Вариации на тему перехода от плана к рынку
Накануне визита в Украину нового президента Европейского банка реконструкции и развития Хорста Келлера в украинском представительстве Банка состоялась презентация «Доклада о процессе перехода за 1998 год». Данное исследование традиционно охватывает бывшие соцстраны Центральной и Восточной Европы, а также республики бывшего СССР, объединенные общим названием - «страны с переходной экономикой».
«Массовая медицина»
в экономике
По отзывам тех, кто эмигрировал на Запад в поисках лучшей доли, тамошняя массовая медицина представляет собой сплав высокого уровня технического обеспечения и эскулапов, выступающих практически в качестве обслуживающего персонала соответствующей техники. В упрощенном виде это выглядит так: на экране компьютера высвечивается стандартный набор возможных диагнозов болезни и методов ее лечения, из которых врач-оператор выбирает наиболее ему симпатичный вариант. Разумеется, в дорогих клиниках с блестящей техникой сочетаются не менее блестящие специалисты, но это, как говорится, для «белых людей».
Преамбула сия понадобилась для того, чтобы стало понятным, отчего искомый доклад, цель которого - «предоставить руководителям стран СНГ результаты проводимой ЕБРР оценки процесса перехода», служит, с одной стороны, прекрасным статистическим справочником, а с другой - набором стандартных тезисов, навеянных так называемым поствашингтонским соглашением. Напомним в этой связи, что вашингтонское соглашение было заключено в свое время между МВФ, Всемирным банком и казначейством США как ответ на долговой кризис 80-х годов в Латинской Америке и включало рекомендации странам с переходной экономикой. Их общая идеология сводилась к следующему: «Либерализуйте все, что можете, приватизируйте так быстро, как только можете, будьте жесткими в финансовых вопросах!» В конечном счете это выродилось в практику командировок посланцев «высоких договаривающихся сторон» в страну-реципиент помощи, где данные об уровне либерализации экономики, размерах ее частного сектора, инфляции, денежном предложении, процентных ставках, бюджетном и торговом дефицитах и т.д. служили основанием для составления подробных рекомендаций опекаемым правительствам.
Когда сбои и откровенные неудачи подобной политики игнорировать стало уже невозможно, ее авторы решили несколько откорректировать идеологию. Знаковым событием в этом смысле стала ежегодная лекция, прочитанная в Мировом институте исследования развития старшим вице-президентом и главным экономистом ВБ Джозефом Штиглицем. Политика, развиваемая вашингтонским соглашением, заявил г-н Штиглиц, имеет незавершенный вид, а иногда и ошибочна. Так, мировой опыт свидетельствует: хотя высокая инфляция обходится дорого, небольшая может даже улучшать состояние экономики по сравнению с нулевой. Нет также простой формулы определения оптимального уровня бюджетного и текущего дефицитов (например, в Восточной Азии поддержание профицита бюджета на фоне экономического спада оказало негативный эффект). Что же касается акцента на либерализацию торговли, то без антимонопольного законодательства и контроля за его выполнением, других политических мероприятий по развитию конкуренции свобода торговли - миф. То же самое относится к приватизации, которая поощряет предпринимателей приобретать акции старых предприятий вместо того, чтобы инвестировать капитал в создание новых.
Что касается отрицания вашингтонским соглашением активной роли государства в экономике, то здесь, по мнению г-на Штиглица, произошла подмена целей. Вместо того, чтобы выступать как владелец активов или управляющий компаний, государство должно стать архитектором институциональной среды, стражем финансовых основ, инвестором в человеческий капитал, финансистом развития инфраструктуры, наконец, менеджером глобальной интеграции. Когда же этими вопросами пренебрегают, возникает системный вакуум - ни плановой, ни рыночной экономики, который немедленно заполняется теневой ее ипостасью. Вот почему поствашингтонское соглашение должно расширить инструментарий и цели реформ, сделав главной из них повышение качества жизни.
Можно было бы ожидать, что после этого и других подобного рода выступлений политика международных финансовых организаций по отношению к переходным экономикам изменится, и большее внимание будет уделяться именно социальным последствиям действий. Увы, закончившая недавно работу очередная миссия МВФ в Украине продемонстрировала по существу прежний подход: главное внимание было уделено фискальным вопросам (в первую очередь сбалансированности бюджета и обслуживанию долга). В этом отношении доклад ЕБРР ближе к «поствашингтонским» идеям и акцентирует внимание на том, что прогресс в сфере либерализации и приватизации в ряде стран с переходной экономикой не сопровождается достаточно глубокими институциональными реформами. Это вызывает деформацию и неустойчивость рынков, делая их уязвимыми по отношению к потрясениям типа азиатского и российского.
Все так. Беда, однако, в том, что ситуация в исследуемом регионе рассматривается почти исключительно с позиции субъектов, но не объектов западных капиталовложений. Другими словами, пытаясь ответить на вопрос, насколько выгодно и безопасно делать инвестиции в ту или иную страну с переходной экономикой, заезжие эскулапы забывают, что местных пациентов интересует другое: коль уж суждено перейти, то как это сделать наиболее безболезненно? И тут мы подходим к оселку, на котором споткнулись реформаторы гайдаровского призыва вместе со своими западными консультантами: они приравняли Россию и другие осколки бывшей империи к «нормальным» западным странам, где население озабочено исключительно тем, чтобы еще более улучшить уже налаженную жизнь. Словно последняя была ниспослана им свыше, а не стала итогом многовекового сложнейшего перехода сквозь тернии Ренессанса, Реформации, Просвещения и целой серии кровавых революций. При этом англичане, французы, немцы, голландцы, итальянцы, испанцы и другие европейские нации проходили эту историческую дистанцию своими, одним им ведомыми тропами.
