Итак, когда уже есть предварительные результаты выборов в Европейский парламент, можно подвести и первые итоги.
Во-первых, правоцентристы из Европейской народной партии (ЕНП) остались самой большой фракцией в Европарламенте (по предварительным результатам, добавили 10 и имеют 186 мандатов).
Во-вторых, две правопопулистские фракции увеличились. «Европейские консерваторы и реформисты» и ультраправые «Идентичность и демократия» прибавили не так много (соответственно четыре и девять мест), но в случае объединения (73+58) могут стать в Европарламенте второй по численности силой. Перед выборами даже считалось, что при лучшем голосовании они чисто математически могли бы создать большинство с ЕНП. Однако такой вариант выглядел маловероятным и до начала выборов — и не только из-за математики. Все же ЕНП слишком респектабельная правоцентристская партия, чтобы идти на союз с крайними силами.
В-третьих, глава Европейской комиссии (правительства ЕС) Урсула фон дер Ляйен уже объявила, что хочет сохранить центристское большинство, доминировавшее в предыдущем созыве, вместе с социалистами-левоцентристами, которые потеряли всего пять мандатов, и либералами-центристами, в частности партией Макрона, уменьшившими свое присутствие на 23 места. И все же 134+79+186 (ЕНП) дают основания, что можно сформировать хотя бы формальное большинство.
В-четвертых, из-за успеха ультраправых поиск проукраинских решений может несколько усложниться (зато для России возможности противодействовать через отдельные партии / евродепутатов несколько расширились), но принципиально ситуация вряд ли существенно изменится.
В-пятых, многое зависит от персональных назначений на ключевые должности в руководящих органах ЕС, а это вопрос будущих компромиссов, торгов и квот, которые будут включать и правительства 27 стран, и фракции в Европарламенте.
В-шестых, главный сюрприз — после евровыборов президент Франции Эмманюэль Макрон пошел ва-банк, объявив досрочные национальные парламентские выборы. Для расклада сил в Европарламенте это уже ничего не изменит, но определит тенденции французской политики, в частности и то, кто сможет стать президентом в 2027 году.
С этого стоит и начать.
Сюрприз от Макрона
Крайне правое «Национальное объединение», получив по Франции 30 евромандатов (партия Макрона — всего 13), стало призывать к досрочным парламентским выборам. А Макрон взял и согласился. Аргумент — вот пусть французский народ и рассудит. Выбор Макрона рискованный: «Нацобъединение» может закрепить свой успех, но двухтуровая мажоритарная система во Франции его существенно ограничит.
Предыдущие примеры во Франции свидетельствовали, что перед угрозой праворадикалов из тогда еще «Национального фронта» (ныне — «Национального объединения») все другие силы объединялись вокруг «ценностей республики». Был и пример де Голля. Сразу после событий «красного мая» в 1968 году, когда уже казалось, что левые неизбежно придут к власти, де Голль объявил досрочные выборы. И почувствовав «коммунистическую угрозу» не на словах, а в реальности, французский избиратель уверенно отдал предпочтение голлистам. Наверное, Макрон надеется на нечто подобное.
Значение идеологий в Европарламенте
Где-то с 60-х годов прошлого века начали говорить об упадке классических идеологий, особенно в условиях доминирования телевидения, а сейчас — соцмедиа. Но пример Европейского парламента как раз доказывает иное. Разные национальные партии группируются со своими пусть приблизительными идеологическими если не братьями, то по крайней мере соседями. И голосуют, скорее, по партийным, чем национальным линиям раздела.
Сначала в Европарламенте доминировали две силы, которые и делили между собой власть в этой институции: лево- и правоцентристы. Именно они построили welfare state («государство благосостояния»), провели интеграцию в Западной Европе. Потом к ним присоединились либералы — сложилась «супербольшая коалиция». Но мировой «конец истории», как его ошибочно пророчил Фукуяма, не произошел. В частности на Западе начала возрастать сила ультраправых. Наднациональная интеграция, глобализация с неконтролируемой миграцией, другие кризисные явления привели к возможности переводить стрелки на Брюссель. Таким образом антииммигрантские и антисистемные партии стали получать все большую поддержку среди рабочих и молодежи, которые раньше были приверженцами скорее левых идей.
И хотя о росте роли ультраправых говорят уже десятилетиями, на протяжении всех последних выборов в Европарламент их результаты на самом деле не меняли общий баланс в этой институции. Сейчас так же: ультраправые не получили большинства, но все же усилились и получили более широкие возможности влиять на европолитику и в Брюсселе, и на национальном уровне.
Что может Европарламент?
Когда-то в советской системе образования нас, студентов международных отношений, учили, что реальная власть сконцентрирована на Западе в буржуазных правительствах, а парламенты — только прикрытие для сильных мира сего. А особым примером служил Европейский парламент, поскольку ЕС сначала был межгосударственным союзом, который лишь постепенно обретал форму конфедерации. Поэтому основная политика делалась на национальном уровне, а не в Брюсселе. Тогда, в 70-е годы ХХ века, государственный секретарь США Генри Киссинджер иронически вопрошал: кому мне звонить, если надо поговорить с Европой?
