, особенно в процессе вхождения в ВТО, к примеру. Вообще самый сложный вопрос, который был у Всемирной торговой организации, — это договориться об открытии рынков телекоммуникаций.
— А разве сегодня государство не создает особые условия для «Укртелекома»?
— Вот когда в соответствии с законом о телекоммуникациях мы создадим в Украине независимый регулирующий орган, он будет вынужден давать лицензии всем, кто захочет. А на сегодняшний день ситуация иная: Государственный комитет связи и информатизации не дает лицензии всем, чтобы сберечь определенные преференции для «Укртелекома», подготовить его через приватизацию, сделать более конкурентоспособным, а потом уже полностью либерализовать рынок. К примеру, если завтра выдать полный комплект лицензий (на мобильную связь, междугороднюю, международную), условно говоря, испанской «Телефонике», то я не представляю, как «Укртелеком» будет с ней конкурировать. И как мы сможем его продать при такой конкуренции. В таком случае мы можем повторить опыт приватизации начала 90-х.
— Насколько я понимаю, кредит ЕБРР, за которым вы ездите в Лондон, нужен для того, чтобы не повторить этот неважный опыт?
— Видите ли, вопрос же не в том, чтобы просто провести приватизацию «Укртелекома», а в том, чтобы провести ее качественно. И Европейский банк —один из немногих, кто согласился нам помочь. МВФ, например, просто настаивал на отмене пункта о запрете на приватизацию отрасли. Сегодня уже никто, в принципе, не спорит, что телекоммуникации нужно приватизировать. Но как это сделать хорошо? Как их не только приватизировать, а подготовить национального украинского оператора к конкуренции на свободном рынке? Если мы стремимся в европейское сообщество, мы так или иначе будем вынуждены открыть свой рынок в соответствии с регулирующими и рекомендательными документами Еврокомиссии. Потому необходимо сделать правильную приватизацию.
Правильная приватизация — это деньги в бюджет, потому что все построено за государственные деньги. Хотя за последние десять лет государство не инвестировало в «Укртелеком» ни копейки. Все, что сделано за эти годы, сделано за счет собственной прибыли. И я должен сказать, что за последних пять-шесть лет сделано больше, чем за предыдущих 20. Потому что Украине, как, кстати, и России, во времена Советского Союза, выделяли на развитие телекоммуникаций значительно меньше средств, чем другим республикам…
— А чья вообще идея кредита ЕБРР?
— Идея родилась давно. Еще во время проведения Ежегодного собрания ЕБРР в Киеве моими предшественниками были подписаны некие протоколы о возможности кредитования телекоммуникаций. Но там не были оговорены механизмы, процедуры, гарантии, совершенно не было увязки с теми структурными реформами, к которым обычно Европейский банк подвигает заемщиков, дабы приблизить этот рынок к европейским понятиям. Поэтому сегодня все пришлось делать как бы заново.
— Интересно, приватизация и кредит — это просто совпадение во времени? Иными словами, кредит «Укртелекому» нужен вообще или он нужен именно под приватизацию?
— «Укртелекому» нужен кредит — просто и вообще. Потому что «Укртелеком», как любой телекоммуникационный оператор, требует большого количества кредитных ресурсов: строить сети, проводить их реконструкцию, развивать новые технологии — все требует колоссальных денег.
Кроме того, «Укртелекому» нужен мощный партнер в процессе приватизации. Ситуация та же, что и с МВФ. Мы сегодня где-то можем обойтись без денег МВФ. Где-то... И вот прожили год без них. Но из-за того, что мы не получаем денег Фонда, мы не получаем значительно больше других денег. Потому что такие институты, как МВФ, ЕБРР, — это зеленый свет для других серьезных инвесторов.
Мне понравилась формулировка Юрия Полунеева (член совета директоров ЕБРР от Украины. — Ю.З.) о том, что, конечно, ЕБРР выворачивает «шкуру» в процессе предоставления денег, но после того, как он ее вывернет, он ставит знак качества на эту «шкуру». Точно так же телекоммуникации Украины сегодня нуждаются в том, чтобы кто-то из уважаемых международных финансовых институтов поставил свой «знак качества», под который пойдут серьезные партнеры. В мире и Европе существуют крупные операторы, которые — и по нашему закону, и по жизни — должны стать потенциальными покупателями первого пакета акций «Укртелекома», сами или в консорциуме с инвестиционными банками. А без них, я считаю, процесс приватизации невозможен. Именно так мы формировали закон и алгоритмы действий.