О чем поведали данные доклада
В свое время против радикальных подходов к реформированию в бывшем СССР возражал даже отец монетаризма Милтон Фридман в своей знаменитой статье «Четыре шага к свободе». А другой нобелевский лауреат Василий Леонтьев в одной из дискуссий заявил: экономика - это наука, которая поверяет себя ежедневным улучшением жизни людей, а не успехом в строительстве хозяйственной машины. Увы, именно последнее составляет пафос доклада ЕБРР. Дабы не быть голословным, воспользуемся его квинтэссенцией - дифференцированными показателями перехода каждой страны искомого региона от плановой экономики к рыночной.
Система показателей отражает следующие аспекты перехода: приватизация крупных и мелких предприятий, корпоративное управление и перестройка предприятий, высвобождение цен, торговля и валютная система, политика в области конкуренции, реформа банковской системы и либерализация процентных ставок, рынки ценных бумаг и небанковские финансовые учреждения (как видим, социальные аспекты отсутствуют напрочь). Для удобства анализа нами просуммированы соответствующие оценки для каждой страны СНГ и соотнесены с прогнозируемыми авторами доклада относительными значениями реального ВВП в 1998 году (1989 = 100).
Итак, по уровню спада ВВП после 1989 года страны СНГ можно условно разбить на три группы: 1) низкий спад - Беларусь, Узбекистан (ВВП = 75-88%); 2) средний спад - Россия, Киргизстан, Казахстан (55-63%); 3) высокий спад - остальные страны (35-44%). А теперь посмотрим, как характеризуются страны каждой группы в докладе ЕБРР?
Продвинутость первой группы к рынку весьма низкая (интегральная оценка - 12-18). Обменный курс, конвертируемость, процентные ставки, зарплата жестко регулируются государством. Первичная приватизация происходит путем выкупа трудовыми коллективами и идет очень медленно, государство по-прежнему осуществляет контроль над многими предприятиями. В 1997 году бюджетные субсидии составляли 1,3-3,2% ВВП, а кредиты предприятиям 12-21% ВВП. В результате в Беларуси промышленное производство выросло на 18% (за первую половину 1998 года - на 13%), реальная зарплата в промышленности - на 30%, производительность труда - на 19%, число убыточных промышленных предприятий снизилось до 13%, зато задолженность между предприятиями возросла до 40% ВВП. В Узбекистане промышленное производство в 1997 году выросло на 2,2%, аграрное - на 4,9%, производительность труда - на 6,3%. Доля населения ниже уровня бедности составляет в Беларуси 23%, в Узбекистане - 29%.
Страны второй группы имеют существенно более высокую суммарную рыночную оценку - 20-23. Хотя обменный курс в известной мере управляем, однако конвертируемость, процентные ставки и зарплата полностью либерализированы. Первичная приватизация - чековая, и сегодня частный сектор производит от 55 до 70% ВВП (выше показатели в регионе только у Чехии, Словакии, Албании - 75% и Венгрии - 80%). В 1997 году бюджетные субсидии составляли от 0 (Казахстан) до 6,4% ВВП (РФ), кредиты предприятиям - от 1,4 (Киргизия) до 8,7% ВВП (РФ). Несмотря на самый высокий уровень внутренних и внешних инвестиций, Россия тем не менее имела в 1997 году самые худшие в группе показатели по росту объемов промышленного и аграрного производства (1,9 и 0,1%), производительности труда (3%). Доля же населения ниже уровня бедности достигала в Киргизстане 76%, в Казахстане - 50%, в России - 38%.
Наконец, страны третьей группы имеют существенно различающиеся макроэкономические показатели и институциональную среду, что, видимо, связано с присутствием среди них стран, вовлеченных в вооруженные конфликты. При всем при том налицо четко выраженная закономерность (см. таблицу): чем выше формальный показатель рыночного прогресса, тем выше спад ВВП за годы реформ. Так, Украина «уступает» по последнему показателю лишь Грузии и Молдове. В этом контексте у нас весьма зримо проявилась опасность чисто формального подхода к процессам приватизации. Хотя к июлю 1998 года из 9500 включенных в программу массовой приватизации крупных и средних предприятий государственными перестали быть 7800, из-за низкой финансовой дисциплины и фактического блокирования процессов банкротства неплатежи между предприятиями превысили 80% ВВП, задолженность по зарплате - 5% ВВП, доля убыточных предприятий - 50%, доля бартерной реализации продукции - 42%, а весь теневой сектор охватывает свыше 50% учтенного ВВП.
Доля обнищавшего населения в данной группе не опускается ниже 41% (Украина), а по Азербайджану, Грузии и Таджикистану данных вообще нет. Поэтому утверждение западных экспертов о том, что высокие уровни роста основных макропоказателей Азербайджана, Армении и Грузии есть результат активного рыночного реформирования, вполне может восприниматься как реплика из римейка по пьесе Горького «На дне».
Если теперь сравнить показатели первой группы стран СНГ с остальными и спроецировать результат на политическую плоскость, на ум невольно приходит знаменитый китайский градуализм, когда переход к полноценному рынку продолжается уже 20 лет. И хотя успехи Узбекистана и Беларуси далеко не столь впечатляющи, как у Китая, да, к тому же, чреваты откатами, это - лишь свидетельство того, что свою «китайскую специфику» эти страны еще окончательно не нащупали. Но уже за самый низкий показатель бедности им многое может проститься.
Да, там далеко не все в порядке со свободами и правами человека. Но, в конце концов, каждый народ волен сам принимать решение, что ему милее - известное ограничение свобод или вороватый, бандитский постсоветский капитализм, обрекающий на нищету огромные массы населения. Смогла же в свое время Япония найти счастливое сочетание задач современной модернизации с лишенной многих степеней свободы местной общиной.