33 года от Акта провозглашения независимости Украины, шесть президентов, девять парламентов, мир и война создают историческое расстояние, которое позволяет попробовать осмыслить путь, пройденный за это время. С нами уже нет многих людей, которые голосовали на референдуме 1991 года, но люди, родившиеся в независимой Украине, все еще не составляют большинство населения. Украина стала показательно другой и изменилась экономически и социально, хотя все еще не достигла уровня ВВП 1990 года по большей части метрических свидетельств, а доля Украины в мировой экономике за последние 33 года сократилась вдвое. Но Украина не только количественный, но и качественный феномен. Она сильна из-за своей слабости, ее состоятельность проистекает из опыта кризисов.
Несоответствующая страна
В мировых рейтингах Украина разбросана по всей широте спектра. Таких стран немного.
Самые плохие показатели у украинских институтов: правил, процедур и организаций, поставленных присматривать за ними. Украинские институты надежно засели во второй сотне стран. Это неудивительно — системы правил в Украине расхлябаны. Значительная часть коренится в советском наследии. Часть отображает творческий поиск «третьего пути» или многовекторности ранних украинских администраций. Часть уже гармонизовалась с буквой норм ЕС. Но дух посттоталитарных практик прочно витает в атмосфере. Жизнь в Украине не для слабаков.
На ступеньку лучше показатели (средние в сравнении с другими странами) инфраструктуры. Трубы, провода, дороги, рельсы, каналы или взлетные полосы — где-то лучше, где-то хуже.
Однако самые высокие показатели, а некоторые из них даже в первом квартиле, у разных категорий человеческого капитала. То самое тоталитарное наследие, которое тормозит развитие институтов, делает людей более сопротивляемыми. Родители изо всех сил стараются передать эстафету навыков выживания и доступа к социальным лифтам детям. Образование является и системой передачи знаний, и статусом, и мифологизированным стремлением преодолеть силу притяжения и достичь лучшей судьбы.
В то время как у большинства стран мира более сконцентрированные результаты, разбросанность украинского спектра между культурой и правилами свидетельствует о незакрытом гештальте колониального опыта, до сих пор не залеченного и не преодоленного.
Мир смотрел на Украину сквозь обычную и легче измеримую институционную призму и видел бедную страну со многими язвами и болячками, представляя за институтами соответствующую инфраструктуру и таких же ущербных людей. И вот декорация готова для когнитивного диссонанса. Потому что институционно несостоятельная, обросшая коррупцией страна должна «пасть за три дня», а не падает. Должна быть неспособной к быстрой трансформации, а трансформируется. Должна проигрывать перед количественным нажимом, а она выдерживает за счет качественных решений.
Так почему эта Украина упрямо изменяет ожиданиям и смеет выживать, что с ней не так?
Первородный грех
Причина расхлябанности индикаторов Украины кроется в том, как именно Украина получила независимость. Классический путь постколониального освобождения пролегает через возникновение и развитие национально-освободительного движения, которое со временем набирает критическую массу и завоевывает в борьбе с метрополией свое право на независимость, субъектность, что сразу формирует свои новую повестку дня, порядки в принципе и свои способы наведения порядка. Новые подходы гармонизируют человеческий капитал, ресурсы и систему правил, в дальнейшем показатели будут в том же или смежных квартилях.
Но в Украине все было иначе. Независимость Украины провозгласила 24 августа 1991 года Верховная Рада Украины с коммунистическим монобольшинством. Их было 239. У демократов из «Народной Рады» было всего 125 голосов. В целом за решение поддержать Акт провозглашения независимости Украины проголосовали 346 депутатов. Против был один.
Без коммунистов независимость Украины невозможно было проголосовать в том парламенте. Ни тогда, ни позже в той Верховной Раде (а этот созыв работал вплоть до 1994 года) реформаторские, демократические или патриотические, или националистические силы не имели большинства и не входили в коалиции. 1 декабря 1991 года 90% украинцев подтвердили Акт провозглашения независимости, впрочем, тогда же 61% украинцев избрали президентом Леонида Кравчука, который до того, как стал главой Верховной Рады, был секретарем по идеологии ЦК Компартии Украины.
