«Украина имеет очень большое значение для геополитических построений в Европе. Однако в полной мере она эту роль сыграет только тогда, когда будет сильна экономически. И зависит это, в первую очередь, от самой Украины».
Лешек Бальцерович
С 24 по 30 ноября с.г. под эгидой немецко-польского общества Восточной Европы, варшавского Центра социально-экономических исследований CASE и украинского представительства Всемирного банка в Польше прошел семинар на тему «Процесс перехода от централизованно планируемой к рыночной экономике». Четыре дня в старинном замке Баранув известные польские и немецкие экономисты и журналисты обращали в новую, рыночную веру два десятка представителей масс-медиа из Украины. Ну а в Варшаве, в помещении Банка развития экспорта, гости наблюдали настоящий звездопад - здесь были первопроходец шоковой терапии, лидер партии «Союз свободы» Лешек Бальцерович, экс-премьр Ханна Сухоцкая и другие известные польские и немецкие политики. И снова звучал энергичный призыв осваивать новое, европейское мышление…
Две большие разницы
Польша и Украина напоминают сегодня гигантские лаборатории, где подопытный материал подвергают испытаниям при высоких температурах и давлениях. Этим материалом на сей раз служит не металл и не пластмасса, а человек. Основные результаты эксперимента за последние семь лет представлены в таблице (российские данные включены для последующего сравнительного анализа).
Как следует из таблицы, шоковая терапия в Польше, осуществленная с 1 января 1990 года тогдашним ее министром финансов Л.Бальцеровичем и включавшая такие мероприятия, как либерализация цен, рынка рабочей силы и экспорта, реформа системы налогообложения, сокращение дефицита бюджета, приватизация, формирование рынка капиталов и ограничительная денежно-кредитная политика, уже через два года позволила стране начать постепенно выходить из кризисной зоны. С января 1992-го почти те же реформы начал Е.Гайдар, но Россия до сих пор не выбралась из экономического провала, да и ближайшие перспективы у нее не слишком радужны. Украинские реформаторы, не обладая огромными сырьевыми запасами восточного соседа, завели страну в еще более сложное положение. Так что двухгодичная задержка в Украине с шоковым лечением лишь сдвинула по фазе российский результат, но не изменила его сути.
Выступая перед участниками семинара, главный польский шокотерапевт вновь подтвердил известную стратегическую триаду реформирования стран с переходной экономикой - стабилизация, либерализация, приватизация. При этом он сделал весьма симптоматичное замечание: в любом реформируемом обществе выделяются две группы людей, несущих особую ответственность за ход преобразований. Это - политики и журналисты. И если последние есть данность того или иного общества, то политиков в условиях демократии можно выбрать как хороших, так и плохих.
В качестве примера г-н Бальцерович привел разительную разницу в хозяйственном развитии Греции и Ирландии в течение 1976-92 гг. Обладая примерно одним и тем же исходным потенциалом, ВВП Греции в указанный период рос со среднегодовым темпом в 1,5 %, а ВВП Ирландии - 5,5 %. И все потому, что у власти в Афинах в основном пребывали социалисты.
Что можно сказать по поводу этих заявлений? Прежде всего, мне кажется, отец польских радикальных реформ слишком упрощенно толкует роль «правых» и «левых» в развитии западноевропейской цивилизации. Скорее всего, между ними существует своеобразное разделение труда. Когда стоит задача интенсифицировать экономический рост, на «капитанский мостик» призываются либералы. Когда же остро встает проблема подтягивания к новым экономическим реалиям социальной сферы, либералов сменяют социал-демократы. Но если кто-то из них задерживается на «мостике» дольше, чем это диктуется экономической ситуацией, происходят разные негативные явления, дестабилизирующие общество.
Однако же еще большее непонимание Л.Бальцерович демонстрирует в отношении коренных отличий между условиями проведения реформ в республиках бывшего СССР и бывших соцстранах Восточной Европы. Это в полной мере проявилось в его книге «Социализм, капитализм, трансформация» (1995), чья главная идея - радикальный подход к реформированию социализма работает во всех мыслимых случаях, в то время как эволюционный подход в долгосрочной перспективе всегда несостоятелен. Те же самые мотивы мы встречаем и в других представленных на семинаре докладах сотрудников CASE. Как будет далее показано, «пан Лешек и его команда» пренебрегли в данном случае такими решающими компонентами успеха применения принципа подобия решений, как близость исходных экономических, политических и формационных условий.
