Неподалеку от Киева, возле церкви маленького села Рославичи, известного своими живописными холмами разве что велосипедистам, стоит памятный знак с копией старинного колокола, который сейчас находится в Музее истории Украины. На колоколе надпись: «В честь казацкой церкви Спаса 1649 г.» — то есть здесь стояла церковь еще во времена Богдана Хмельницкого. Наверное, старый гетман перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что много десятилетий в нынешней церкви служили московские священники.
Закон «О свободе совести и религиозных организациях» дает достаточно простую и понятную процедуру перехода религиозной общины из одной конфессии в другую: верующие проводят собрание, и если две трети их проголосуют за «смену подчиненности», дальше остается только оформить бумаги.
Так думали и мы, когда встретились с иеромонахом соседнего монастыря ПЦУ святителя Нектария Эгинского отцом Викентием (Козаком). Но не так происходило, как предполагали. Поэтому как житель общины хочу поделиться опытом и как автор подумать о том, как нам дальше жить в селе с теми, кто остался верен УПЦ МП.
Протокол превыше всего
Не знаю, как в городе, но в селе каждый житель обязательно бывает в церкви хоть раз в год: на Пасху — святить паски. Потом есть еще крестины, венчание и отпевание покойников, куда собираются все соседи, а то и все село. Поэтому только правоверный атеист не считает себя членом религиозной общины села.
Следовательно, когда на собрании 29 мая 140 человек (едва ли не все взрослые жители села) дважды поставили свою подпись — как участник собрания, так и за присоединение к Православной Церкви Украины, казалось, что дело сделано. К тому же собрание сохранило церковного старосту общины на его должности — духовная преемственность.
Здесь надо вспомнить, что мы сделали, к сожалению безнадежную, попытку решить вопрос перехода «полюбовно» — встретились для обмена мнениями с представителями УПЦ МП. Но не сложилось. Стандартный набор аргументов наших оппонентов (мы ходим к Богу, а не в церковь; сюда ходили наши мамы и бабушки и никогда не думали о том, чья она; церковь же называется украинской; пусть все будет решено по закону и т.п.) не изменил, да и не мог изменить общее настроение общины. Люди уже сделали свой внутренний выбор — не иметь ничего общего с церковью, верхушка которой благословляет любые действия агрессора на нашей земле.
Поэтому попытка сторонников УПЦ воспрепятствовать переходу села в ПЦУ не увенчалась успехом. На следующий день после майского Собора УПЦ МП, который якобы отошел от Москвы, на сайте села появилась информация: «УПЦ полностью отреклась от РПЦ и между ПЦУ и УПЦ открыт диалог, поэтому сейчас наконец появилась возможность решить все споры по религиозному вопросу на законном уровне. Цель собрания — «Геть від московії!» (так мы написали в объявлении. — А.С.) не является актуальной, поскольку на соборе было принято решение полностью и окончательно отойти от Москвы. И самое важное, что это было сделано законным способом!».
Это был главный аргумент: дождаться, когда примут закон. То есть пусть Верховная Рада решит, будет у нас в Украине УПЦ МП или ПЦУ. Но это абсолютно противоречит принципу свободы совести, заложенному в Конституции Украины. Да и ждать понадобиться неизвестно сколько. Поэтому мы начали открыто ехать, а наши оппоненты — исподтишка вставлять палки в колеса.
Первый слабенький сигнал тревоги пропищал в кабинете государственного нотариуса в Василькове, куда председатель и секретарь собрания пришли заверить свои подписи на протоколе. «Я должен изучить устав вашей общины, имеете ли вы право вообще проводить такое собрание», — сказал чиновник.
Здесь как раз время заметить, что в старом уставе УПЦ содержалась драконовская норма — все изменения в устав должен предварительно утверждать глава епархии, то есть начальник сельского батюшки.
Конечно, мы это не учли, поскольку такая норма нагло противоречила обычному праву общины, — почему кто-то будет указывать ей, какие решения можно принимать, а какие — нет? Это, наверное, понимали и представители УПЦ, потому что проект нового устава (понятно, без этой глупости) месяц провисел на сайте села и не получил никаких замечаний.
Не могу знать точно, но, очевидно, духовная и светская власти в нашей области поддерживают диалог, потому что такая аргументация дошла до ушей нашего придирчивого нотариуса. На следующей встрече он уже не вспоминал о старом уставе и с тяжелой душой, но заверил наши подписи.
