Генеральный управляющий UniCredit Bank Алессандро Профумо, возглавляющий в качестве общественной нагрузки Европейскую банковскую федерацию, является одним из наиболее авторитетных и влиятельных европейских банкиров. Пост руководителя UniCredit Bank он бессменно занимает на протяжении вот уже 13 лет. За этот период учреждение прошло путь от свежеприватизированного регионального банка до одной из крупнейших европейских финансовых групп и наиболее активного иностранного игрока в банковском секторе Центральной и Восточной Европы.
В начале 2008 года группа завершила приобретение Укрсоцбанка — крупнейшую по сей день сделку по приобретению финансового учреждения в Украине (на 2,2 млрд. долл.). Тогда же, в феврале 2008-го, состоялся и визит г-на Профумо в Украину. То было время больших и амбициозных планов. Но с тех пор многое поменялось. В результате глобального финансового кризиса украинская экономика и банковская система пострадали больше не только соседей, но и всей Европы.
Как сегодня итальянские инвесторы оценивают перспективность собственных вложений в банковский бизнес в Украине, насколько вероятен новый виток финансового кризиса в Европе и каковы перспективы дальнейшей общеевропейской экономической интеграции? Об этом — в эксклюзивном интервью г-на Профумо «Зеркалу недели».
— Г-н Профумо, как сильно вы разочаровались в вашей здешней инвестиции за последние два года и насколько лишились иллюзий в отношении бизнеса в Украине?
— Прежде всего, за последние два года значительно поменялся весь мир, и с тех пор весь банковский бизнес стал другим. Поэтому некорректно говорить о разочаровании в Украине. Кризис, несомненно, повлиял на всех нас. Безусловно, в большей степени он затронул такие страны, как Украина, которые росли очень динамично в предыдущие годы и затем в наибольшей степени пострадали в результате финансового кризиса и спада в мировой экономике.
Но, несмотря на это, наш украинский банк (Укрсоцбанк. — Ю.С.) достаточно хорошо функционировал в этот период. На протяжении всех кварталов и даже месяцев его финансовый результат оставался положительным. Поэтому я бы сказал, что с учетом характера тех событий, которые произошли за рубежом или во внешней по отношению к нам среде, мы должны быть очень довольны этим приобретением.
По нашему убеждению, эта инвестиция имеет огромный потенциал для развития и роста. Банк и его процедуры во время кризиса были серьезно реструктуризированы. Были оптимизированы бизнес-процессы, снижены затраты и т.д.
Мы думаем, что готовы извлечь выгоду из предстоящего восстановления экономики. Как вы знаете, ключевые мировые экономики снова растут, мы наблюдаем достаточно много признаков улучшения деловой и потребительской активности. Так что мы считаем, что находимся в хорошей позиции для получения прибыли, когда рост мировой экономики наберет обороты.
Также мы знаем, что в некоторых сферах могли бы достичь и лучших результатов. В частности, более эффективно управлять проблемными активами при более благоприятных внешних условиях. Как и другие банки в Украине, мы нуждаемся в усилении защиты прав кредиторов. Это больше касается проблем существующей в Украине нормативно-правовой базы, правоохранительной и судебной систем, нежели нашего собственного риск-менеджмента.
— Некоторые из ваших конкурентов уже заявляли о возможности продажи своего банковского бизнеса или его части здесь, в Украине. Если вы оцениваете позиции вашего банка как благоприятные, то планируете ли увеличить свою рыночную долю, например, за счет новых приобретений? Какими являются ключевые пункты стратегии вашего банка здесь на следующие, скажем, три года?
— По нашим оценкам, наша рыночная доля уже растет. И мы безусловно планируем наращивать ее. Ключевой элемент нашей стратегии — восприниматься как банк высококачественных услуг, поэтому удовлетворенность клиентов — это, несомненно, главный для нас критерий. У нас достаточно сильные позиции в рознице, как, впрочем, и в корпоративном секторе. Мы располагаем хорошей филиальной сетью по всей стране и, безусловно, планируем на этой основе продолжить органический рост.
