В то время как государство закрывает большие шахты, предприниматели выкупают и оживляют заброшенные шахточки
Всем известно, что сейчас большинство украинских шахт убыточны. Всем известно, что природные условия добычи угля в Донбассе — чуть ли не самые сложные в Европе. Но есть люди, чья работа доказывает: инвестиции могут давать отдачу даже в той отрасли, которой заморские и доморощенные «эксперты» вынесли приговор.
Украинская бизнес-элита привыкает воспринимать угольные шахты прежде всего как гордиев узел проблем — экономических, социальных, технологических — и лишь в последнюю очередь как одно из возможных направлений вложения средств. И действительно, ныне ни одна из отраслей промышленности не находится в таком тяжелом экономическом положении, как угольная. Например, за один только 2001-й убытки шахт превысили 600 млн. грн., хотя ежегодно государство расходует 5—6 млрд. грн. на их поддержку. Поэтому даже многие специалисты считают перспективными с точки зрения вложения средств не более 50 среди 190 существующих сейчас шахт.
Причиной убытков и украинские «угольные генералы», и зарубежные советники дружно называют природные условия добычи. Сейчас на Донбассе нужно идти на почти километровую (а иногда — на 1400 м) глубину, чтобы добраться к пластам средней толщины менее 90 см. Так что времени на прохождение стволов, выемку пустой породы и подачу угля на-гора украинским шахтерам приходится тратить значительно больше, чем, к примеру, их польским собратьям по профессии, которые разрабатывают пласты мощностью 2—3 м на глубине, лишь изредка превышающей 500 м.
Но не все склонны обвинять недра. «Нет плохих геологических условий — бывает плохое управление», — заявляет бывший директор ПО «Шахтарскантрацит» Петр Бабенко. Это подтвердил и опыт Всеволода Гончарова, Петра Цехмистера и остальных специалистов, оставивших ответственные должности на шахтах, отказавшись «тонуть» вместе с государственным сектором экономики.
Тогда, в 1994—1995 годах, угольная область представляла собой сплошной госсектор. Правда, некоторым героям соцтруда с крепкими связями в самых высоких киевских кабинетах без препятствий отдавали в аренду высокопроизводительные шахты. Но обычно государство с большей охотой закрывало шахты, чем передавало в частную собственность или даже в аренду.
Вот и фирме «Карбон» под руководством Всеволода Гончарова (в свое время главного инженера мощной шахты «Комсомолец Донбасса») не предложили ничего лучшего, чем закрытую несколько лет назад шахту №222 в Шахтерске Донецкой области. Там еще оставалось около 1 млн. тонн угля, то есть совсем немного по нынешним меркам — передовые шахты за год столько добывают. Но частников привлекал низкозольный антрацит, не нуждающийся в обогащении. Правда, размер кусков угля преимущественно был меньше 6 мм, а такой уголь пригоден лишь для топок котлов теплоэлектростанций. Но на «Карбоне» не очень переживали по этому поводу, поскольку с ТЭС, по идее работать удобнее — ни один торговец печным топливом, ни одна котельная не приобретет такой большой партии угля, как электростанция. К тому же среди оптовых торговцев печным топливом, да и среди собственников котельных, случались недобросовестные субъекты.
Из оборудования в приобретенной «Карбоном» шахте не было вообще ничего, а в выработки уже начала просачиваться вода. Но фирма пришла не с пустыми руками: поработав перед тем в Кузбассе, «Карбон» смог взять кредит и приобрести весь комплект оборудования — комбайны, крепления, транспортеры, рассчитанные именно на тонкие донбасские пласты. Общая его стоимость на момент монтажа оценивалась в 17 млн. грн., которые в течение 5 лет фирма планировала окупить.
Первую прибыль удалось получить через год после приобретения шахты. Но в Украине ширился кризис неплатежей. Он положил на лопатки всех частников, попытавшихся добывать энергетический уголь, кроме Гончарова. «Карбон» смог разработать сногсшибательные бартерные схемы, которые включали иногда по нескольку элементов.
Со временем фирма столь окрепла, что в 1999 году выхлопотала у ФГИ разрешение на аренду еще одной шахты, находившейся неподалеку. Шахта №20 еще кое-как функционировала, а главное — запасы угля были на порядок больше, чем в первой карбоновской шахте. Так что фирма согласилась ежегодно платить за аренду 5% оценочной стоимости шахты.
