UA / RU
Поддержать ZN.ua

Рейдерство: реальность мифа

Если raid переводится как «налет, набег», то по правилам английской грамматики raider — не кто иной, как налетчик...

Автор: Владимир Писковый

Если raid переводится как «налет, набег», то по правилам английской грамматики raider — не кто иной, как налетчик. С недавних пор этот термин стал в Украине весьма популярным. В Украинском союзе промышленников и предпринимателей, например, утверждают, что в течение последних двух лет рейдерским атакам подверглись более 2 тыс. предприятий. По другим оценкам, на счету рейдеров свыше 3 тыс. захваченных объектов собственности. Рейдеров уже поделили на белых, серых, черных и диких, а так называемые эксперты обозначили наиболее крупных и удачливых.

Поскольку схемы и методы завладения собственностью весьма стандартные, одни недоумевают по поводу беспомощности правовой системы, настаивают на государственном вмешательстве, инициируют создание межведомственной группы по борьбе с рейдерством. Другие скептически замечают, что создание такого органа под эгидой чиновников лишь запутает вопрос. Кто-то ратует за реформирование законодательства вплоть до принятия специального закона. Иные полагают, что в нем нет необходимости… А пока ведутся дискуссии, Интернет переполнен анонимными объявлениями об организации и проведении рейдерских атак, как, впрочем, и вполне персонифицированными предложениями по защите от них.

Насколько эта проблема актуальна и каковы ее особенности, мы попытались выяснить в беседе с начальником Запорожского территориального управления Госкомиссии по ценным бумагам и фондовому рынку Вячеславом ВЛАСОВЫМ.

— Так называемая тема рейдерства действительно привлекает к себе слишком много внимания. Причем настолько, что даже заурядное объявление о покупке акций нередко расценивается как подготовка к захвату предприятия. Хотя, по нашим данным, нет оснований говорить о реализации системных рейдерских схем. Иными словами, это явление как таковое массово не существует. Однако отрицать отдельные случаи рейдерства в самых черных его проявлениях было бы неправильно. Но прежде чем давать оценку конфликту, необходимо разобраться в причинах и проанализировать действия сторон.

— Извините, Вячеслав Геннадиевич, как это «нет оснований» и «не существует», если едва ли не каждый день становится известно о новых захватах. Нередко — с «масками-шоу» и силовым противостоянием.

— Что ж, тогда давайте разберемся на примере конфликта на одном из запорожских предприятий. Суть его сводится к тому, что некая структура стала собственником 51% акций. Они были скуплены у рядовых акционеров, разуверившихся в возможности получения дивидендов. Факт совершения добросовестной сделки неоспорим. Но правление АО, владеющее 41% акций, обращается в суд с заявлением о якобы планируемом нарушении прав акционеров, блокирует проведение собраний соответствующим постановлением суда. Спрашивается, кто в данной ситуации рейдер? Казалось бы, напрашивается однозначный ответ. Однако правление, заручившись поддержкой народных депутатов, настойчиво утверждает, что предприятие пытаются захватить бандиты. На каком, спрашивается, основании, если процесс не выходит за рамки общепринятых правил и законодательства, определяющих движение капитала?

Или другая ситуация: физическое лицо покупает доверенности на представление интересов акционеров на собрании. Здесь, на мой взгляд, есть все признаки мошеннических действий с целью смены руководства предприятия, поскольку действующее законодательство не предусматривает возможность покупки доверенностей, купить можно только акции.

Схема, устанавливающая смену собственников и управления предприятий, фактически осталась неизменной с момента завершения массовой приватизации в 1998 году. И сегодня нет ни одного предприятия, где бы переход права собственности или смена руководства проходили незаконно.

— О судах поговорим несколько позже. А пока хотелось бы уточнить, как же все-таки квалифицируются конфликты, которые традиционно характеризуются как рейдерские атаки?

— В мировой практике они обозначены как недружественные отношения двух или более хозяйствующих субъектов, которые в силу разных обстоятельств не могут достичь согласованного решения. Чтобы подобного не происходило, эти взаимоотношения должны быть четко прописаны в нормативных документах акционерного общества. Прежде всего — в уставе. А в случае возникновения противоречий следует либо внести изменения и дополнения в документы, либо разрешить спор в судебном порядке. Откровенное рейдерство всегда носит признаки преступлений, поэтому давать оценку в данном случае, на мой взгляд, должны именно правоохранительные органы.

— Так в том-то и дело, что этот порядок стал притчей во языцех. По мнению ряда экспертов, именно изъяны судебной системы и создают благоприятные условия для развития рейдерства. Не говоря уж о многочисленных упреках в адрес судов за решение спора по принципу: кто больше даст.