Надо учитывать, что сегодня не выстраивается очередь на покупку «Укртелекома», я как никто это знаю. Так что нам не обойтись без того партнера, который вместе с нами снимет эту «шкуру», помучает, заставит что-то изменить, простимулирует выполнение всех необходимых процедур, которые зачастую неприятны, а затем на понятном языке объяснит все это потенциальному инвестору. И ЕБРР готов взять на себя эти функции.
— Можно уже называть сумму кредита?
— Мы претендуем на сумму до 150 млн. долларов сроком до семи лет. Очень хотелось бы, чтобы часть этой суммы получил бюджет, а часть — «Укртелеком» на развитие.
— В каком процентном соотношении?
— Здесь вопрос политики Европейского банка. А для меня существует определенный дуализм: с одной стороны, я переживаю, чтобы телеком получил как можно больше, с другой, как представитель правительства, — хочу, чтобы государство получило деньги от приватизации телекома как можно быстрее для решения социальных проблем.
— О равных частях речь, по-видимому, не идет?
— Существует позиция Банка. А он такие вещи не практикует. Хотя банкиры уже почти готовы отдать в бюджет до одной трети — это беспрецедентный случай для ЕБРР, который говорит об активном лоббировании Украиной своих интересов в Банке.
Да, возникает вопрос — а по какой же процедуре взять деньги в бюджет и что Банку предложить взамен? Хотя ЕБРР не занимается непосредственно приватизацией, но тем не менее он готов рассматривать такой вариант, как, например, получение взамен этой трети некоторого количества акций по тому курсу, который определится после проведения конкурса по продаже первого пакета. То есть, Банк может их взять, но при этом оговаривается, что может и не брать. Как механизм гарантии акции рассматриваются, но в то же время ЕБРР готов рассматривать возможность продажи этих акций буквально сразу. В этом вопросе в Лондоне готовы проявить гибкость. А вот относительно финансовых советников позиция довольно жесткая.
— Давайте коснемся идеологии этого предприватизационного кредита — под что он дается, чем гарантируется?
— Кредит ЕБРР дается по двум основным мотивам: первый — это нормальный мотив коммерческого банка, при котором рассматриваются все процедуры, как в любом другом банке, — бизнес-план, инвестиционная составляющая на пять лет…
Другой мотив — это структурные реформы в области телекоммуникаций. Обычный коммерческий банк такими вопросами не задавался бы, а вот Европейский банк рассматривает структурные реформы в Украине в европейском контексте. Эти структурные реформы наиболее неудобны мне, как председателю Госкомсвязи. Потому что они стимулируют создание государством регулирующего органа, который получит, грубо говоря, половину моих полномочий. И тем не менее я иду на это, а меня еще и обвиняют, зачем я занимаюсь Евробанком, зачем я занимаюсь приватизацией. Да я не занимаюсь в чистом виде приватизацией — я хочу обеспечить нормальные цивилизованные условия для создания успешного рынка телекоммуникаций.
— Каковы условия предоставления кредита?
— Половина вопросов, которые ЕБРР задает перед выдачей кредита, — обычные коммерческие, другая половина, можно сказать, структурные: принятие закона о приватизации «Укртелекома» (мы приняли); подготовка нового закона о телекоммуникациях, где будет расписана регулятивная реформа (мы провели тендер, нашли консультанта, пишем, будем принимать). Вот вчера здесь, в Банке, мне сказали, что государство должно продекларировать стратегию тарифной политики. Отвечаю — хорошо, будем принимать и декларировать эту стратегию. Без нее не обойтись, поскольку никто не сможет просчитать доходы «Укртелекома» в 2007 году, если мы не заявим сегодня, каким образом будут регулироваться тарифы. Отсюда вопрос: кто — ФГИ или Госкомсвязи — должен писать и регулировать стратегию тарифной политики в электросвязи, без которой приватизация невозможна?
— Вокруг механизма погашения кредита сейчас больше всего различных домыслов. Объясните, как будет на самом деле?
