Теракт, совершенный в «Крокус Сити Холле» 22 марта, несомненно, стал «черным лебедем» для Кремля и самым кровавым за всю историю правления кремлевского диктатора. С момента последнего громкого теракта в российской столице прошло уже больше десяти лет. Казалось, все позади: вторая чеченская война завершилась, исламистское подполье практически ликвидировано. Путин убедил общество, что угроза масштабных террористических актов осталась в прошлом, а режим надежно держит в руках ситуацию в сфере безопасности. Впрочем, появился новый игрок.
Для террористической организации «Исламское государство» (ИГ, или ИГИЛ) в принципе нет большой разницы, где и против кого проводить теракт. Главный критерий здесь — джихад против тех, кто, по мнению идеологов ИГ, олицетворяет врагов. Собственно, абсолютное большинство жертв этой организации составляют сами мусульмане, в которых по тем или иным причинам террористы видели отступников от «истинной» веры. И хотя конечной целью должен быть мировой халифат, реалистичные цели скромнее — объединение всех территорий, где большинство населения составляют мусульмане, в единое государство под их руководством. Соответственно, все, кто мешает им это делать, относятся к Дар-уль-куфр (миру неверных). Иначе говоря, все, кроме приверженцев самого «Исламского государства». Эта крайне ригорическая идеология не является изобретением ИГ. Ее исповедуют и другие исламистские джихадистские группировки с подобными целями. ИГ отличается среди них чрезвычайной формой жестокости.
Реализовать свои цели эта организация может только в условиях упадка государства или существенного ослабления центральной власти, когда органы безопасности не в состоянии поддерживать эффективный контрразведывательный режим. Возникнув в охваченном войной Ираке, на фоне противостояния между шиитским большинством и суннитским меньшинством, ИГ увидело свой шанс на успех на фоне переговоров администрации Обамы и правительства Ирака о выводе американских войск. Вскоре оно распространило свою власть и на значительную территорию охваченной гражданской войной Сирии.
Период 2014–2019 годов можно назвать временами расцвета и упадка ИГ. Но и после разгрома его подразделений непосредственно на земле организация не исчезла, а перешла к традиционным методам таких группировок — массовому террору. Поскольку весь мусульманский мир, и не только, был разделен джихадистами на вилаяты, или провинции, то после потери позиций в Ираке и Сирии они и в дальнейшем действовали самостоятельно, сохраняя лишь институционную связь с очередным «халифом» Исламского государства (присягая ему на верность). Одним из таких подразделений является собственно Вилаят Хорасан, где Великий Хорасан — средневековое название территорий Афганистана, части Ирана и стран Центральной Азии.
Молниеносная победа талибов в Афганистане превратила эту группировку в важный центр. Талибы же, по мнению представителей ИГ, оказались «ненастоящими» мусульманами, поскольку ограничили свою деятельность только границами Афганистана и пытались установить коммуникацию с внешним миром, в частности с Россией. Причем с Москвой, как видим, контакты у талибов развиваются довольно интенсивно, несмотря на то, что сама организация до сих пор остается там запрещенной. Россия, со своей стороны, заинтересована в безопасности сателлитных центральноазийских стран, стабильности которых угрожают исламисты. Следовательно, образовался ситуативный альянс между Москвой и Талибаном, направленный против «Исламского государства Вилаят Хорасан». Конечно, эта коммуникация здесь не единственная претензия к Кремлю — участие России в войне в Сирии, помощь авторитарным режимам Центральной Азии, война на Кавказе, притеснения и репрессии против мусульман в самой Московии — далеко не исчерпывающий перечень обвинений.
