UA / RU
Поддержать ZN.ua

Долгожительство и рыночная экономика

Директор Английского банка Мервин Кинг недавно объявил о намерении выпустить в обращение особые «облигации долгожительства» (longevity bonds) со сроком «созревания» в 25 лет...

Автор: Жорес Медведев

Директор Английского банка Мервин Кинг недавно объявил о намерении выпустить в обращение особые «облигации долгожительства» (longevity bonds) со сроком «созревания» в 25 лет. Доход от продажи этих облигаций должен поступать в пенсионные фонды, которые уже не способны полностью обеспечивать пенсиями слишком быстро увеличивающееся число пожилых, старых и очень старых людей. Как оказалось, именно долгожители, то есть люди, возраст которых превысил 90 лет и число которых приблизилось в Великобритании к половине миллиона, требуют наибольших затрат систем социального обеспечения. В большинстве стран Запада пенсии, назначаемые с 60 лет, индексируются к инфляции и дополняются «возрастными» надбавками каждые десять лет. Особенно много различных льгот именно у тех, кому за 90. Они вводились давно, когда до этого возраста доживали немногие.

Проблемы старости осложняются еще и тем, что рождаемость в странах Запада все время снижается и уже в течение многих лет не обеспечивает воспроизводство населения. Стареет поэтому все общество в целом. Средний возраст всего населения Италии, Германии и Японии превысил 40 лет, в Великобритании приблизился к этой цифре. К середине нынешнего столетия на каждого пенсионера может оказаться лишь один человек активного «рабочего» возраста.

«Облигации долгожительства» — это лишь одна из идей, предложенных для спасения от демографического кризиса. Более радикальные, но значительно менее популярные меры, обсуждаемые политиками, включают перенос права на пенсию на более поздний возраст — 65 и даже 70 лет и значительное уменьшение размеров самих пенсий.

В Швейцарии и Нидерландах уже легализованы добровольные самоубийства неизлечимых больных, обычно очень старых, в специализированных клиниках. Этот метод сокращения количества полностью беспомощных людей обсуждается и в других странах Европы.

Все большие и большие масштабы принимает перенос многих производств и предприятий в бедные страны, прежде всего в Индию и Китай. За океаном британские компании платят рабочим и служащим меньше и не заботятся об их пенсиях. В широких масштабах осуществляется иммиграция молодых, квалифицированных и высокообразованных работников, но уже не из Азии и Африки, как в прошлом, а из Восточной Европы, которая была закрыта для этого в период «холодной войны».

Иммигранты из стран с иным, чем на Западе, расовым и религиозным населением, как показал опыт прошлого, плохо ассимилировались в европейскую цивилизацию. Сейчас начинает преобладать иммиграция на Запад молодежи из Польши, Румынии, Сербии, Болгарии, Беларуси, Украины и России. Граждане этих стран легко вступают в смешанные браки и уже во втором поколении становятся французами, итальянцами, англичанами и испанцами, заполняя демографические ниши возрастной пирамиды.

Именно этим путем западная экономика стремится купить себе «вторую» молодость. Однако вступление в 2006 году в пенсионный возраст огромного контингента послевоенного бума рождаемости, продолжавшегося около пятнадцати лет, нельзя компенсировать только иммиграцией и экспортом рабочих вакансий...

Демографический профиль и экономика

Две мировые войны в прошлом веке изменили демографический профиль многих стран, особенно их мужского населения. Окончание этих войн, приходившееся на 1919-й (в России — на 1921-й) и 1945 годы приводило к явлению, которое в демографической литературе принято называть «взрывом рождаемости» (baby boom) . Причины этих бумов вполне понятны, они были связаны с демобилизациями из армий десятков миллионов мужчин и с возвращением домой миллионов пленных.

В Великобритании пик увеличения рождаемости после окончания Второй мировой войны пришелся на 1946—1950 годы. В Германии «бум новорожденных» был сдвинут на 1951—1957 годы, так как только в 1950 году вернулись из плена в СССР около четырех миллионов солдат, работавших на разных стройках. В Российской Федерации пик послевоенного бума рождаемости приходился на еще более поздний срок, 1956—1960 годы. Это было связано с очень большими потерями населения в период войны. Реальный рост рождаемости начался не в связи с демобилизацией, а с вступлением в брачный возраст тех, кто родился в 1936—1940 годах.