Если бы независимость Украины состоялась вследствие победы национально-освободительного движения, с первых дней независимости в фундамент нового государства закладывались бы новые принципы управления. Но все национально-освободительное движение на президентских выборах не набрало и 30%. Это движение вызревало, его прогресс был стремительным, но по состоянию на 1991 год для большинства украинцев была комфортнее конформность старого порядка. Эти обстоятельства определили постсоветский, а не новейший характер новой независимой Украины. Именно преемственность советской государственной традиции определила крепкое укоренение советских практик в новой Украине.
Такие влияния поставили Украину на совсем иную траекторию развития, чем большинство стран Центральной Европы например. Если страны Вышеградского клуба большей частью пошли в быстрые реформы, которые скоро привели их в НАТО и ЕС, то Украина долгое время имитировала реформы, продлевая социальную агонию патернализма. Сформированная, по ироничному выражению публициста Александра Кривенко, «вследствие совокупления коммунистов с националистами», Украина длительное время оставалась пространством, которое украинский писатель Юрий Андрухович назвал:
Дезориентация на местности
Два референдума 1991 года, два очень разных результата. 17 марта 70% украинцев поддержали горбачевскую идею обновленного Союза. 1 декабря 90% украинцев отвергли СССР. Явка избирателей на обоих референдумах превышала 83%, не оставляя простора для разночтений. Казалось бы, вот свидетельство того, что больше половины граждан за девять месяцев между референдумами изменили свое мнение и уверенно встали на новый путь. Но, если вспомнить, какой была воля избирателей на первых президентских выборах и какой была ранняя сущность независимой Украины, то два референдума никак не становятся в оппозицию.
По состоянию на 1991 год обмякший позднесоветский общественный договор в Украине мог предполагать социальную заботу в обмен на отказ от политической субъектности, но он точно не предполагал возможности государства вернуться в еще свежий в памяти сталинский тоталитаризм. Но настроение путчистов из ГКЧП во время попытки переворота в августе 1991 года показало, что внутри системы есть наделенные большими полномочиями люди, которые не сделали выводов из истории СССР и без угрызений совести готовы восстановить каток репрессий. С точки зрения многих советских граждан, включая украинцев, это было явным нарушением государством общественного договора, повлекшим за собой дальнейшую делегитимизацию всей советской власти. Смертельная угроза для людей больше не могла быть продуктивным условием ни одного общественного договора.
И украинцы митингами во Львове, Киеве и других городах, и москвичи протестами тогда отвергли ГКЧП, но ради какого будущего? Того, в котором граждане активно включены в общественные процессы и на разных уровнях — от объединения совладельцев в многоквартирных домах до общегосударственной политики — принимают участие в создании новой страны? Или того, который обещает возвращение в удобное и привычное допутчистское прошлое, улучшенное предохранителем от будущих эксцессов? И на первом, и на втором референдумах 1991 года украинцы поддержали патернализм и отвергли философию гражданской активности, которая в сердце современной Украины. Собственно патернализм был настолько важным для тогдашнего украинца, что затенить его могло только одно — страх смерти.
Этот страх смерти в Украине сегодня рационализирован, назван и осмыслен через восстановленную память о Голодоморе, жестокой Второй мировой, репрессиях и притеснениях. В 1991-м он был подавленным и неосознанным. Именно поэтому первое предложение преамбулы Акта провозглашения независимости говорит: «Исходя из смертельной опасности, которая нависла было над Украиной в связи с государственным переворотом в СССР 19 августа 1991 года». Это позже восстановленная память поможет вспомнить, что смертельная опасность нависала практически все время существования СССР. Постгеноцидное сознание побуждало реагировать только на самые сильные раздражители.