И сразу прилетело с другой стороны: в областную госадминистрацию поступило заявление от «настоящей» религиозной общины села с требованием не регистрировать изменение устава, то есть переход в ПЦУ. В заявлении утверждалось, что 140 односельчан не являются членами религиозной общины. В подтверждение к заявлению прилагался список общины в составе… десяти человек основателей юридического лица во главе с о. Василием (Ференцом). Замечу, что на самом деле религиозная община осталась та же, изменились только организационное подчинение и устав. Однако ОГА без лишних церемоний перерегистрировала нашу общину в юрисдикцию ПЦУ — на руках у нас было 140 подписей рославцев. Ведь и буква, и дух всех законов и циркуляров были соблюдены.
Хроника боевых действий
Дальше, к сожалению, эту историю придется излагать в военной терминологии. Следующий шаг — оппоненты зашли легкой кавалерией с фланга: в районный отдел полиции подали заявление о «преступных действиях» группы из пяти человек «о разжигании религиозной вражды» на территории села. Атаку поддержали «дальнобойной» артиллерией — залпом Печерского районного суда из самого Киева. Он обязал Васильковскую полицию открыть дело. Конечно, это была бы большая честь — сидеть на той же скамье подсудимых, на которой когда-то сидели Юлия Тимошенко и другие известные политики и общественные деятели. Вы, конечно, спросите, где Рославичи, а где Печерск? А вот где. По странному стечению обстоятельств в нашем селе живет судья этого суда, но это лишь мое субъективное мнение.
Полиция взяла у нас объяснение, прочитала протокол собрания, проверила свидетельство о регистрации, не нашла (почему-то) оригинал решения Печерского суда и в определенный законом срок дело тихонечко закрыла.
Но затем была предпринята вторая открытая атака: в Министерство юстиции направили жалобу на действия государственного регистратора КОГА, который переоформил нашу громаду в Госреестре. Мы попали на так называемую антирейдерскую комиссию, где обычно бизнесмены выясняют, кому принадлежит бизнес, а в нашем случае — церковь и дом священника. Комиссия месяц проверяла наши документы, еще месяц мы ждали подпись министра и публикацию на сайте министерства. Знающие люди предлагали нам «ускорить процесс», но мы никуда не спешили, да и лишних денег у нас нет. В результате, как говорят военные, атака успеха не имела и враг отошел на предыдущие позиции: Минюст подтвердил правомочность нашей перерегистрации.
Жизнь церкви под оккупацией
Сразу после окончания собрания 29 мая и короткого богослужения на центральной площади села некоторые горячие головы предлагали сломать замки и зайти в храм. Однако ситуация у нас не такая простая, как представляется, — церковный комплекс находился в коммунальной собственности Феодосийской территориальной громады, поэтому такой шаг квалифицировался бы как самоуправство (статья 356 УК Украины — исправительные работы на срок до двух лет).
Так что после соответствующих разъяснений горячие головы остыли, а голова и секретарь по решению собрания только наклеили на двери церкви бумажки «Опечатано». Конечно, УПЦ не остановили эти листочки с известного дерева, так что она продолжала править там свою службу с немногочисленными сторонниками и о. Ференцем, то есть церковь так и оставалась под московской оккупацией.
В этой ситуации мы обратились в Феодосийскую сельраду с заявлением о передаче церкви в пользование или аренду. Как оказалось, в УПЦ (МП) какого-либо подобного договора не было, они пользовались церковью необоснованно и бесплатно. В кабинете головы, очевидно, до нас побывали оппоненты, поскольку первым вопросом был (дословно не записал, но передаю смысл): а вы знаете, что церковь построена на деньги одного человека, и он может поставить вопрос о компенсации?
Ну что ж, ситуация типичная — у каждой церкви есть или был свой ктитор. Конечно, мы знаем о роли пана Андрея Г. в возведении церкви, но вряд ли он будет требовать компенсацию. Потому что тогда ему придется вернуть все земельные участки, полученные им от сельрады, а это невозможно, потому что их уже застроили коттеджами и продали другим людям. Короче, эту тему сразу сняли с обсуждения. Со временем выяснилось, что житель села Владимир М. купил на свои деньги крест на церковный купол, а Михаил П. — фундаментные блоки, и таких пожертвований (донатов) было много.
Так началась борьба не на фронте, а в тылу. Надо было сделать денежную оценку, провести на сессии сельрады решение о включении комплекса в список №2 (аренда без аукциона), определиться с уровнем арендной платы — или 7% от оценочной стоимости, или 0,01%. Все это требовало работы с юристами и депутатами. Мы ходили на депутатские комиссии и регулярно на сессии сельрады, которые почему-то не проходили из-за отсутствия кворума. В итоге наше терпение лопнуло, и на очередной сорванной сессии мы пригрозили, что развернем кампанию по отзыву депутатов. Для сельских рад это сделать довольно просто — собрать на одну подпись больше, чем проголосовали за депутата на выборах. Только тогда дело сдвинулось с мертвой точки.