В 2000 году в составе населения России максимальный процент составляла прослойка людей среднего возраста — 40—44 года, 8,6%. В Великобритании и Германии удельный вес этого возраста в составе населения был ниже — 7,7 и 7,5%. В экономически менее развитых странах, например, в Индии и Бразилии, на более молодые группы, еще не вступившие в «рабочий» возраст, приходится наибольшая доля в общем составе населения. В Китае самой обширной в 2000 году была группа 30—34-летних. Это стало следствием почти 20 лет искусственного ограничения рождаемости.

Китайское «экономическое чудо» многие экономисты связывают с благоприятным демографическим составом населения и скромными расходами бюджета не только на стариков, но и на детей. Это явление в экономической литературе обозначается как «демографические дивиденды». Их в максимальной степени в настоящее время получают Китай, Южная Корея, Вьетнам, Таиланд и Малайзия. В странах Европейского Союза и в США «демографические дивиденды» были уже растрачены в конце прошлого столетия. Сейчас наступает период демографического кризиса, связанного с вступлением в пенсионный возраст первых поколений послевоенного бума рождаемости. Он уже начался в Бельгии, где на пенсию можно было уходить в 57 лет, и в Германии, где главный бум рождаемости приходился на 1934—1939 годы — это был искусственно стимулируемый нацистским законодательством рост «высшей арийской» расы.

Экономический «груз» пенсионеров
и долгожителей

Пенсии и бесплатное лечение людей пожилого возраста впервые начали вводить в Германии в конце XIX века, после ее объединения канцлером Отто фон Бисмарком. В Великобритании первые пенсионеры появились лишь в 1908 году, а всеобщее пенсионное обеспечение датируется 1948 годом. В это же время вводилось и бесплатное национальное здравоохранение.

Эти реформы не представляли тогда экономических проблем для общества. Средняя продолжительность жизни не превышала в послевоенной Европе 62 лет, и количество пенсионеров составляло лишь 3—4% от общего населения. Медицинские расходы были сосредоточены на борьбе с инфекционными и эпидемическими заболеваниями и на снижении детской смертности. Специфические болезни старости — гипертония, остеопороз, артрит, вторая форма диабета, старческое слабоумие и другие — не только не лечились, но часто и не диагностировались.

Первой страной в Европе, где число пенсионеров, то есть людей в возрасте выше 60 лет, превысило число людей молодых поколений, в возрасте до 16 лет, была Швеция. Здесь это случилось уже в 1962-м, когда доля пенсионеров в общем составе населения составила 18%. В Великобритании этот рубеж был достигнут в 1965 году, во Франции — в 1976-м. В периоды экономических кризисов 1970-х и 1980-х годов, связанных с так называемыми нефтяными шоками, количество пенсионеров в западных странах росло быстрее, чем удельный вес старых людей. В эти годы главной проблемой экономики была безработица, доходившая до 10—15%. Безработных старших возрастов и в сокращаемых отраслях (угольной, металлургической, химической) было проще переводить на «раннюю» пенсию, а не на пособие по безработице.

Проблема пенсий и высоких медицинских расходов пожилых и старых людей была замаскирована в период достаточно долгого экономического бума 1986—1999 годов, определявшегося рекордно низкими ценами на энергию и быстрым развитием высокотехнологичных отраслей. Тем не менее именно в этот период, в 1994 году, Всемирный Банк в специальном докладе предупреждал о «наступающем кризисе старости, который угрожает не только самим старикам, но также и их детям и внукам».

Резкое падение курса акций на всех западных биржах в марте 2000 года и крах акций высокотехнологичных компаний, обесценившихся на 70—80%, очень сильно ударили именно по пенсионным фондам и страховым компаниям, имевшим пенсионные счета, так как их капиталы в значительной степени сохранялись в форме акций. Расчеты показывали, что их финансовые ресурсы оказываются недостаточными, чтобы поддерживать пенсии на привычном, довольно высоком уровне с середины 2006 года, когда количество пенсионеров начнет быстро расти за счет тех, кто родился в период «взрыва рождаемости» после окончания войны. В последние пять лет, начиная с 2000-го, в пенсионный возраст входили уменьшенные «военные» поколения.