— Я вовсе не отрицаю случаи заказных судебных решений. К сожалению, такое бывает. Но ведь при этом не исключена возможность оспорить судебное решение. Правда, для этого необходимы веские основания, базирующиеся на четком соблюдении законов. А если имеются факты нарушений, как это, кстати, бывает в большинстве случаев, то, извините, что оспаривать? Стоит лишь вникнуть в суть практически любого конфликта, как сразу становится ясно: сторона, которую пытаются уличить в рейдерстве, убедительно доказывает, что ее оппоненты совершили некие противозаконные поступки, а это уже повод для принятия мер судом или правоохранительными органами.

— Но может, все-таки правы те, кто говорит о несовершенстве существующего законодательства?

— Безусловно, законодательство должно развиваться. Перезрела необходимость принятия закона «Об акционерных обществах», нового законодательства, регулирующего учетную систему ценных бумаг. Вообще закон не может быть статичным. Статичный закон — мертвый закон. Однако, на мой взгляд, устранить проблему корпоративных конфликтов только путем реформирования правовой базы нереально. Попытки решить данную проблему в законодательном порядке неизбежно сведутся к тому, что некие должностные лица начнут вмешиваться в отношения между собственниками, что противоречит Конституции. Допустим, можно снова предоставить прокуратуре функции надзорного органа за деятельностью судов. Но это будет серьезный шаг назад на пути становления правового государства, поскольку прокуратура попросту станет инструментом в решении корпоративных конфликтов.

Полагаю, суть проблемы заключается отнюдь не в законодательных изъянах. Наши законы максимально приближены к общеевропейским правовым нормам. Беда в том, что верховенство права у нас в силу ряда причин подменено верховенством судьи. Смотрите, что происходит на практике. Сегодня любой субъект имеет возможность обратиться с жалобой о нарушении своих прав. На этом основании суд может принять решение, запрещающее определенные действия до рассмотрения дела по существу. То есть, согласно европейским нормам, суд априори считает обращение обоснованным и не ставит под сомнение порядочность намерений истца.

Однако такой подход ориентирован на определенный моральный уровень, который должен быть присущ обществу в целом. В противном случае взамен верховенства права мы неизбежно получим верховенство судьи. Поэтому коррумпированность судебной системы, о которой так много и подчас небезосновательно говорят, в данном случае является не столько причиной, сколько следствием. Ведь судья действует согласно процессу. Не зная истинной сути проблемы, он исходит из обязанности защитить нарушенные права истца по формальным признакам. А в результате проблема получает мультипликационный эффект. Это вполне закономерно, поскольку в обществе не сформировались устоявшиеся моральные нормы. То есть закон опередил состояние общества. И это опережение невозможно разрешить в правовом порядке.

— Тогда что, на ваш взгляд, является основой возникновения корпоративных конфликтов?

— Полагаю, они берут начало с некорректной приватизации, когда предприятия стали собственностью так называемых стратегических инвесторов. Таковыми считались фирмы, занимающиеся продажей продукции этих предприятий. Заметьте, не производители, известные на мировом рынке, а банальные торговцы.

Здесь в качестве небольшого отступления уместно привести один пример. Одна российская фирма, владеющая чуть более 3% акций крупной зарубежной авиакомпании, изъявила желание увеличить свою долю собственности до 5%. Но для совершения сделки на фондовой бирже нерезиденту потребовалось получить специальное разрешение правительства, поскольку авиакомпания определяет национальную безопасность страны, а пятипроцентный пакет уже влияет на ее деятельность.

Зато стратеги-владельцы нашей индустрии — сплошь и рядом одни офшоры, зарегистрированные на различных островах. Именно с этого и начинаются проблемы недружественных отношений, которые сегодня называют рейдерством. И, к сожалению, эта проблема не утратит актуальности, поскольку и дальше будут основания для предъявления претензий акционерами, чьи интересы не принимаются во внимание.

Кстати, о соблюдении прав акционеров: одной из основных причин возможности рейдерства в нашей стране является игнорирование руководителями акционерных обществ прав акционеров и несоблюдение норм законодательства, в частности, о ценных бумагах.

— Получается, ситуация безысходная?

— Вовсе нет. Только не стоит уповать на то, что так называемую проблему рейдерства можно решить, приняв специальный закон. Потенциальная угроза недружественных отношений будет существовать до тех пор, пока не будут сформированы нормальные принципы корпоративного управления, основанные на открытости и публичности деятельности акционерных общества. Иного способа избежать конфликта попросту не существует.