На наш взгляд, органический рост — это наиболее рациональная сейчас рыночная стратегия. Насколько мне известно, это позиция не только нашего банка, но и практически всего банковского сообщества в Украине. Мы помним времена быстрого роста, открытия сотен отделений и т.п. Сейчас во всем мире доминируют другие процессы, такие как восстановление, переосмысление, видоизменение, урезание затрат и т.п. В таких условиях органический рост — лучший рецепт на ближайшие три года.
— Вы говорили о восстановлении устойчивого роста мировой экономики. Можете ли спрогнозировать конкретные сроки, когда это произойдет? Также идет немало разговоров о возможной второй волне кризиса в Европе нынешней осенью. Существует много проблем в таких странах, как Греция, Португалия, Испания, которые могут быть «заразными» для Италии, Германии, других европейских стран. Как вы оцениваете ситуацию в Европе, а также перспективы роста европейской экономики и банковского бизнеса в ближайшем будущем?
— Прежде всего, отмечу, что мы не ожидаем второй волны кризиса в Европе. Реальная экономика, в том числе и благодаря растущему экспорту, чувствует себя относительно хорошо. Очевидно, есть очень крепкие страны, как Германия, но и в Италии тоже, кстати, экспортная активность значительно улучшилась.
Когда вы говорите о Греции, Испании, Португалии, то, вероятно, больше имеете в виду их финансовое состояние и ситуацию с государственным долгом. Однако состоявшиеся в последние недели в этих странах облигационные аукционы прошли относительно успешно.
Мне кажется, что пока мы не видим впечатляющих темпов роста, но и не возвращаемся в рецессию. Ожидается, что реальная экономика будет чувствовать себя относительно хорошо по сравнению с ситуацией двух последних лет.
Для нас очевидно, как я уже говорил, что нынешнее восстановление основывается на росте спроса на европейский экспорт (и это очень важно) главным образом в Азии и частично — в США. Мировой рост возвращается к отметке 4%, что вовсе неплохо.
Я думаю, что ключевой сейчас вызов для Европы — как стимулировать долгосрочную экономическую экспансию. Один из негативных факторов состоит в слабости европейских демографических трендов. Впечатляет демографическая ситуация в Соединенных Штатах, где продолжается быстрый прирост населения благодаря иммиграции и высокому уровню рождаемости. Таким образом, прирост населения в США сопоставим с показателями развивающихся стран, и согласно прогнозам до 2050 года такая тенденция сохранится. Это действительно впечатляет.
В Азии, как мы знаем, тоже наблюдается высокий демографический прирост, и хотя это не характерно для Китая, его население огромно. Россия заявила, что демографическая ситуация будет для нее долгосрочной проблемой, и, мне кажется, это же касается и ЕС.
Таким образом, нам необходимо понять, что делать не только в этой сфере, но и во многих других в долгосрочной перспективе. Мы уже не можем финансировать рост за счет увеличения долга, поскольку, как видим, странам по всей Европе необходимо кардинально улучшить долговую ситуацию, погашая взятые ранее суверенные займы.
Поэтому, я думаю, ключевой вопрос — как стимулировать рост с помощью структурных реформ, продолжая развитие единого европейского рынка. Это главные вызовы для каждой отдельно взятой страны и огромное поле деятельности на общеевропейском уровне.
— Каковы ключевые пункты этих структурных реформ?
— У каждой страны свои потребности. В целом же в Европе, по моему мнению, нам необходимо больше Европы. То есть больше интеграции среди европейских стран. К примеру, в мае было опубликовано впечатляющее исследование, проведенное бывшим членом Еврокомиссии Марио Монти и показавшее, что благодаря дальнейшей интеграции единого рынка в Европе мы можем увеличить ежегодные темпы экономического роста на 1% в течение ближайших нескольких лет. Это очень существенно. Поэтому я считаю, что нам необходима дальнейшая интеграция европейского рынка.