В США, Великобритании, Японии и Нидерландах главные пенсионные ресурсы накапливаются в независимых от бюджета пенсионных фондах, которые существуют и функционируют как самостоятельные финансовые корпорации. В Германии, Италии, Швеции и Франции выплаты большинства пенсий производятся из государственного бюджета, то есть из налоговых отчислений текущего года. Это возможно лишь за счет сохранения налогов на очень высоком уровне. Для этой группы стран решение проблемы «кризиса старости» является более трудной задачей, так как у них для этого нет целевых фондов, накопленных в течение десятилетий.

В США общий пенсионный резерв в 2002 году ожидался на уровне 7 трлн. долл., в Великобритании и Японии — по 1,5 трлн. долл. Эти астрономические цифры не являются, однако, показателем благополучия. Пенсии формируются из поступлений и прибылей основного капитала и главная проблема состоит в том, что этот капитал растет медленнее, чем количество самих пенсионеров. Удельный вес пенсионеров в общем составе населения сейчас очень высок и продолжает расти. В 2001 году в Великобритании он составлял 20,9%, во Франции — 21,3, в Германии — 22,9 и в Италии — 23,9%.

Экономический «груз» пенсионеров растет не только в связи с ростом их числа, но и в результате непропорционально высоких затрат национального здравоохранения на болезни старости. В настоящее время пенсионеры, составляющие в странах ЕС около 22% всего населения, поглощают около 70% всех расходов на медицину. На каждое новое лекарство, вводимое в практику для лечения инфекционных заболеваний, приходится около ста лекарств, разработанных для лечения возрастных патологий.

Хорошо известно, что расходы на медицинское обслуживание растут пропорционально возрасту. Существует, однако, интересный медицинский парадокс, показывающий преимущества долгожительства. Подсчитано, что медицинские расходы в последние два года жизни для людей, умиравших в 67 лет, были в три раза выше, чем двухлетние медицинские расходы в последние годы жизни тех, кто умирал в 90 лет. Это объясняется тем, что окончание жизни до 70 лет связано обычно с хроническими болезнями, такими, как склероз, рак, диабет, остеопороз, инсульты и другие, тогда как люди, доживающие до 90 лет, отличаются обычно крепким здоровьем и не страдают от дорогих для медицины хронических заболеваний.

Следует, конечно, учитывать и то, что медицинские учреждения, которые активно занимаются лечением болезней пожилого возраста, почти не обращают внимания на проблемы очень старых людей (в эту группу относят всех старше 85 лет). Главной проблемой долгожителей являются не инсульты, инфаркты, диабет и рак, а общее физическое увядание. Это часто делает их беспомощными. Но уход за престарелыми — это в западных странах уже коммерческий бизнес, а не обязанность бесплатной медицины. Расходы на их медицинское обслуживание, может быть, и уменьшаются, но расходы на их пенсионное обеспечение продолжают расти.

Хотелось бы отметить в связи с этим резкий контраст, который существует между возрастом основной смертности мужчин в России и Великобритании, показанный на графике. В Великобритании рост смертности пропорционален возрасту и максимальное количество мужчин умирает после 80 лет. В России максимальная смертность мужчин приходится на 60—69 лет и до 80 доживают немногие. По женщинам графики смертности в России и Великобритании имеют более сходный характер.

График смертности мужчин в России характерен для общества с высоким уровнем хронических болезней и болезней «образа жизни», связанных с курением и алкоголизмом. Такой же профиль имеет смертность мужчин в Украине и Беларуси. То, что в этих странах высокий уровень медицинского обслуживания и общей санитарии, видно по низкой детской смертности. В бедных странах Азии и Африки, где главной причиной смертности являются инфекционные заболевания, пик смертности приходится обычно на детский возраст. Это видно на приведенной для сравнения картине возрастной смертности в Бангладеш.

Если сравнить графики смертности в Украине с аналогичными данными по соседней Польше, то можно обнаружить, что мужское население в Польше живет дольше, но все же не достигает «британского» уровня. Пик смертности поляков приходится на 70—79 лет. А наилучший профиль мужского долгожительства в Европе обнаруживается в Швеции. По отношению ко всему населению там до преклонного возраста в 90 лет доживает больший процент и мужчин, и женщин, чем в Великобритании. Это же относится и к столетним. Соседние с Беларусью республики Балтии, уже ставшие членами ЕС, имеют сходный с российским и белорусским профиль мужской смертности.