Политэкономическая предыстория польских реформ
Реформам Бальцеровича предшествовал десятилетний экономический спад. В конце 70-х годов Польша содрогалась под гнетом огромных выплат внешнего долга в 41 млрд. долл. (четвертое место в мире), поглощавших 70-80 % доходов от экспорта. Массовые политические беспорядки привели к введению 31 декабря 1981 года военного положения, которое длилось почти восемь лет. В связи с явным торможением реформ в России, Украине и других странах СНГ возникает любопытный вопрос: не является ли этот своеобразный промежуточный этап неизбежным при перерастании командно-административной экономики в рыночную?
Концептуально ответить на него мы постараемся несколько позже, а пока обратим внимание еще на один дополнительный штрих в том же контексте: по существу, роль «военного торможения» в постсоветских условиях исполняет патовая ситуация, возникшая в треугольнике президент-парламент-провинции. Россия, Белоруссия, Казахстан и ряд других стран СНГ частично разрешили этот конфликт, превратив парламент в безвластную «франкфуртскую говорильню». Но, скажем, многие российские провинции (в первую очередь автономные республики) продолжают существенно замедлять темп рыночных преобразований. В Украине же наибольшее тормозящее влияние оказывает Верховная Рада, тогда как региональные элиты не столь активны в противодействии реформаторским усилиям центральной исполнительной власти.
Польша имела и еще ряд преимуществ на начальном этапе реформ. Так, уже при социализме поляки могли путешествовать и работать за рубежом, а затем открывать долларовые счета в банках. По подсчетам советника министра финансов Марека Мазура, в начале 1990 года на подобных счетах насчитывалось 2-3 млрд. и еще столько же - на руках. Поэтому, когда в результате либерализации цен на полках магазинов появились подорожавшие местные товары, немало поляков имели возможность их покупать. В Украине же гиперинфляция, поглотив денежную «заначку» в рублях, резко понизила покупательную способность населения и привела к катастрофическому спаду производства и сбыта отечественной продукции.
Еще большее значение, чем зарубежная «зелень», имели зеленые поля частных польских ферм. Высокие рыночные цены на пищевые продукты стимулировали сельхозпроизводство, и товары польских фермеров заполонили города: торговля шла прямо с кузовов припаркованных подле тротуаров грузовичков. Между прочим, лауреат Нобелевской премии Артур Льюис давно доказал, что чрезмерное удешевление цен на сельхозпродукцию - например, за счет административного ограничения - ведет к отказу фермеров от их производства. Вследствие этого приходится импортировать пищевые продукты, затрачивая на это валютные запасы и тем самым нанося убытки промышленному производству. Посему, по мнению Льюиса, не следует надеяться на расцвет последнего в тех странах, где сельское хозяйство пребывает в состоянии стагнации.
Парадоксы экономических реформ в Украине связаны и с тем обстоятельством, что, с одной стороны, они оказались слишком, а с другой - недостаточно радикальными. Так, если в Польше банковская система либерализовалась постепенно и очень осторожно, в Украине банки возникали, словно ларьки. При этом они внесли не только весомый вклад в раскручивание маховика инфляции и утечки капиталов за рубеж, но и превратились, подобно многим торговым своим визави, в филиалы мафиозных кланов.
Аналогичная ситуация возникла при либерализации внешней торговли. Если после роспуска СЭВ страны Восточной Европы в целом плавно сменили советский рынок на западноевропейский, то Украина не воспользовалась их опытом и в 1993 году резко открыла внешние рынки. Тысячи предприятий одновременно метнулись в международную торговлю, немедленно освоили давно забытый в мире бартер с демпинговой подкладкой, находя в нем массу преимуществ по части сокрытия выручки за рубежом. При этом утечка инвалюты происходит намного интенсивнее, нежели приток иностранных инвестиций и помощи.
Зато в области законодательства и особенно его практического воплощения в жизнь украинские реформы намного отстают от польских. Частично это произошло из-за некомпетентности, частично - ввиду недостатка средств для осуществления необходимых мер, частично - из-за чрезмерного увлечения процессом подготовки законопроектов в ущерб механизмам их реализации. Слишком большое внимание уделяется макроэкономической политике и слишком мало - микроэкономическим реформам в сфере приватизации, банкротства, кредитования, учета и перестройки работы предприятий.