— Значит, вы — сторонник дальнейшей евроинтеграции, хотя сейчас идет много разговоров о слабостях общеевропейского проекта и даже возможном распаде валютного союза. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Я — оптимист в этом вопросе. Сегодняшняя Европа на распутье — становиться более фрагментированной или более интегрированной. Я вижу мало шансов, что мы вернемся к более разобщенной Европе. Значительно больше шансов в отношении ее дальнейшей интеграции. Одно из доказательств этого — обсуждение сейчас в ЕС идеи общеевропейского регулирования финансовых рынков, результатом которого должно стать создание трех общеевропейских финансовых регуляторов. Это очевидный сигнал в пользу дальнейшей европейской интеграции.
Также можно привести как пример дискуссии на предмет того, как анализировать и координировать национальные экономические политики, улучшая фискальную дисциплину в странах ЕС. И есть страны, которые уже начали движение в этом направлении. Германия прилагает много усилий, пропагандируя и внедряя более строгие бюджетные принципы. Делаются заметные шаги к улучшению координации и более тесной интеграции экономических политик среди стран ЕС.
Таким образом, все эти изменения происходят, и европейская институциональная система движется в сторону большей интеграции. И я думаю, что по окончании нынешнего кризиса мы все-таки получим больше, а не меньше Европы.
— Можете ли вы подробнее рассказать о вашей инициативе создания частного 20-миллиардного Европейского фонда восстановления для банков? Почему она не была воспринята с энтузиазмом, например, среди ваших немецких коллег?
— Прежде всего, это инициатива, которая является чем-то вроде одного из элементов в мозаике. Как показал кризис, мы нуждаемся в эффективных инструментах интервенций, чтобы убедительно реагировать на панику и устранять другие разрушительные эффекты. Существует мощное давление со стороны политиков и властей с целью добиться реакции банковского сообщества в этом вопросе. И нам кажется, что банковскому сообществу должна принадлежать лидирующая роль в поисках собственного вклада в решение проблемы.
Мы предложили создать Европейский фонд восстановления, поскольку видели, что на ранних этапах кризиса у многих банков возникали проблемы скорее с привлечением средне- и долгосрочного финансирования, нежели с платежеспособностью. Из-за рыночных катаклизмов многие из здоровых, прибыльных банков оказались в бедственном положении, рискуя обанкротиться. Они просто не могли привлечь среднесрочное финансирование, несмотря на то, что обладали достаточными активами для предоставления залогов.
Если вы обладаете долгосрочными активами, вам нужны долгосрочные пассивы и обязательства. Если вы не можете найти долгосрочное покрытие и обязательства, вы вынуждены продавать ваши средне- и долгосрочные активы с таким дисконтом, что начинаете испытывать проблемы с платежеспособностью.
Центральные банки смогли предоставить адекватную краткосрочную ликвидность, но властям не хватало инструментов, чтобы справиться с более долгосрочными рыночными неурядицами. И эта проблема все еще актуальна. Правительствам приходилось использовать общественные финансы, чтобы привлечь необходимое среднесрочное финансирование для банков.
Если крупнейшие европейские банки создадут такой фонд, они смогут использовать эти долгосрочные активы для предоставления необходимой долгосрочной ликвидности банкам, которые оказались в сложной ситуации, но остаются платежеспособными.
Этот фонд должен находиться под надзором независимого европейского банковского регулятора, такого как Трансграничная группа по вопросам стабильности или, в будущем, общеевропейский регулятор. Фонд привлекается в случае, если его регулирующий орган решит, что тот или иной банк нуждается в соответствующей поддержке, а его средства должны предоставляться на рыночных условиях.