Возрастной экономический кризис и глобализация

Существует несколько возможностей для преодоления демографического и возрастного экономического кризиса. Однако полностью восстановить нарушенное равновесие между разными поколениями, сделав благоприятным для экономики, все же не удастся. Избежать непопулярных мер, таких, как сокращение размеров пенсий и повышение пенсионного возраста, невозможно. Все эти новые законодательные меры планируются на очень большой срок — в США, например, до 2070 года.

В Великобритании уже разработан законопроект о новых методах расчета пенсий государственных служащих и бюджетников (учителей, медсестер, врачей, работников университетов и других). Новые законы, которые будут приниматься в 2006 году, предполагают проведение расчетов пенсий не на основе последних, перед отставкой, высоких окладов, а с учетом некоего «среднего заработка» за весь период трудовой деятельности. Этот закон ударит прежде всего по очень большим пенсиям тех государственных служащих, которые продвинулись по служебным лестницам до высоких должностей. В некоторых случаях их пенсии уменьшатся вдвое, но они останутся, конечно, значительно выше «прожиточного минимума». Так или иначе снижение пенсий в госсекторе затронет более 4 млн. человек. Будет уменьшен законодательный контроль за пенсиями в частном секторе экономики. Это позволит работодателям снижать свои обязательные вклады в пенсионные фонды.

Второй путь для решения пенсионной проблемы состоит в сдвиге права на пенсию на более поздний возраст. На добровольной основе этот сдвиг уже легализован. Среди «бюджетных» должностей выход на пенсию не в 60, а в 65 лет уже давно существовал для научных работников и профессоров университетов. В США профессора университетов могли работать и до более позднего возраста, так как обязательного увольнения на пенсию для работников умственного труда в США не было. В Великобритании, вопреки здравому смыслу, в обязательном порядке увольняют на пенсию в 60 лет даже послов и других дипломатических работников, которые могли бы успешно работать на своих постах не только еще пять, но и десять лет.

В то же время подобная перспектива встречает сопротивление со стороны профсоюзов учителей, строителей, работников общественного транспорта, шахтеров и множества других достаточно массовых профессий. Для пилотов, авиаконтролеров, водителей автобусов и поездов пенсионный возраст целесообразно снижать, а не повышать. Это же относится к полицейским и работникам тюрем. Однако в том случае, когда получаемые пенсии значительно уменьшатся (а следовательно, переход на пенсию будет означать необходимость изменения привычного уровня жизни), сопротивление увеличению рабочего стажа станет безусловно ослабевать.

Прогнозируемый сдвиг пенсионного возраста все же не сможет компенсировать сокращение работающего населения, связанное со снижением рождаемости. В Великобритании, например, в 2000 году когорта 35—39-летних составляла 4,8 млн. человек, тогда как когорта 20—24-летних насчитывала лишь 3,5 млн. Дефицит в 1,3 млн. вряд ли можно будет покрыть лишь за счет 60-летних, так как общее количество рабочих мест в западных экономиках при переходе от тяжелой к сервисным и информационно-насыщенным отраслям сильно возросло. Изготовление микропроцессоров, как оказалось, требует большего числа рабочих мест, чем литье стали и чугуна.

В Германии разница этих же поколений была еще выше и составляла 2,9 млн. человек. Во Франции, где высокая рождаемость поддерживалась государственной политикой и щедрыми пособиями на второго и третьего ребенка, разницы между молодым и средневозрастным поколениями практически нет. Рождаемость во Франции является наиболее высокой в Западной Европе. И если в 1984 году население этой страны было меньше британского (55,1 и 56,5 млн. человек соответственно), то в 2002-м Франция обогнала Великобританию по числу жителей.

Противоречия между нуждами развивающейся экономики и ограниченностью ресурсов рабочей силы возникали в экономически развитых странах и раньше. В периоды послевоенных экономических «бумов» 1950-х и 1960-х эти противоречия решались в первую очередь путем иммиграции и импорта рабочей силы. Миллионы турок ехали в Германию для работы по долгосрочным договорам. Франция импортировала рабочую силу в основном из Алжира и других стран Северной Африки. Великобритания везла рабочих из Индии, бывших южноамериканских колоний и из Африки. Япония решала эти же проблемы другим путем — не импортом рабочей силы, а экспортом своих предприятий. Многие крупные японские компании стали строить свои заводы в США, Великобритании, Индонезии, Южной Корее и других странах.