— Две трети кредита погашаются на коммерческих условиях, деньгами. То есть «Укртелеком» взял, он же инвестировал в рентабельные проекты и из прибыли погасил. К сожалению, в Украину пока сложно привлечь дешевые деньги, да и Европейский банк не самые дешевые деньги предоставляет, но это лучшее из того, что можно выбрать. Остается еще одна треть — ее предполагается конвертировать в акции «Укртелекома» по цене, сложившейся на момент продажи пакета стратегическому инвестору.
— То есть, ЕБРР становится собственником этих акций?
— Да. И при этом он готов сразу же подписывать соглашение, когда он их продаст обратно.
— Хорошо. Если кредит ЕБРР — реальная необходимость и Банк со своей стороны идет нам навстречу, почему не удалось прописать этот кредит в законе об особенностях приватизации «Укртелекома»? Говорят, во время прохождения закона в парламенте именно вы лоббировали вопрос о том, чтобы включить в него строку о кредите ЕБРР, а депутаты вас не поддержали. Это правда?
— Да, я лоббировал этот вопрос. Но знаете, проблема была не в парламенте — он бы нас поддержал. Но если у исполнительной власти нет единого мнения...
— Но вы же исполнительная власть...
— Но я же, так сказать, не весь Кабинет министров. У исполнительной власти есть Фонд госимущества, Министерство финансов, Министерство экономики... Могу сказать, что Минфин поддерживает наш подход, а Фонд госимущества не может сформировать свое мнение по этому поводу.
Внутри самой исполнительной власти есть целый ряд мнений по поводу того, нужен кредит Евробанка или нет. Говорят, что Банк бюрократичный, «вязкий» и так далее. Ну, я понимаю все эти трудности, но мы работаем с Банком по-другому. И это говорит о многом — о том, что с ЕБРР нужно и можно работать хорошо, что его телекоммуникационная команда — одна из самых авторитетных в Европе. И что Европейский банк — это тот зонтик, который защитит приватизацию «Укртелекома» от олигархов, от ошибок, от непрозрачности.
Кроме того, сегодня стоит вопрос о том, что закон о приватизации «Укртелекома» все равно будет несколько меняться.
— Но закону всего-то два месяца, он еще, собственно, и не работал — и уже требуются изменения? Вот и председатель ФГИ говорит, что изменения к закону готовятся, в частности относительно отмены пункта о дополнительной эмиссии акций…
— Изменения действительно готовятся. А история такова, что в парламенте большинство, как всегда, было достаточно критично и фракция «Батьківщина» имела особую позицию в данном случае. Фракция настаивала на том, чтобы исполнить морально понятную вещь (речь шла о получении «Укртелекомом» части денег от приватизации на развитие). Вы знаете, что и Президент неоднократно заявлял о том, что как минимум 25% от суммы приватизации должны отойти в инвестиционную составляющую для развития предприятия. Цифры также оговаривались: 60% — государству, 30 — «Укртелекому», 10 — Минобороны. Многие поддерживали. Но возникал вопрос: как это сделать. Однако группа политиков от «Батьківщини» пролоббировала решение о том, чтобы эти деньги — 30% — вернуть «Укртелекому» за счет дополнительной эмиссии акций. Мы пытались объяснить, что величина уставного фонда мало сказывается на экспертной оценке и на величине капитализации предприятия, что нет смысла раздувать уставный фонд, ибо это все равно не повлияет на успех приватизации. Эти деньги нужно получить на инвестицию, но при нормально отработанном механизме. К сожалению, без голосов «Батьківщини» 226 не набиралось. Я вынужден был согласиться с этим компромиссом, который мне до сих пор не понятен. И не потому, что он неудобен. В администрации Президента эксперты также задавали вопрос и ФГИ, и Госкомсвязи, зачем нужна такая статья. Мы сошлись на том, что она не нужна, и стали готовить изменения.
При подготовке поправок я буду настаивать, чтобы мы все-таки прописали процедуры, которые позволят обеспечить взаимоотношения с ЕБРР — как взять инвестицию в «Укртелеком» и треть направить в бюджет. Потому что считаю, что сегодня альтернативы Европейскому банку нет.
