Церковные скандалы не утихают даже на фоне политических катаклизмов. Вернее, в свете и в духе этих катаклизмов они становятся все более гротескными. Из последних почти цирковых номеров — новый российский культ «Спаса-на-Трубе» (инициатор — РПЦ, спонсор — «Газпром»). И посетивший Украину «духовник Трампа» — что звучит почти так же смешно, как «духовник Путина».
Дискредитация священных церковных институтов достигает зияющих высот. Буквально любая конфессия дает повод для «общественного порицания». Что характерно, оно приобретает формы радикальные, зато лапидарные, которые позволяют рассуждать о сложностях мира в формате игры в крестики-нолики по WhatsApp. Так мусульманские духовные институты маркируются как «подстрекатели террористов». Католическое духовенство — «педофилы». Православное — «политические проститутки», протестанты — «манипуляторы», «трамписты», «проповедники не Христа, а Успеха» и т.д. Все вместе взятые — «гомофобы» и «продажные шкуры». В общем, креста на них нет. Даже на тех, на ком есть.
Можно было бы сказать: «Ничто не ново под Луной». От «авиньонского плена пап» до масонов, от Лютера до педофильского скандала — попытки подорвать авторитет, разрушить политическую мощь и влияние церкви сопровождают ее на протяжении всей истории существования.
И, как правило, поделом. Католическая церковь заслужила свою Реформацию. Каждый из 95 пунктов Лютерового «Доколе?» стучал в сердце рядового католика, что твой пепел Клааса.
Точно так же в наши дни невозможно отрицать, что Католическая церковь крайне плохо справляется с критикой в свой адрес. В первую очередь с обвинениями в сексуальной эксплуатации, которые отягощаются обвинениями в покрывательстве преступников. На протяжении десятилетий (на самом деле столетий — но кто ж вам считает?) священнослужители злоупотребляли доверием и взрослых, и детей. А церковное начальство, когда дело доходило до скандала, не делало ничего, чтобы нейтрализовать угрозы, исходящие от конкретных людей. Вместо этого тратила силы и средства, чтобы закрыть рты жертвам.
Обвинение в укрывательстве оказалось даже более тяжелым, чем непосредственно в растлении и сексуальном насилии. Епископы не просто игнорировали жалобы на преступные действия священнослужителей — они прилагали все усилия, чтобы эти преступления остались под спудом. Виновные не несли никакого наказания. В самом худшем случае их переводили на другое место. Где они продолжали совершать преступления.
Так вина «отдельных представителей» оказалась виной церковной иерархии в целом — это своего рода «знак времени». И это хороший знак, который не только указывает на конкретного грешника, но демонстрирует кризис самой церковной структуры. Связанный с тем, что «внутренняя» церковь — иерархия, «посвященные», принятые ими правила игры — оказываются для церкви более ценными, чем паства, которую эти пастыри были призваны пасти. Победа бюрократии над миссией, превращение церкви в «корпорацию епископов», которые блюдут в первую (вторую, третью…) очередь интересы «корпорации» — разве не повод для массового недовольства?
То же самое происходило (и, увы, происходит) и в протестантских общинах, и в православных приходах, и (особенно) в церковных школах, и где угодно еще. Но главным объектом критики оказывается именно Католическая церковь.
Эффект масштаба? Ведь Католическая церковь самая крупная церковная вертикаль в мире. И преступления ее членов соответственно проецируются на весь мир.
Но в нынешнем контексте оказывается важным кое-что другое. Католическая церковь представляет собой жестко иерархическую структуру «закрытого» типа (решения принимаются максимально непрозрачно небольшим количеством людей или даже вовсе единолично). Это совершенно «мужской клуб». Который в довершение ко всему представляет собой безусловный «традиционный авторитет», способный влиять на умы почти в любой точке мира. Это, между прочим, еще один упрек: с ультралиберальной точки зрения Католическая церковь выглядит едва ли не главным бенефициаром колониальной политики прошлого.
Вполне достаточно, чтобы подвергнуть этот осколок «старого мира» сокрушительной критике. По возможности — дискредитации.
