UA / RU
Поддержать ZN.ua

Давос против Вавилона

Обмен и специализация - это, на языке теории игр, "игра с положительной суммой", в результате которой оба участника становятся богаче. Тогда участникам есть смысл идти на компромисс, вырабатывая правила игры, которые позволят добиться результата. Поэтому так важен "социальный капитал", нарабатываемый в том числе в Давосе.

Автор: Владимир Дубровский

Много лет назад с легкой руки Сэмюэла Хантингтона совокупность ценностей и обычаев, присущих глобальному сообществу политиков, бизнесменов и экспертов, начали называть "давосской культурой" - в честь Всемирного экономического форума в Давосе, который ежегодно собирает VIP-тусовку из самых именитых представителей этой мировой элиты. Термин привился, поскольку такая наднациональная культура важна в качестве фундамента глобализированной экономики. Однако, как известно, общества с нежизнеспособными или неконкурентоспособными культурами проигрывали историческую конкуренцию, и такие культуры исчезали. Сейчас очередной кризис в очередной раз поднял вопрос о жизнеспособности глобализации. Ожидает ли, в связи с этим, "давосскую культуру" судьба вавилонской?

С точки зрения институциональной экономики, общие ценности, знания и навыки, олицетворяемые завсегдатаями Давоса, составляют тот культурный базис, который предотвращает глобальный Вавилон, позволяя немцу находить общий язык и договариваться с индусом, при всем различии их национальных обычаев. Еще больше они необходимы для того, чтобы создать правила игры, институты, которые бы были понятны и приемлемы для всех игроков глобальной экономики. Но главное для этого - общее понимание взаимной выгоды от сотрудничества как основы для компромисса. Именно это убеждение представляет собой настоящий стержень "давосской культуры". Ведь в теории игр доказано, что только если игроки осознают себя участниками "игры с положительной суммой", они могут выработать правила самостоятельно, не опираясь на традиции (в данном случае, у всех разные) и без вмешательства внешней силы.

То, что торговля - именно такая игра, показал Дэвид Риккардо. Впрочем, двух веков оказалось, увы, недостаточно для того, чтобы эта простая истина овладела умами. Так что прежде чем объяснить, почему так получилось, придется вкратце напомнить его рассуждения.

Если яблоки растут только в средних широтах, а бананы - только в тропиках, то даже самые отпетые меркантилисты (протекционисты и т.п.) не будут отрицать выгоды от обмена. Открытие Риккардо в том, что торговля выгодна, даже если обе страны могут производить оба продукта и, более того, даже если одна из них имеет большую урожайность по обоим из них, но в разной степени. То есть, фактически, всегда. Если в стране А с гектара собирают 4 тонны бананов и 2 тонны яблок, а в стране Б - по
6 тонн и того и другого, то жителям страны А выгоднее вырастить вместо яблок 8 тонн бананов и обменять четыре из них на 3 тонны яблок в стране Б, где площади под ними тоже перераспределят соответственно. В результате у страны А будет больше на тонну яблок, а у страны Б - на тонну бананов, выращенных вместо них. Заметим, кстати, что менее производительная страна выиграет относительно больше, увеличив свое количество яблок в полтора раза, тогда как у страны Б бананов станет только на 1/6 больше.

То есть обмен и специализация - это, на языке теории игр, "игра с положительной суммой", в результате которой оба участника становятся богаче. Тогда участникам есть смысл идти на компромисс, вырабатывая правила игры, которые позволят добиться результата. И чем лучше они могут это делать, тем успешнее общество в целом, поэтому так важен "социальный капитал", нарабатываемый в том числе в Давосе.

Собственно, в обычной жизни мы все время играем в такие игры, даже не задумываясь об этом. Каждый раз, покупая товар, мы обмениваем наш труд (за который нам заплатили деньги) на продукцию других людей, которые делают ее, может быть, и не лучше, но быстрее нас. То же и на работе: скажем, директор может печатать и звонить по телефону даже лучше своей секретарши, но поручает эту работу ей, чтобы сэкономить свое время и посвятить его более важным делам. Почему же когда так поступают страны и фирмы, это вызывает возмущение? Почему столько людей во всем мире отторгают "давосскую культуру" и желают ее краха?

Виной всему архаичный предрассудок, который антрополог Джордж Фостер описал полвека назад, изучая мексиканских индейцев. Он присущ всем традиционным обществам и далеко не изжит в современных (в частности, цветет пышным цветом в Украине). Носители этого древнего заблуждения представляют себе мир, как "игру с нулевой суммой", где богатство ограничено и только перераспределяется; если кто-то выигрывает, то исключительно за счет другого. Соответственно, взаимовыгодных компромиссов не бывает: кто уступил - тот проиграл.