Шахту №20 удалось оживить довольно простым способом: труд горняков начали материально вознаграждать: продуктами, одеждой и — хоть частично, но регулярно и вовремя — еще и наличкой. Благодаря этому на «Карбон» начали переходить квалифицированные и молодые рабочие с окрестных государственных шахт, где их по полтора года кормили лишь обещаниями выплатить заработанные деньги дотациями из бюджета. В результате частная фирма начала выдавать на-гора ежедневно по 500—700 тонн антрацита.
То, что штат вырос до более чем двух тысяч человек, добавило хлопот с поддержкой дисциплины. Чтобы предотвратить кражи, пришлось держать 150 охранников. А кражи металлических деталей прекратились после того, как фирма перестала выдавать новые запчасти, пока не будут сданы вышедшие из строя.
Очень хороший результат фирма получила благодаря тому, что персонал удалось приучить аккуратно вынимать уголь. Дело в том, что в погоне за объемами добычи, начавшейся в советские времена, рабочие забоев вместе с углем щедро загребали породы. Такой засоренный уголь не годился для сжигания в котлах, но примеси извлекали на обогатительных фабриках. Однако за засоренный, так называемый рядовой, уголь платят вдвое меньше. Поэтому на «Карбоне» посчитали, что выгоднее вынимать отдельно уголь, а отдельно — боковые породы, а потом дополнительно просеивать большие обломки породы на грохотах и потерять в суточных объемах выдачи на-гора, зато не делиться заработками с обогатительной фабрикой.
Так что «Карбон» отгружал потребителям энергетический уголь наивысшего в Украине класса качества по соответствующей цене. Однако когда власть решила пресечь бартерные расчеты, потребитель карбоновского угля — ГАЭК «Центрэнерго» — под этим поводом всячески тормозила расчеты. Кормить обещаниями государственные шахты энергетикам удавалось, поскольку большинство директоров уже давно ничем не интересуется, кроме бюджетных инъекций. «Карбон» же дотаций никогда не получал, так что долг энергетиков, достигший 12 млн. грн., грозил фирме банкротством. В этой ситуации шахтерам-частникам пришлось выйти на вице-премьера по вопросам ТЭК. В результате «Карбону» вскоре перечислили 9 млн. грн. и позволили взять еще одну заброшенную шахту.
Но только «Карбон» принялся переоборудовать ее, как произошло наиболее значимое событие, которое только может случиться в угольном бизнесе, — поменялась власть в топливно-энергетическом комплексе. Последствия смены власти «Карбону» уже приходилось ощутить на собственной шкуре. За несколько лет до того фирма арендовала лаву на шахте «Комсомолец» в Антраците на Луганщине. Весь добытый уголь отгружался шахте, которая за 45% объемов платила, а 55% удерживала как арендную плату. Но частники подсчитали, что и на таких условиях можно зарабатывать. И новый министр угольной промышленности заметил, что одна арендованная лава дает столько же угля, сколько все остальные участки шахты вместе взятые. Решив, что нецелесообразно платить государственные деньги за уголь, который можно добыть просто так, чиновники выгнали с «Комсомольца» арендаторов, после чего лава снизила объемы добычи до уровня других лав шахты.
Вот и сейчас «Карбон», причисленный кем-то к любимцам бывшего вице-премьера, попал в немилость. «Центрэнерго» снова прекратило расчеты, что заставило заморозить работы на шахте № 12. Со временем на «Карбон» нагрянули одна за другой проверки. Налоговики, КРУ, прокуратура, СБУ, что называется, «копали» под фирму. Между тем долги Змиевской ТЭС выросли до 13 млн. грн., а Славянская ТЭС, которую Донецкая облгосадминистрация рекомендовала «Карбону» как надежного покупателя, только за последний квартал прошлого года успела задолжать 3,5 млн. грн.
Но «Карбон» продолжает добывать уголь и без помощи государства, стараясь по возможности и людям что-то платить. Между тем власть в угольной отрасли снова поменялась — пришел новый министр топлива и энергетики. Чиновник такого уровня имеет все полномочия реально уравнять в правах государственные и частные шахты и заставить государственные предприятия сполна рассчитываться как с первыми, так и со вторыми. Если так произойдет, то частному инвестору будет намного выгоднее добывать уголь. И тогда частных шахт станет больше, а просителей дотаций, в итоге оседающих в карманах директората и посреднических структур, — соответственно меньше.