Текст Акта провозглашения независимости заканчивается датой:
24 августа 1991 года
Это была суббота. А у украинского парламента был свой настроенный ритм календаря: понедельник — день работы депутатов в комитетах или на округах; со вторника по пятницу — пленарные заседания; суббота и воскресенье — выходные. Путч начался в понедельник, 19 августа, закончился в среду, 21 августа. В четверг, 22 августа, президиум Верховной Рады УССР указом созывает внеочередную сессию Верховной Рады Украины. Провести ее в пятницу невозможно — оповещение депутатов во времена стационарных телефонов и необходимость добраться до Киева требовали времени. Проведение сессии в субботу выходило бы за рамки обычного распорядка. Следующий день для пленарных заседаний — вторник, 27 августа. На тот момент в Москве уже оправились от путча и командировали в Киев вице-президента Руцкого и руководителя Санкт-Петербурга Собчака, чтобы впервые пригрозить Украине захватом Крыма. Наличие некоторых голосов из России могло повлиять на тех коммунистов, для которых имперский сентимент был важнее идеологии.
Решение провести заседание 24 августа тоже было рискованным — оно подчеркивало исключительность момента и добавляло стресса в уже напряженную атмосферу. Несмотря на давление многотысячной демонстрации за независимость под стенами Рады, внутри зала в течение заседания настроение несколько раз менялось, и провозглашение независимости конституционным большинством или без значимого сопротивления не было гарантированным. Даже результативное голосование за Акт провозглашения независимости, но со значительной оппозицией, скажем, в 30 или 40 голосов против, могло образовать поле для появления сепаратистского движения, что создало бы условия для дальнейшего провоцирования гражданской войны в Украине. В конце концов, даже внутри «Народной Рады» были расхождения в отношении приоритетов: заместитель председателя Верховной Рады демократ Владимир Гринёв настаивал на запрете Компартии перед голосованием за независимость, что могло резко изменить мотивацию большинства. И таких раздражителей хватало.
Однако украинские парламентарии в тот день стали воплощением достоинств, в которых украинцы им преимущественно отказывают. Наличие диссидентов и тех, кто имел опыт сопротивления, дало силу определенности оппозиции, чье политическое предложение стало основным. Присутствие в оппозиции вчерашних номенклатурщиков обеспечило понимание оппонентов и свободное владение процедурой. Известные писатели стали переговорщиками между лагерями и нейтральными представителями, которые не раздражали лагерь коммунистов. «Вы ничем не рискуете, это все равно ваша страна, вы ее контролируете», — звучал позитивный посыл 24 августа 1991 года к коммунистам. «Не напугайте коммунистов, сейчас независимая страна — это лишь символы, но через некоторое время они наберут вес и станут важными», — продолжался посыл в сторону нескольких более радикально настроенных националистов. «Это начало демократического процесса, он однажды приведет к свободе», — продолжали гнуть свою линию аргументов демократы. Это был пример горизонтальной самоорганизации, очень понятный через практики сегодняшней Украины, но беспрецедентный для тогдашней политической культуры.
Успех не был гарантирован. Его удалось достичь вследствие синергии многих факторов, в том числе шока и растерянности в коммунистическом лагере. В этой атмосфере огромное значение имело то, как филигранно вел заседание председатель Верховной Рады Кравчук, который тонко чувствовал настроение в зале и мастерски использовал каждую возможность, чтобы получать консолидированный результат. Но этого могло не быть. Если бы предшественник Кравчука первый секретарь ЦК Компартии Украины Владимир Ивашко всего через месяц после избрания председателем Верховной Рады УССР не принял в июле 1990 года странное решение сложить полномочия и переехать в Москву заместителем генсека Компартии СССР, на месте председателя в президиуме оказался бы лидер совсем другого сорта, который почти наверняка не смог бы объединить весь парламент.
Справедливая лотерея истории
Пропитанные определенностью формулировки учебников по истории, которые создают ощущение неотвратимости независимости Украины, не отвечают духу исторических событий. Независимость была вероятной, но не неизбежной, ситуация могла развиться по другой траектории. Украина могла напороться на непреодолимые обстоятельства, как произошло через несколько месяцев с попыткой Татарстана выйти из состава Российской Федерации. Украину мог не признать мир, который, особенно на Западе, до последнего отстаивал целостность СССР и оппонировал независимости республик. Украина могла стать государством-сателлитом вчерашней метрополии.