— Раз этот кредит даже не упомянут в законе об особенностях приватизации «Укртелекома», то как он будет согласовываться с ним? Только после принятия поправок? Или вы видите иной принцип их стыковки?
— Есть два пути. Первый: Европейский банк и его деньги нужны, никто и не спорит, по-моему. ЕБРР не даст денег без проведения структурных реформ в сфере телекоммуникаций, о которых я уже говорил. Моя позиция состояла в том, чтобы увязать проведение структурных реформ и выполнение дополнительных требований со льготным подходом к государственному бюджету. Банк согласился. И мы должны найти здесь механизм решения: либо внести поправку в закон, либо принять решение на уровне правительства. Но я все равно буду настаивать на этой позиции: кредит для «Укртелекома» и треть его — в бюджет.
Второй путь более простой, на тот случай, если в вопросе кредита нас не поддержит правительство. Так или иначе деньги Европейского банка для поддержки бизнес-плана «Укртелекома» нужны, мы все равно будем выполнять требования ЕБРР по структурным реформам, но, к сожалению, ничем не поможем бюджету. В смысле денег.
Для меня очень важно сегодня, чтобы в Украине понимали: без поддержки международных финансовых и политических институтов, таких, как Всемирный банк, ЕБРР, Еврокомиссия, мы не получим ни одного серьезного инвестора (о чем я, кстати, не устаю повторять). Мы можем получить инвестора от восточных соседей, с соответствующими последствиями, которые были у них, да и в других странах, где инвесторы инвестируют без правил. Я хочу, чтобы мы создали те правила, по которым будут играть серьезные игроки…
— Известно, что в период прохождения закона в ВР были задействованы все способы, чтобы ускорить принятие решения. Но после его подписания Президентом прошло уже два месяца, а решения правительства о приватизации все нет. В чем проблема?
— Есть разные позиции: кто-то говорит, что надо принимать решение и начинать процесс приватизации быстрее, а кто-то считает, что нужно медленнее...
— Значит, будем ждать, пока правительство придет к единому мнению?
— Мы не будем ждать. Уже подготовлено и, насколько я знаю, на правительственном комитете рассмотрено решение о начале приватизации — принятии соответствующего постановления Кабмина в четвертом квартале. У нас с Фондом госимущества здесь единая позиция — мы настаиваем на как можно более быстром начале процесса.
— Вы можете обозначить состояние продвижения «укртелекомовского» кредита ЕБРР?
— Могу. К сожалению, я не удовлетворен темпами его продвижения. Тому есть объективные и субъективные причины. Обе структуры — что ЕБРР, что «Укртелеком» — достаточно бюрократичны. Кроме того, частично поменялись команды — в «Укртелекоме» и в телекоммуникационном департаменте Европейского банка, что внесло некоторые коррективы. Но по самым важным позициям — регулятивная реформа и закон о приватизации — мы договорились.
Согласован график прохождения проекта. До конца сентября мы снимаем все технические проблемы. В начале ноября банкиры из бизнес-группы промышленности и индустрии торговли выносят проект на кредитный комитет ЕБРР. Если там получаем одобрение, то в декабре проект попадает на совет директоров Банка. Очень хотелось бы, чтобы первый транш кредита поступил уже в этом году. Если бы не конец года, думаю, была бы очень серьезная возможность. Но если не в этом году, то в январе-феврале следующего. При этом я не увязываю кредит с изменениями закона или с решениями правительства, потому что сейчас речь идет о деньгах для телекома.
— На что конкретно будет использовано финансирование ЕБРР?
— ЕБРР поддерживает инвестирование денег в окончание цифровизации первичной сети, строительство волоконно-оптических магистралей линий связи, цифровизацию крупных городов. Сотрудничество с ЕБРР важно и потому, что Банк, этот опытный инвестор, анализирует бизнес-план «Укртелекома». И говорит, на что стоит тратить деньги, на что нет, дабы увеличить капитализацию компании. Нельзя сказать, что в Украине нет грамотных людей, которые не понимают, куда следует вкладывать деньги. В целом мнения совпадают. Но есть целый ряд пунктов, по которым Европейский банк подсказывает нам важные именно для процесса приватизации вещи. Ведь мы говорим о предприватизационной поддержке «Укртелекома».