UA / RU
Поддержать ZN.ua

Айя-София, земная и небесная

Президент Эрдоган мобилизует чувства верующих и вызывает призрак Османской империи

Автор: Екатерина Щеткина

Если верить в зачарованные артефакты, способные пробудить какие-то хтонические силы и спровоцировать тектонические сдвиги в мироздании, то Айя-София — как раз один из них. Статус музея — то, что позволяло сохранять этот артефакт и скрытые за ним силы спящими. В общем, если бы у нас была цель написать сценарий для голливудского блокбастера, можно было бы начать именно так: президент Турции решил передать Святую Софию, почти сто лет «проспавшую» в статусе музея, верующим. Причем неважно даже, каким именно.

Христианство и его святыни

Перевод святой Софии в статус мечети — вовсе не удар и не потеря для христианства в целом и православия в частности. Вернее, это, конечно, была потеря — в 1453-м году, когда Мехмед II Завоеватель после взятия Константинополя «обратил» главный православный храм мира в мусульманство. С тех пор Святая София, хоть и оставалась одним из самых грандиозных православных памятников мира, больше не была православным храмом. Этой «потере» уже более полутысячи лет — за это время можно было если и не смириться, то научиться с этим жить. 

Хотя большая часть риторики вокруг события касается именно религиозного аспекта, контекст события чисто политический. Во-первых, повторюсь, собор Святой Софии давно не принадлежит христианам, т.е. «отняли» не у них, а у музейщиков. Во-вторых, хотя святая София оставалась христианским символом и духовным центром, в реальности то, что она символизирует — Византия и Константинополь, — уже давно чисто духовные категории, координаты Небесной Родины, которая никак не зависит от того, что происходит в земной юдоли с ее материальными воплощениями. 

В этом сила и христианства в целом, и самой Константинопольской церкви. И в определенном смысле, решение Эрдогана и очередное обращение Софии в мусульманство — позитивный знак для христианства, в котором уже давно назрела потребность в переменах. 

За два тысячелетия христианство слишком обросло «святынями» — настолько, что это стало для него настоящей проблемой. Святыни заменили и подменили собой святое. Это стало особенно заметно во время пандемии коронавируса, перекрывшей доступ в храмы в самый разгар церковной жизни — в Великий пост и на Пасху. То, что в центре православной вселенной оказался не Христос вездесущий, а Храм, «в котором только и спасемся» начало колоть глаза и ставить христиан перед неудобными вопросами. 

Хотя патриарх Варфоломей — человек вовсе не чуждый претензиям на лидерство, к изменению статуса святой Софии, надо думать, сумеет отнестись философски. Полтысячи лет вынужденного подчинения мусульманским владыкам многому научили патриарха града Константинополя. 

В частности, тому, что раз в материальном мире многое приходит и уходит, и повлиять на это трудно, надо искать победы в других измерениях. И список побед патриарха Варфоломея уже вполне внушительный — Всеправославный собор, Томос украинской церкви, социальная доктрина православной церкви «За жизнь мира», опубликованная в марте. Настоящему пастырю не пристало бороться за стены — он борется за души. Так же, как хороший политик в современном мире понимает, что борьба за влияние больше не связана с территориями и материальными владениями — побеждает тот, кто оказывается лидером идей и мнений.

Скрепы по-турецки

Пока кто-то ведет свои битвы в поднебесье, кто-то, наоборот, старается упереться покрепче в землю, на которой стоит. Главный вопрос, адресованный Эрдогану, — «зачем?» — имеет простой ответ. На фоне кризиса надо дать людям какую-то приятную иллюзию — раз уж не можешь дать им гарантированного заработка. А заодно пощекотать и чувства собственных подданных, и соперников — которые, надо сказать, отреагировали совершенно предсказуемо. 

Никто в этой истории не блеснул оригинальностью. Реджеп Эрдоган безошибочно нажал на единственную безотказную кнопку массового сознания — чувства верующих. И я имею в виду вовсе не мусульман, которые, кстати, по-разному отозвались на эту инициативу турецкого лидера. «Чувства верующих» — категория замысловатая и главное слово тут «чувства». Подобные инициативы адресованы именно им, а не трезвому расчету или физиологическим потребностям — таким, например, как потребность в хлебе насущном. Президент Эрдоган предлагает своим гражданам сугубо идеологическую повестку дня, для которой преобразование Софии в мечеть — это не дар верующим, отчаянно нуждающимся в новом помещении, а символ, отсылающий к великим победам, к «дедывоевали», к «величию турецкого народа». В общем, простите, не знаю, как по-турецки будет «скрепы».

Великие империи недалекого прошлого бьются в конвульсиях в поисках новых идей для консолидации и отвлечения народа от приземленных материальных проблем. Но предсказуемо не находят ничего нового и идут простейшим путем продажи былого величия. Которое обычно выглядит шаржем на себя. Величие предков и их победы невыгодно оттеняют ничтожество потомков, торгующих этими победами. В чем, например, «победа» Реджепа Тайипа Эрдогана? У кого он «отвоевал» Турцию и конкретно Собор Святой Софии? У музейщиков? У ЮНЕСКО? У туристов? У православного мира или даже шире — у христианского? У Госдепа и Кремля одновременно? Или, может быть, у самого Кемаля Ататюрка, которого настойчиво вытесняют на поля турецкой истории, чтобы освободить место новому «султану» и неоосманизму? 

