В Китае вспыхнули протесты из-за недовольства политикой борьбы с COVID-19. И это напомнило о моменте в истории, который Пекин хотел бы забыть – о 4 июня 1989 года. Смерть бывшего лидера КНР Цзян Цзэминя сделала этот призрак еще сильнее.
Об этом пишет член редакционного совета Bloomberg Клара Феррейра Маркес. Она объясняет, что дело даже не в том, что Цзян Цзэминь был тем лидером, которого хвалили за чрезвычайный экономический рост, начавшийся после подавления протестов на площади Тяньаньмэнь. Хотя, конечно, следует отдать ему должное. Экономика Китая увеличилась втрое, пока он был лидером Компартии. А сотни миллионов людей смогли вырваться из нищеты.
«Наибольшее беспокойство у Пекина вызывает давняя традиция китайских демонстрантов использовать мертвых, чтобы говорить с живыми. Траур – отличная причина для массовых собраний в то время, как политические фигуры становятся символами того, что было потеряно. В 1989 году студенты смогли собраться на площади Тяньаньмэнь именно из-за смерти реформатора Ху Яобана. Почтение его памяти создало возможность выразить более широкое недовольство. Перед тем в 1976 году именно смерть Чжоу Энлая вывела на улицы недовольных маоистской политикой. Станет ли смерть Цзяна Цзэминя катализатором?» – размышляет Маркес.
Она признает, что эхо 1989 года до сих пор было хоть и выразительным, но далеким. Чиновники последние несколько дней прибегали к испытанному временем сочетанию уступок, цензуры и применения правоохранительных органов, добавляя несколько устаревшие обвинения в адрес «вражеских сил». Кроме того, в ход пошли боты и технологии слежения 21 века. Лидер Китая Си Цзиньпин до сих пор хранил молчание. Число людей на улицах уменьшилось, как и шум в социальных сетях. Маркес отмечает, что проблема недовольства и общественного неповиновения состоит в том, что когда возможность уличных протестов становится очевидной, их трудно контролировать. Особенно если первопричина остается нерешенной. Злость тлеет дальше. И не нужно причин, чтобы она вспыхнула снова.
«Конечно, в сравнениях со студенческими протестами на площади Тяньаньмэнь очень легко переборщить. Это первый образ, к которому потянется большинство за пределами Китая. Но это эхо все равно имеет значение. Оптимисты будут утверждать, что у современного Китая, уставшего от экономического давления, отсутствует иммунитет к политическим изменениям, прокатившимся по Европе (но не в Китае) в 1989 году. Пессимисты укажут на то, что Пекин не защищен от сочетания просчетов с паранойей, что привело к катастрофе 33 года назад. И оба лагеря могут быть правы», - объясняет автор.
Для Си Цзиньпина и китайского правительства жестокая тактика для подавления студенческого движения – это не желаемый вариант сегодня. Государственная машина эволюционировала. Кому нужна армия, если есть технология распознавания лиц? И Пекин отлично знает, что применение силы может породить мучеников. Нет никаких признаков, указывающих на намерение властей вывести армию на улицы. В то же время все говорит о намерении разобраться с ситуацией как с обычными, мелкими протестами, касающимися бытовых проблем вроде зарплат или условий труда. В отдельных местах власти идут на уступки, позволяя митингам стать клапаном, позволяющим выпустить пар. В других местах демонстрантов подавляют. Власти ограничивают распространение протестов и надеются, что со временем они угаснут.
Но правительство отгородилось. И не так много вещей меняются. Си Цзиньпин построил нарратив о COVID-19, противопоставляющий бездушный подход Запада против усилий Китая по защите своего народа. Поэтому ему сложно объяснить изменение курса. Зачем отступать от удачной политики, которая была институционализирована и вдохнула жизнь во всю медицинскую промышленность?
Может ли 1989 снова повториться? Тогда был совсем другой климат. Прошло всего несколько лет после революции Народной власти на Филиппинах, а также падения коммунизма в Европе. 1980-е годы были экономически болезненными для многих китайцев. Кроме того, власти в Пекине переживали раскол, что создало простор для протестов, позволяя им тлеть и набирать обороты. Сегодня Си Цзиньпин контролирует ключевых чиновников, как никто другой со времен Мао Цзэдуна.
Впрочем, есть и схожие черты. Несправедливость и выборочная природа правил – главный фактор недовольства, как и коррупция в 1989 году. Это идеи, которые охватывают гораздо больше, чем отдельные политические требования. Сверху поступают смешанные сигналы. А теперь еще Цзян Цзэминь умер.
Урок, который Си Цзиньпин извлек из событий 1989 года, говорит о необходимости идеологической дисциплины. Кроме того, нужен контроль над армией и демонстрация объединенной партии, у которой нет слабых мест. Но Маркес отмечает, что есть и другие уроки.
Первое и самое главное, Пекину нельзя разрешать недовольству тлеть, игнорируя его причину или подавляя шум. Сегодня трудно представить, чтобы в Китае начались длительные протесты, как на площади Тяньаньмэнь. Но страна от этого полностью не защищена. Историк Калифорнийского университета Джеффри Вассерстром, исследующий современный Китай, указывает на важную роль, которую играет китайская диаспора и китайские студенты за границей. Они внимательно следят за деталями смертельного пожара в Урумчи и событиями на улицах китайских городов из солидарности, даже когда их соотечественники дома не могут этого сделать. Благодаря диаспоре фото проникают в Китай, помогая поддерживать огонь недовольства.
По мнению Маркес, это означает, что для новой вспышки хватит одной искры: еще одной смерти от COVID-19, которой можно было избежать, страшных фото, годовщины первого заражения в Ухане, первого локдауна или смерти бывшего лидера, даже если он никогда не был демократом. Вассерстром подчеркивает, что Цзян Цзэминь возглавлял Китай в наиболее свободный и космополитический период.
Кроме того, фундаментальные проблемы кроются в экономике. Дэн Сяопин и его преемники смогли пережить 1989 год, склоняясь к большей открытости и экономическим реформам, а также повышая стандарты жизни. Си Цзиньпин не может пообещать то же сегодня. Политика «нулевой терпимости» к коронавирусу обрушила китайскую экономику. Си Цзиньпин также заключил социальный контракт, согласно которому политическую свободу можно было принести в жертву, но не личную свободу. Китайское правительство опиралось на три столба: стабильность, экономический рост и национализм. У Си Цзиньпина остался только последний из них. Но даже националисты в Китае желают не отставать от мира.
Пропаганда сегодня повторяет Дэна Сяопина, который после событий на площади Тяньаньмэнь говорил, что другого выбора просто не было, потому что Китай «не может принять хаос». Репрессии – это всегда вариант для автократов. Но у них есть своя цена. Сегодня протесты в Китае спорадические и неорганизованные, это не движение. Но чтобы ситуация изменилась, может потребоваться гораздо меньше, чем думают в Пекине.