Центральная Азия давно превратилась в источник рекрутинга новых бойцов ИГ. Известно о сотнях, если не тысячах, выходцев из этих стран, воевавших на стороне джихадистов в Сирии и Ираке. Многие из них погибли, но часть смогла вернуться и осесть, в частности в Афганистане. Некоторые перебрались в Россию напрямую, кое-кто это сделал обходным путем через Турцию или Центральную Азию. Здесь стоит упомянуть о таком понятии, как «двойные агенты». Российские спецслужбы, как, собственно, и все остальные, внимательно следили за трафиком этих людей. С одной стороны, выезд исламистов в Сирию уменьшил риски совершения террористических актов внутри страны, а с другой — требовал постоянного внимания и контроля. Спецслужбами были завербованы и перевербованы в качестве двойных агентов тысячи исламистов, передвигавшихся между Ближним Востоком и Россией. Они становились источниками ценной информации, их использовали в активных мероприятиях, в частности и против нашей страны. И это давало результаты. Большинство попыток осуществить теракты в России были остановлены еще на этапе их подготовки. Почему же тогда не удалось предотвратить этот теракт?
Есть два фактора — война с Украиной и с учетом этого потребность в большом количестве гастарбайтеров. Когда внимание и ресурсы спецслужб были сосредоточены чаще всего на исламистах, ситуацию удавалось более-менее держать под контролем. После начала полномасштабного вторжения путинский режим столкнулся с внутренним сопротивлением, к тому же логика событий вела к «закручиванию гаек» в рамках формирования нового тоталитарного режима. Российские силовые структуры переключились на выполнение нового политического заказа, отдавая преимущество массовым репрессиям и кампаниям против инакомыслящих. К тому же оказалась сбитой оперативная оптика: исламисты в этих обстоятельствах выступали союзниками Москвы — талибы, КВИР, ХАМАС, хуситы, Хезболла, все они бросили вызов доминированию Запада, а следовательно, стали друзьями.
Потребность в мобилизации «пушечного мяса» упростила легализацию сотен тысяч выходцев из Центральной Азии. По некоторым данным, только на так называемом восстановлении разрушенного российскими войсками Мариуполя задействовано около 100 тысяч гастарбайтеров из стран Центральной Азии. А сколько их в Москве, в других российских городах? Провести какую-либо оперативную проверку этого количества приезжих невозможно. Большинство из них плохо или вообще не владеют русским языком, они живут скучено, сплачиваются между своими, по сути это параллельный мир, с которым московиты пересекаются разве что в метро. Добавьте сюда коррупцию, традиционную российскую халатность, пренебрежение и презрение, ксенофобию и расизм — и получите идеальную почву для создания стольких центров ИГ в России, насколько хватит денег, проповедников и кураторов. Многих. Сейчас, конечно, можно попытаться прикрыть провал массовыми облавами, но во время таких мероприятий в руки ФСБ попадает разве что мелкая рыба, которая является, скорее, затратным материалом.
Но почему тогда, с учетом очевидности того, что теракт осуществили исламисты с присущей таким актам алогичной жестокостью, Путин и его окружение упрямо цепляются за «украинскую версию»? Это вполне понятно. Украина здесь не сама по себе, а олицетворяет Запад, который, как утверждает кремлевский диктатор, ведет войну с Россией. Только такая версия может прикрыть, хотя бы на некоторое время, до нового теракта, самый большой, самый громкий провал российской системы безопасности. Более того, россияне не только проигнорировали информацию западных спецслужб о подготовке такого теракта, — Путин на заседании ФСБ высмеял ее. Уже после теракта они отказались от какого-либо сотрудничества с западными спецслужбами, по крайней мере публично. А был шанс, и он мог создать новые возможности для взаимодействия с той же Францией. И, слава Богу, что уровень их адекватности оказался ниже плинтуса.
Я упоминал выше об активных мерах, которые применяли российские спецслужбы против нашей страны, используя свою агентуру среди боевиков ИГ. В свое время они проводили операцию по дискредитации усилий Украины получить безвиз и активно продвигали тезис о том, что нашу страну используют террористы ИГ для проникновения в ЕС. Статьи, которые готовила, к сожалению, одна украинская (бывшая российская) журналистка, со ссылкой на неназванные источники и сомнительных персонажей, вновь вытащили на свет божий в Германии. Догадайтесь с первого раза, кто это делает? То-то же.