Это не вопрос самозащиты, а вопрос создания инструмента восстановления доверия, в котором бы участвовал частный сектор. Мне кажется, это стало бы хорошим вкладом в решение части проблем.
Что касается вашего второго вопроса, то в Германии существуют очень разные позиции по этому поводу. Немцев беспокоит возможность создания фонда реструктуризации проблемных банков. Но к идее создания фонда восстановления они относятся не столь негативно. Сейчас предложения обсуждаются со многими игроками. Надеюсь, что в конечном итоге мы сможем прийти к соглашению, которое удастся имплементировать.
— Как вы оцениваете возможность обсуждаемой сейчас идеи введения для банков дополнительных налогов и сборов с целью компенсации общественных денег, потраченных на спасение банков?
— Пока предлагаемые некоторыми правительствами новые налоги не подразумевают создания фонда для спасения банков, скорее, их назначение — помочь решить проблему покрытия бюджетных дефицитов. Ми считаем это ошибкой. Банки уже платят налоги, как и все остальные отрасли экономики. Также регуляторы предъявляют к ним требования по увеличению капитала в будущем. Таким образом, если вам необходимо наращивать капитал и вдобавок от вас требуют платить больше налогов, в конечном итоге ситуация может серьезно осложниться, ограничивая возможность банков кредитовать экономику.
Также я считаю, что введение специального налога для всех банков — несправедливо. Некоторые банки действительно обращались за государственной поддержкой, а некоторые, как UniCredit, не получали никаких бюджетных средств.
Резюмируя, могу сказать: если возможный налог будет вводиться с целью финансирования фонда реструктуризации или фонда восстановления, мы можем эту идею обсуждать. Но если это налог с целью снижения бюджетного дефицита, мы считаем это ошибочным.
— Можете ли вы сравнить реакцию итальянских и украинских властей на кризисные события? Здесь, в Украине, мы много слышали о недовольстве европейских материнских структур некоторыми решениями, принятыми Национальным банком Украины. Есть ли у вас претензии к реализуемой НБУ политике?
— В ходе последнего кризиса банковские власти во всех странах нашего присутствия, по моему мнению, реагировали достаточно хорошо. Мы столкнулись не с кризисом, мы столкнулись с ураганом. В конечном итоге, мы все еще здесь и делаем бизнес. Поэтому я считаю, что в целом сообщество регуляторов и центральных банков проделало огромную работу. Это — мое мнение. Мир жив, и мы не испытали краха, который наблюдался в 1929-м и в 1930-е годы.
Есть два главных отличия нынешнего кризиса от событий 1930-х.
Во-первых, очень мощное вмешательство со стороны центральных банков в предоставлении ликвидности, причем подобная мягкая политика поддерживалась в течение длительного времени. И, во-вторых, в ходе нынешнего кризиса мы держали экономики открытыми. То есть не создавались огромные барьеры для внешней торговли. И это помогает восстановлению экономики сегодня.
Поэтому в целом оценка реакции властей весьма положительна. Я думаю, нам необходимо продолжать работать в этом направлении. Важнейший вопрос для Европы и США сегодня — когда выводить обратно ликвидность с рынка.
Но еще более важный вызов, о котором я уже говорил, — мы должны сфокусироваться на том, как стимулировать экономический рост в регионе. Что касается вашей страны, то ключевой для
Украины является способность продолжить привлекать иностранные инвестиции, создать более дружественную бизнес-среду, что подразумевает проведение многих структурных реформ в различных сферах. Я думаю — это ключевой вызов.
— Каковы ваши впечатления о посткризисной Украине, в чем отличия в ситуации двухлетней давности и нынешней? Изменилась ли страна с тех пор?
— Сегодня больше политической стабильности, что всегда является преимуществом и очень важным условием для инвесторов. Также, как мне кажется, есть хорошая осведомленность о проблемах страны. Теперь ключевая задача — начать двигаться от понимания к действию. Это всегда наиболее сложная часть работы.