Именно из микроэкономического «брака» произрастают главные корни кризиса платежей. Польша в свое время тоже столкнулась с этим явлением, хоть и в меньшем масштабе. Однако она решительно исправила сложившееся положение: частные (включая иностранные) банки взяли под свою опеку предприятия с безнадежными долгами, меняя кардинально их менеджмент и технологическое оснащение.
Кстати, 22 ноября с.г. в Польше закончился первый этап приватизации, начатый еще в 1990-м, т.е. раньше, чем в России и даже в Чехии. Программа предусматривала создание 15 национальных инвестиционных фондов, охватывала 512 средних госпредприятий и включала получение взрослым населением приватизационных свидетельств за символическую сумму 20 злотых (около 7 долл.). В пунктах обмена валюты они обычно покупались за 50 злотых, но в последние дни начался ажиотаж и цена польских ваучеров выросла до 100-150 злотых. В марте их владельцы должны будут получить от каждого инвестиционного фонда акции тех самых 512 предприятий. Пока трудно судить об окончательной эффективности польской приватизации, но сам факт большой ее растянутости во времени заставляет серьезно задуматься о подлинных целях и (или) компетентности украинских приватизаторов (даже в бывшей ГДР, сообщил на семинаре видный немецкий специалист Клаус Вильд, приватизация малых и средних предприятий длилась с 1990-го по 1994-й, а в 1995 году было приватизировано только 2 крупные компании - по производству железнодорожных вагонов и нефтепереработке).
Таким образом, польский опыт показывает, что на создание соответствующих институтов и вызревание условий перехода к рыночной экономике уходит до десятилетия. И пока страна сдает экзамен на «новое мышление», жизненный уровень населения не может не упасть в той или иной мере. Сегодня, по сообщениям польских участников семинара, в стране в статусе безработных пребывает 13,5 % рабочей силы и почти треть населения находится за чертой бедности. Это означает, что и Украину, скорее всего, ждет целая серия более или менее острых политических кризисов и суровых испытаний. Длительность же этого процесса будет в значительной степени зависеть от того, сумеем ли мы не просто согласиться с наличием для каждой страны оптимального режима перехода к рынку в зависимости от ее политических, социоэкономических и культурных условий, но и воплотить его в конкретный перечень, последовательность и скорость трансформационных усилий. На решающем факторе я и хочу здесь остановиться.
С формациями шутки плохи
Когда переезжаешь границу, разделяющую Украину и Польшу, сразу же в глаза бросается разительное отличие в качестве дорог и сельских строений. И тогда начинаешь понимать, что данный кордон охраняют не столько пограничники, сколько такая капризная дама, как История.
Если даже оставить за кадром более чем тысячелетнюю историю украинского и польского народов, то в одном лишь ХХ столетии между ними лежит водораздел из двух судьбоносных событий. Во-первых, Польша начала строить «реальный социализм» не в 1917-м, а в 1944 году. Не три, а лишь одно поколение поляков жило в условиях командно-административной системы, и среди его представителей было много тех, кто сберег навыки цивилизованного предпринимательства. Во-вторых, ГУЛАГ на территории Польши имел место не почти 40 лет, а менее десяти, да и то в существенно более «гуманном» исполнении. Поэтому порядки и менталитет «зоны», отнюдь не случайно воспетые Владимиром Высоцким, при первых же признаках политической и экономической либерализации распространились на все постсоветское пространство, и сегодня не польская мафия угрожает спокойствию граждан в Киеве, а украинская «коза ностра» вкупе с российской, кавказской и т.д. - в столице Польши.
Да, и Польшу, и Украину справедливо относят к странам с переходной экономикой. Но почему-то мало кто задумывается, от чего к чему переходит данное общество. Между тем, это - отнюдь не риторический вопрос. Ведь если мы внимательно присмотримся к социалистической Польше, то наряду с крупными и средними госпредприятиями обнаружим там частное сельское хозяйство и значительный частный сектор торговли и бытового обслуживания. Иными словами, перед нами - один из вариантов государственного капитализма. Именно от него Польша ныне переходит к варианту либерального капитализма, который не совсем точно квалифицируется как рыночный. Именно поэтому, видимо, методы шоковой терапии («большого удара», по терминологии Л.Бальцеровича) и дали там в целом положительный эффект.