Президенту Эрдогану может казаться, что он знает, на что рассчитывает, когда продает своей целевой аудитории «величие» и «духовные скрепы». Он уверенно выдвигается на роль не просто политического — духовного лидера народа. Достаточно послушать по-восточному пышное обращение к народу по поводу передачи собора Святой Софии, чтобы понять: это не «проходное» решение о передаче храма верующим. Это идеологический, политический и даже геополитический жест. 

Я бы посоветовала ему поближе присмотреться к опыту коллеги — Петра Порошенко. Который добыл для украинской церкви долгожданную автокефалию, но так и не сумел въехать верхом на Томосе на второй срок. 

Впрочем, не только Эрдоган — боюсь, и сам Петр Алексеевич так толком и не понял, что же пошло не так...

Восток не всегда тонок

Заигрывание и с религиозным, и с националистическим фундаментализмом — верный путь к политическому взлету (пускай и короткому) для конкретного лидера и большим проблемам для всех. То, что передача Софии — политический жест поняли все, кого это касалось. И турецкая глубинка, которой, главным образом, адресовался этот месседж. И конкуренты в мусульманском лагере. И «остывшая» к идее интеграции Турции Европа. 

Для Европы это тревожный сигнал о том, что Турция выходит из принятых там правил игры — и это уже не дрейф, как раньше, а радикальный шаг. Передача Софии — это отказ от европейского консенсуса, включающего статус памятников, секуляризацию и межконфессиональное умиротворение. Но основная угроза не в этом — это лишь намек. Намек на то, что принятые в Европе условия, с которыми Турция еще недавно соглашалась и считалась, для Анкары больше не актуальны. Все остальное можете домысливать сами, насколько хватит смелости и воображения — судьба Лозаннского мира, Кипр, Родос и другие «спорные территории» (что особенно пикантно, учитывая членство Турции в НАТО), призрак исламского фундаментализма не только на границах, но уже прямо в пределах Европы и т.д. 

Восток воспринял этот сигнал как вызов, как очередную претензию на лидерство в регионе. Конечно, у Эрдогана нет Мекки и Каабы. Зато у него отвоеванная в «священной войне» София. Ему есть, что предъявить арабским соперникам в споре за место под восточным солнцем — и это не только военная мощь и политический вес, это еще и поддержка мусульман, об интересах которых он неустанно печется.

Именно в этом контексте, судя по всему, решение о судьбе Святой Софии расценили в арабском мире. И немедленно выступили с критикой. Получилось, правда, комично — тот неловкий случай, когда за музей и христианскую святыню выступают Саудовская Аравия и Египет (а также ОАЕ), т.е. именно те страны, где мечети буквально пачками передают музеям, а над христианскими святыми и самими христианами просто чахнут, как Кащей над златом. Восток, говорят, дело тонкое, но в данном случае все просто и плоско — ни на Ближнем Востоке, ни в исламском мире в целом, Эрдогану никто не спешит уступать пальму первенства. Можно только переживать, что с ростом исламистских настроений в Турции может обостриться еще один религиозно-политический конфликт — между арабскими и тюркскими мусульманами. 

Идеальный музей

Это на самом деле странно — сомневаться или даже возмущаться тем, что храм передали верующим. И я знаю не только мусульман, но и христиан, которые поддерживают инициативу президента Эрдогана. Храм — это дом молитвы. То, что он представляет собой «жемчужину» мировой культуры и место паломничества туристов — побочный эффект. 

Вопрос в том, кому, каким верующим его отдают. С одной стороны, все нормально: мусульман много, они смогут заполнить огромное пространство храма. Но у мусульманской общины Стамбула нет дефицита помещений. Да и отдают Софию не столько мусульманам, сколько людям, верующим в то, что велика Турция и Эрдоган — пророк ее. 

Нет потребности в большом храме и у стамбульской православной общины. Не в последнюю очередь из-за официальной политики турецких властей разных исторических периодов, которые делали все, чтобы очистить город от греков и самой памяти о побежденных. Очередная передача главной греческой святыни мусульманам — это еще не самое страшное, что случалось в Стамбуле с греками. Хотя, безусловно, вызывает определенные воспоминания — болезненная реакция со стороны Греции тому свидетельство. 

В этом и состоит проблема некоторых храмов и их «возвращения верующим»: тысячелетняя история их сопряжена с таким количеством затаенных, но так и не изжитых травм, что лишний раз к ним притрагиваться — и то страшно. Что уж говорить о том, чтобы кому-нибудь «отдать».

Святая София — идеальный музей. Она хранит в себе не просто «объекты культурного наследия» — уникальные фрески и мозаики, образцы архитектуры разных культур и периодов, — но множество высказанных и невысказанных исторических правд и травм. Каждый, подходя к ней, может смутно ощутить их присутствие. В ее ауре — не столько святость, сколько смятение. А музей — это не просто место, где катастрофы, победы, страдания и другие сильные чувства заархивированы и хранятся в «безопасном» виде. Это гарантия такого нейтрального состояния в обществе относительно так и неразрешенных споров, так и не отмщенных жизней, так и не забытых обид.

Все статьи Екатерины Щеткиной читайте здесь.