Обширный приток рабочей силы на Запад создавал множество новых проблем, часто неожиданных. Поэтому с начала 1980-х иммиграция из стран с иным, чем в Европе, расовым, религиозным и культурным составом населения стала резко ограничиваться и сокращаться. Но поскольку развитие западных экономик и появление совершенно новых отраслей требовали большего числа рабочих мест, то в конечном итоге Западная Европа, а за ней и США стали применять японскую модель экспорта промышленных предприятий и некоторых форм сервиса (программирование, расчетные операции) в другие, более бедные страны.

Первой по этому пути пошла Германия, начав в середине 1990-х перенос части своих автомобильных и машиностроительных заводов в Чехию, Словакию и Польшу. Вскоре и Великобритания постепенно стала переносить часть своей текстильной и обувной промышленности в Индию и Китай. Затем начался экспорт ряда сервисных и расчетных отраслей, что облегчалось тем, что в Индии английский язык является, наряду с хинди, официальным языком, закрепленным Конституцией.

Подобный экспорт рабочих мест, выгодный для частных компаний и сервисных служб государственного сектора, например, для проведения множества расчетов налоговых служб, сокращает объемы иммиграции, но не решает проблем пенсионных фондов, обеспечивающих потребности британского населения. Он фактически уменьшает поступление налогов в государственный бюджет.

Экспорт рабочих мест в другие страны (эта политика обозначается новым термином outsourcing), безусловно, облегчил проблемы западной экономики, но не ликвидировал иммиграцию полностью. Многие отрасли западной экономики — как производственные, так и сервисные — неизбежно привязаны к собственным территориям и населению.

Туристический сектор, пищевая промышленность, больницы и школы, дорожно-строительные работы, жилищный сектор, банки, сельское хозяйство, переработка нефти и другие по-прежнему нуждаются в притоке рабочей силы из других стран. За счет иммиграции пополняются такие массовые, но непопулярные и низкооплачиваемые профессии, как медицинские сестры и санитары, школьные учителя, работники коммунальных служб, горничные в отелях, официанты ресторанов, сельскохозяйственные и строительные рабочие, многие другие. Можно заметить, что в последние годы в иммиграционном потоке в Великобританию, составившем 372 тыс. человек только в 2001 году, начинают преобладать граждане стран Восточной Европы, а также стран СНГ, прежде всего России, Украины и Беларуси.

Точных цифр новой славянской иммиграции в страны ЕС и в США пока нет, но формирование русской диаспоры в Западной Европе достаточно заметно. Прошлые потоки иммиграции из России, в значительной степени вынужденной, уже ассимилированы. Процессы последних лет имеют иной характер. Первыми стали прибывать на Запад относительно состоятельные «новые русские» и научные работники, не находившие себе применения на родине. Затем, уже по иммиграционной вербовке, пошли программисты, служащие банков и экспортно- импортных компаний, работники представительств российских нефтегазовых фирм. В последние два-три года в русскую диаспору в Великобритании вливаются работники сферы обслуживания и здравоохранения, а также строительные рабочие. В Лондоне сейчас живут около 200 тыс. русских, есть две русские газеты, русские клубы, рестораны и даже больницы.

Русская диаспора в Германии составляет около 700 тыс. человек. Появились специальные иммиграционные юридические агентства, которые ведут организованную вербовку работников нужных профессий в России, Украине и Беларуси.

Экономика Великобритании растет быстрее, чем экономика Германии, Франции и других континентальных стран ЕС. Пока этот рост сохраняется, британскому правительству удается решать те демографические проблемы, анализу которых был посвящен настоящий очерк. Однако равновесие, в значительной степени поддерживаемое экспортом рабочих мест и импортом рабочей силы, остается неустойчивым. Для Великобритании переломным может стать 2006 год, когда ожидается резкий спад в добыче нефти и газа в Северном море и начало ускоренного роста числа пенсионеров. Будет интересно наблюдать за всеми переменами. Они могут стать ключевыми в истории западной цивилизации.