С июля 1990 года Украина поступательно двигалась в колее, образованной политическим противостоянием между Ельциным и Горбачевым в Москве. Придуманный россиянами юридический оксюморон «государственного суверенитета», по сути провозглашение высшей юридической силы норм низшего уровня, был частью их взаимной борьбы, а стал теневым провозглашением независимости в центре империи. Россия стартовала первой 12 июня 1990 года, фактически отменив свое подчинение СССР. Украина успешно подражала российскому примеру своей декларацией суверенитета 16 июля 1990 года. Впрочем, российские лидеры вполне могли бы выбрать другие способы оппонирования, и тогда динамика распада СССР могла быть медленнее и менее артикулированной, что отложило бы пройденные УССР теневые этапы обособления от Советского Союза надолго, если не на неопределенное время.
Проиграв Ельцину первый раунд, Горбачев пошел отыгрываться, попробовав переосновать Советский Союз. Когда 2 августа 1991 года президент США Джордж Буш-старший, поддерживая Горбачева отговаривал в Киеве безрассудных украинцев от «самоубийственного национализма», независимость еще не была достижимым вариантом, но ее идея была четко артикулирована. Путч в Москве, вероятно, спровоцированный среди прочего и амбивалентной позицией Киева по новоогаревскому процессу, стал, говоря современным языком, черным лебедем, многократно ускорившим ход событий, перебросив повестку дня из реальных в мнимые, где была только одна альтернатива Союзу — независимость.
Дальновидность и ощущение исторического момента позволили Кравчуку и его партнерам, оппонентам из демократического лагеря, концептуально подготовить себя и ключевые иностранные государства: идею независимой Украины как гипотетической возможности, статус ее ядерного оружия, политическую ориентацию неформально проговаривали за рубежом как минимум с января 1991 года. Неудобная, но реалистичная независимость Украины была для значительной части мира нежелательным, хотя и малозначимым побочным эффектом чрезмерного ослабления СССР. Признание Украины облегчили в том числе предусмотрительно заранее озвученные в ООН уверения о стремлении к безъядерному статусу, позже неуклюже реализованные в Будапештском меморандуме.
Все эти факторы, с имперской позиции сегодняшнего Кремля, выглядят ситуативными и необязательными. Путин неоднократно говорил о «трагическом» характере событий 1990−1991 годов. Отсюда российская имперская вера в то, что эти результаты можно как-то переиграть, изменить если не задним числом, то силой сегодня. Приняв независимость как данность, объективную неотвратимость, украинцы после 1991 года, с одной стороны, стали более самоуспокоены и менее чувствительны к настоящим угрозам со стороны России, а из другой — недостаточно прилагали усилия, чтобы поднять цену агрессии против себя из-за более широкой осознанности в России реальности украинской независимости.
Украина пока не смогла убедить мир в имперской уязвимости России и гипотетической возможности ее распада. Как следствие, все основные международные политические субъекты отрицают такой сценарий даже как отдаленно реалистичный. «Национальные движения в России слабые», — говорят специалисты по России из вашингтонских или берлинских аналитических центров, имея в виду, что мир не увидит возникновения новых независимых государств из территории России после Путина. Национальное движение было слабым в Украине в 1991 году, отвечает опыт Украины. Дефицит безопасности и распад управляемости вертикалью вполне может поставить еще вчера лояльных назначенцев Путина в ситуацию, когда завтра у них будет возможность, соблазн или даже необходимость выйти за рамки сегодняшней логики. И тогда еще вчера преследуемые лидеры настоящих национальных движений могут очень пригодиться номенклатурным элитам, чтобы поддержать декоративные легитимности, которые со временем, как произошло и в Украине, могут стать вполне реальными.
Независимая Украина не замкнута только в мире отношений со вчерашней метрополией. Украина вносит опыт сквозной устойчивости в западный мир, который научился сочетать свободу и благосостояние, но возможность защищать достижения в значительной мере лежит на институтах, и она преимущественно вымыта из культуры. У Украины есть опыт сочетания свободы и разноскоростных трансформаций, что может быть ценным для части незападного мира. В конце концов изгнав врага и усилив себя, Украина может быть и для себя. Независимость делает выбор возможным.