Как же в этом плане выглядит Украина? Если мы сковырнем привлекательные рыночные ярлыки с ныне действующих экономических институтов, то немедленно обнаружим хорошо знакомые нам реликты «развитого социализма». Самое печальное, капитал и частная собственность не обладают у нас своей сущностной чертой - способностью к самовоспроизводству. Стоит лишить наших крупнейших предпринимателей возможности припасть к животворному бюджетному источнику - и весь их так называемый бизнес рухнет, как карточный домик. Те же банки, как и во времена благословенного Госплана, в основном выполняют функции не рыночных кредитных учреждений, а расчетных касс либо государства, либо группы крупных предприятий.
При ближайшем рассмотрении оказывается, что на макроуровне в Украине, по сути, нет зачатков цивилизованного рынка. Мы сейчас переживаем новую стадию государственного феодализма, который воспроизводится у нас от века к веку. Уже в хрущевские времена начался вялотекущий процесс феодального дробления, когда вассалы в лице местных партийных бонз, отраслевых министров и директоров предприятий стали все больше уклоняться от тотального контроля Центра и использовать формально централизованные ресурсы в своих личных интересах. После августа 1991 года процесс этот резко интенсифицировался и развился вширь и вглубь.
Прежде всего стало возможно обратить безналичные деньги и материальные фонды в полноценную валюту. При этом окончательно превратившиеся в средневековых баронов директора предприятий всеми доступными средствами скрывают доходы от отчислений в казну и вывозят их за рубеж. Налицо и крепостные в виде работников, не получающих зарплату. Как и в былые времена, они предпочитают заниматься отхожим промыслом a la chelnok, но не покидать «общину», то бишь трудовой коллектив. Ну а приватизация - та и вовсе напоминает «Великую реформу» 1861 года, когда крестьяне приватизировали «воздух свободы», но не землю, лучшие куски которой достались либо «помещикам», либо «старостам» общин.
Из исторического прошлого и нынешних отечественных реалий вытекает, что главным и решающим элементом любой модернизации в Украине является государство, и из доставшегося нам по наследству централизованного госфеодализма мы можем перейти только к цивилизованному госкапитализму. Эту закономерность подтверждает и тот факт, что все упомянутые выше экономические системы раньше или позже прошли через такой этап.
Если мы согласимся с такой парадигмой развития, то вместо примитивного либерализма под лозунгом «чем меньше государства, тем лучше» должен возобладать принцип «свободы - сколько возможно, государства - сколько необходимо». При этом государство должно вернуться в те сферы экономики, где рыночные свободы пока не работают и на месте институционального вакуума возникли корпоративно-криминальные сообщества. Необходимо, наконец, установить четкую границу между такими понятиями, как частное и общественное, - касается ли это бюджетных средств, менеджеров госпредприятий и даже так называемых приватизированных, которые должны подпасть под контроль реальных и, главное, эффективных собственников.
Поляки, кстати сказать, эту проблему решили преимущественно с помощью иностранного капитала, который играет решающую роль во всех крупных хозяйственных субъектах - от предприятий базовых отраслей до региональных СМИ. И ничего с национальной независимостью там не случилось, ибо иностранных инвесторов волнует не доморощенный «неоколониализм», а прибыль и еще раз прибыль.
Прирост ВВП и индекса потребительских цен в %*
1989 1990 1991 1992 1993 1994 1995
ВВП
Польша + 0,2 - 11,5 - 7,6 + 2,6 + 3,8 + 6,0 + 5,5
Россия +1,5 - 3,6 - 12,9 - 18,5 - 15,0 - 12,0 - 4,3
Украина + 4,1 - 3,6 - 11,9 - 17,0 - 16,8 - 23,7 - 10,3
Цены
Польша 251,0 586,0 70,3 43,0 35,3 32,2 29,0
Россия 2,2 5,6 92,7 1353,0 896,0 220,0 181,0
Украина 2,0 4,0 91,2 1210,0 4735,0 842,0 321,0
* Данные МВФ