А проходили ли в это время наши службы? Да, на площади возле церкви (где «хозяева» упрямо парковали авто, когда параллельно отправляли свою службу). Первая состоялась на храмовый праздник — Преображение Господне, а потом на 14 октября — на Покров пресвятой Богородицы, День украинского казачества и День защитников и защитниц Украины. В этот день мы, наконец, добились своего: феодосийский сельский голова Николай Пянчук опечатал церковь. Хотя и нас туда не пустил.
Последний бой
Он состоялся в Хозяйственном суде Киева. Интересным в иске о. Ференца было то, что священник УПЦ (МП) подал иск… на религиозную громаду села, то есть юридически на свою громаду. К тому же он требовал взыскать с односельчан 150 тыс. грн в качестве компенсации расходов на юридическую помощь. Вот так! Хотя чему удивляться, позже мы узнали, что все алтарные принадлежности из церкви исчезли вместе с Ференцем.
Суд мы выиграли, 4 апреля Феодосийская сельская рада предоставила нам церковь в аренду на 49 лет под 0,01%.
И на Благовещенье, 7 апреля, впервые в нашей украинской Спасо-Преображенской церкви прошла служба на украинском языке, как когда-то в далеком 1649 году. Хотя о. Ференц еще ходит по селу, святит паски и поминает кого-то на сельском кладбище… И в этом есть элемент глубокой драмы, разворачивающейся в Украине.
Неизбежные авторские выводы
Действительно, кто-то может считать УПЦ (МП) своей фамильной церковью, а о. Ференца — личным духовником. Кто-то не может оторваться от старого в силу своего возраста и духовного невежества. Хотя, безусловно, нельзя отрицать, что и в этой церкви есть часть проукраинских людей. Но им кажется, что можно как-то соединить проклятье Украины наместником УПЦ (МП) Кириллом с верой в Бога и чувствами к Украине простых прихожан. Не думаю, что это возможно. Реальная сепарация УПЦ от Москвы не произошла, что подтверждают аресты СБУ и материалы, которые находят у «святых отцов». Слишком глубоко укоренилась прогнившая верхушка промосковской УПЦ в своих верующих. Слишком многие люди слепо верили (и продолжают верить!) павлам лебедям и другим глашатаям «русского мира».
И что же нам делать, ведь мы с ними остаемся жить в одном селе и в одной стране? Как сделать, чтобы в Украине, в прямом смысле истекающей кровью, не разжечь еще одну войну — церковно-гражданскую? Как правильно уничтожить основу для существования «пятой колонны», УПЦ (МП), которую использует наш коварный враг?
По Конституции Украины, церковь отделена от государства, но в украинском обществе христианская вера является идеей, объединяющей нас в единый народ. Святой Владимир, окрестив разные славянские племена, объединил их в единое государство — Киевскую Русь. Если в нашей стране есть священнослужители, принадлежащие к УПЦ МП, то вольно или невольно они несут своим верующим идеологию агрессора — уничтожение Украины. Так что рано или поздно УПЦ МП должна быть законодательно запрещена, а ее имущество национализировано. Как и когда? Ответы на эти вопросы должна дать власть.
Далее верующие и священники этой церкви имеют полное и законное право создать другую религиозную организацию, условно говоря, Украинскую (Немосковскую) Православную Церковь, и получить в аренду от государства свои бывшие церкви и монастыри. А в переходный период служить в храмах поочередно с ПЦУ. Да, это сложная операция, но именно сейчас рука власти не должна дрогнуть. Профессионально, спокойно, но надо резать. А потом начинать реабилитацию и диалог.
Однако на самом деле я пока не знаю, как люди, которые писали на нас доносы в полицию, подавали иски в суды и т.п., будут смотреть нам в глаза при встрече на пороге церкви? Как о. Ференц будет объяснять односельчанам, почему он хотел обокрасть их на 150 тыс. грн? Как будут смотреть в глаза своим верующим священники, которые отказывались отпевать наших павших воинов в других громадах? Которые привозили титушек, не пускали в церкви и устраивали избиения своих же прихожан? Станет ли на колени перед Украиной митрополит Онуфрий за то, что не поехал в Москву умолять патриарха Кирилла остановить Путина? Но, опять-таки, эти вопросы к ним, а не к нам.
И только искренние ответы могут стать основой для будущего общественного диалога.