Но интересно то, что церковные скандалы нашего времени невозможно вычленить из общего контекста борьбы с «традиционными» «безусловными» авторитетами, сложившимися в Западном мире. С институтами, которым «принято доверять» (вернее, было принято — до недавнего времени): традиционными СМИ, крупными корпорациями (в целом корпоративным укладом), системой образования, индустрией развлечений (возможно, постольку, поскольку это тоже своего рода крупная корпорация), политическими партиями старой формации и т.д.
Наряду с церковью под градом критики и информационных атак оказались чуть ли не все эти «старые» иерархические структуры с их цеховой или корпоративной «этикой» и «профессиональными требованиями» — что придавало этим группам «избранности», элитарности. С их нередко полупрозрачными или вовсе непрозрачными методами принятия решений, внутренними правилами и ритуалами. С безусловной лояльностью и круговой порукой. Со всем тем, что ассоциируется с безусловным авторитетом и властью.
Особенность этих атак — массовость и сетевой характер. Это вполне естественно — противопоставить сетевую атаку «вертикальной» иерархической структуре. Как показывает практика, это иногда «работает» даже на поле боя, что уж говорить об информационном пространстве. В этих атаках бессмысленно искать начало, они становится заметными только тогда, когда приобретают характер лавины — превращаются в массовое движение, информационный флешмоб. Но главное начинается, когда волна сходит: в ноосфере (и в умах) остается глухой шум, который засоряет слух и позволяет «не замечать» дьявола-в-деталях. «Фейкньюз!» оказывается первой (и зачастую единственной) реакцией на неприятные новости. Взгляды даже самых добрых итальянских католиков становятся подозрительными при виде священника, который гладит ребенка по головке. Доверие, принадлежавшее общественным институтам и людям, которые их представляют, «по умолчанию» подорвано, а нередко — разрушено.
Это не так-то плохо, не правда ли? Безусловное доверие ведет к злоупотреблениям — вот хоть на педофильский скандал в Католической церкви посмотреть. Еще совсем недавно можно было только приветствовать отказ от «безусловных авторитетов», смещение фокуса доверия с «института» на «мнение». Приветствовать революцию, которая была инициирована традиционными СМИ и окончательно реализована соцсетями (которые и смели эти самые «традиционные СМИ»).
Но информационная революция, выросшая на идее «справедливого» и «более безопасного» распределения доверия, привела к формированию регулируемой системы, при которой любая идея, любая информация (даже та, что опирается на факты), любая моральная (или аморальная) максима сводится к «всего лишь мнению», высказанному «всего лишь кем-то». Т.е. информационная революция привела к тому же результату, к которому приводили и другие революции: кто был всем — становится никем, но тот, кто был никем, — так никем и остается. Революция — это не о равенстве, справедливости и прочих прекрасных вещах. Это о смене элит.
Критика традиционных «институтов доверия» — таких как церковь или традиционные СМИ — повторюсь, совершенно заслуженная. Но все, что происходит в результате «революции доверия», — перераспределение рынка. Функции если не «властителей», то «инженеров» просто переходят в другие руки. Это естественный процесс, поскольку человеческая природа останется неизменной — ей всегда будет хотеться готовых решений, рецептов и нетрудного выбора.
Давление на церковные институты — как и на другие «традиционные авторитеты» — вектор противодействия со стороны новых элит. Как политических — популистских партий, так и экономических — например со стороны владельцев и провайдеров «новых медиа», чье благосостояние базируется на информационном обмене. Это давление объясняется простым и понятным желанием избавиться от мощного конкурента в борьбе за массовое сознание. Конкурента, который мог бы оказывать сопротивление моральному релятивизму, диктату большинства, размыванию границ между добром и злом. Всем тем «милым шалостям», которые политики-популисты используют в своем стремлении к власти, а собственники соцсетей — с целью максимизации прибылей.
Понятие «инженера человеческих душ» еще никогда не было настолько близко к реальности. Реальности, которая определяется алгоритмами выдачи поисковых машин и рекомендаций соцсетей. Которые в свою очередь при необходимости легко поддаются манипуляциям, а данные, собираемые о пользователях, наделяют тех, кто ими владеет, огромной властью. Нет, это не луддизм и не призыв к оному. Если тут и есть призыв — то лишь к тому, чтобы помнить: ни одна из прошлых революций — промышленных и технологических — не снимала с человека ответственности за его выбор. А выбор в свою очередь никогда не становился легче только потому, что в нем стали участвовать машины.