Конечно, как и всякий предрассудок, этот взгляд на мир имеет свои рациональные корни. Когда речь идет о "дарах природы" и прочих ресурсах, то их раздел - типичная игра с нулевой суммой. При "ограниченном доступе" крупные состояния тоже создаются в подавляющем большинстве за счет силового передела и силовой же монополии. В том числе и выгоды от глобализации в таких странах распределяются на тех же принципах. Естественно, люди, которые выросли в таких условиях, и мыслят соответственно. Более того, поскольку они считают украденным всякое богатство, не отличая талантливого предпринимателя или изобретателя от рэкетира или казнокрада, это очень облегчает последним грабеж первых. А сами пострадавшие требуют перераспределения и поддерживают "ограниченный доступ". Таким образом, вера в "нулевую сумму" получает наглядное подтверждение, причем не в последнюю очередь благодаря… самой этой вере.

Идеалом носителей описанного предрассудка всегда были первобытная община и натуральное хозяйство, при всей их неэффективности. Миллионы людей, от утопических социалистов и марксистов до современных антиглобалистов и экономистов "ресурсной" школы, на самом деле просто не могут до конца осознать простую истину, так наглядно доказанную двести лет назад. Именно это заставляет их радоваться проблемам глобализации и желать провала "давосской культуре". Они не понимают, что в итоге хуже будет им самим и их потомкам - как не понимали этого российские рабочие и крестьяне, искренне воевавшие за победу социализма.

Но как бы они ни сопротивлялись, становление информационной экономики окончательно выбило последние остатки оснований из-под представлений о "нулевой сумме". Ведь при обмене информацией оба участника, очевидно, становятся богаче, поэтому ее распространение - стопроцентная игра с положительной суммой. С другой стороны, информационные и коммуникационные технологии радикально удешевили перевозки, позволили перечислять деньги мгновенно и сделали обычным дистанционное управление предприятиями. Причем все эти технологии очень быстро совершенствуются.

Все это позволило не просто торговать товарами, как это делали люди испокон веков, а распределять по всему миру подразделения одной компании в соответствии с преимуществами каждой из стран на соответствующей стадии производства. "Замкнутые циклы" ушли в прошлое и остались разве что в оборонных отраслях. Конечно, по-прежнему удобно иметь поставщика через дорогу, но теперь можно, если это выгодно, найти его и за три моря. А уж об информационных продуктах и услугах, например, дизайна или конструкторских разработок, вообще говорить нечего. Причем самую большую выгоду получили как раз страны на этапе индустриализации, такие, как Китай, или, до него, "тигры", получившие возможность до конца выжимать потенциал "ограниченного доступа" и, соответственно, дешевой рабочей силы, закупая инновации у более продвинутых соседей по планете. Естественно, никто не откажется от этих выгод глобализации.

Наконец, во времена меркантилизма мировая торговля была групповой "дилеммой заключенных", поскольку каждое государство стремилось побольше экспортировать и поменьше импортировать, чтобы накопить золото в королевской казне. В такой ситуации все в целом выигрывают от снижения торговых барьеров, но первый, кто их затем поднимает, выигрывает больше. Поэтому свобода торговли - это хрупкий результат коллективного действия, и любой кризис доверия способен разрушить с таким трудом налаженные договора. Однако в данном случае в выигрыше от протекционизма именно государство и "родной" ему бизнес (населению-то золото в казне бесполезно!), а не страна в целом и ее жители - они-то как раз теряют, порой весьма много. Пока во всем мире доминировал общественный порядок "с ограниченным доступом", государства игнорировали эти потери. Сейчас они тоже часто злоупотребляют неведением граждан и идут на поводу концентрированных интересов "отечественных производителей" против интересов большинства, но делать это становится все сложнее.

Что же изменил в этом тренде кризис? Да, в общем-то, ничего! Конечно, стремление накачать экономику ресурсом - денежным допингом - в конце концов, закончилось тем, чем оно должно было закончиться. Но это не превратило мир в "игру с нулевой суммой". Более того, это, по большому счету, еще одно поражение "ресурсоориентированного" мышления, в его кейнсианской ипостаси.

Возможно, конечно, за проблемами мировой финансовой системы стоит какой-то вид "неудачи рынка", который еще ждет своего описания. Но даже если так, на глобальном уровне просто не существует "сверхгосударства", которое могло бы попытаться заменить собой рынок. Поэтому единственная надежда - на глобальное "коллективное действие" с целью выработать соответствующие правила игры. То есть на все ту же "давосскую культуру"…