Но роль наднациональных институтов и дальше неустанно растет. Появился президент Европейского Совета (президент ЕС). А глава Европейской комиссии исполняет роль главы правительства. Функции вице-президента Европейской комиссии выполняет высокий представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности. Так что в почтенном возрасте Киссинджер наверняка знал бы, кому нужно звонить, хотя на самом деле и сейчас понятно, что основная политика и дальше вырабатывается на национальном уровне и зависит от национальных выборов.
Сам характер выборов в Европарламент изменился, ведь до 1979 года депутатов избирали косвенными выборами — через национальные парламенты. Но с 1979 года избирательную систему унифицировали. Независимо от того, была ли в стране мажоритарная система выборов (как во Франции) или нет, выборы в Европарламент теперь проводят по партийным спискам с порогом не более 5%.
Совет ЕС (Совет министров) вместе с Европарламентом имеет законодательные функции, то есть закон должны одобрить в обеих институциях. Однако Европарламент не имеет права законодательной инициативы, хотя принимает важные декларации, вносит поправки в законодательство, окончательно голосует за законопроекты. Он в конце концов утверждает состав Еврокомиссии, может объявить вотум недоверия ее председателю, да и вообще отправить всю Европейскую комиссию в отставку, если вотум недоверия примет квалифицированное большинство в две трети голосов.
Итог: Европарламент — это не первое по силе учреждение ЕС, но полномочия его расширились.
Значение выборов для Украины
Не должно быть иллюзий: Россия точно будет использовать пророссийских депутатов, которые есть во всем спектре, а особенно среди крайних левых и крайних правых. Вспомним, что раньше левых социалистов рассматривали как резерв сначала для СССР, а потом и для России. С нападением России в 2022 году стало понятно, что и социалисты изменили свои позиции.
Предсказуемым и желательным для Украины курсом ЕС стало бы переизбрание Урсулы фон дер Ляйен. Для этого нужен 361 голос, а сейчас «центристская коалиция» имела бы 399. Вроде бы достаточно. Но история голосования свидетельствует, что внутри этой коалиции может быть 10–15%, которые не поддержат кандидата. Есть теоретические варианты коалиции и в более широком виде. Расширение коалиции за счет зеленых оттолкнет «Европейских консерваторов и реформистов» и наоборот. Поэтому Урсула ищет запасные голоса.
Среди крайних правых единства точно нет, а тем более в отношении Украины. Действия Марин Ле Пен, которая ищет более умеренное лицо для своей партии (а это ей нужно для будущей победы на национальных выборах во Франции), уже привели к тому, что по ее требованию из ультраправой «Идентичности и демократии» исключили «Альтернативу для Германии». Не уверен, можно ли причислять к ультраправым (это, скорее, правые популисты) фракцию «Европейских консерваторов и реформистов». Там, кстати, находится партия «Братья Италии» премьера Джорджи Мелони, которая известна своей решительной проукраинской позицией.
А еще есть 44 независимых депутата и 55 тех, кто сейчас не определился и со временем может присоединиться к другим фракциям. Среди них и исключенная на сегодняшний день из «Идентичности и демократии» ультраправая «Альтернатива для Германии», у которой есть 15 мандатов (тоже немало во внутрипарламентских раскладах).
Начало работы Европарламента 16 июля будет очень предсказуемым, ведь его действующего президента, представительницу ЕНП Роберту Мецолу (Мальта), переизберут на 2,5-летний срок, а согласно «большому распределению» между ЕНП и социалистами, на вторую половину пятилетнего срока ее место займет представитель социалистов.
Но потом будет много работы, которая потребует согласования как между 27 странами, так и между фракциями большинства Европарламента: Европейский Совет (лидеры 27 стран) должен согласовать главу Еврокомиссии, за которого потом проголосует Европарламент, потом сформируется правительство — его также утвердит Европарламент.
Здесь будет много борьбы, компромиссов, квот и т.п. Одним из кандидатов на новую должность еврокомиссара по вопросам обороны прогнозируют нынешнего руководителя МИД Польши Радослава Сикорского. На позицию еврокомиссара по вопросам соседства и расширения претендуют австрийка Каролине Эдтштадлер — юрист и политик, обещавшая арестовать Путина в Австрии, а также благосклонные к Украине руководитель МИД Литвы Габриэлюс Ландсбергис и нынешний латвийский еврокомиссар по торговле Валдис Домбровскис. А место нынешнего высокого представителя ЕС по вопросам иностранных дел и политики безопасности Жозепа Борреля может получить последовательный друг Украины премьер Эстонии Кайя Каллас. Однако замену Борреля должен будет сначала утвердить Европейский Совет, равно как и главу Евросовета, назначение которого сначала будет решать именно этот орган — главы государств и правительств 27 стран ЕС.
То есть в формировании новых структур ЕС выборы Европарламента только первый шаг. И влияние правых радикалов здесь будет более ограниченным, чем в некоторых национальных парламентах.