В будоражащих сознание разговорах о различных видах насилия "бытовуха" уверенно вытесняет трагические фронтовые сводки.
Здесь сходятся воедино несколько интересов различных групп.
Есть банальная редакционная политика, основывающаяся на примитиве контента. Есть немножко "зрады": тоже достаточно примитивное желание власти и ее спонсоров вернуть внимание общества в контролируемое информационное стойло. А то вдруг выборы, а все куда-то мозгами разбежались.
Есть когнитивная сфера, особенности человеческого восприятия, которому даже в аду со временем может стать скучно. А тут в наличии жанровое разнообразие сюжетов, сценариев и локаций. В отличие от сухого и уже привычного - "обстрел…погибли…".
Ну и заурядное фрейдистское мортидо, принудительно останавливающее наш взгляд на всем, что связано со смертью.
В этом сегменте социально или политически предопределенное насилие, в свою очередь, берет верх над пьяными беспамятными разборками со смертельным исходом. Ну хотя бы потому, что выглядит эпичнее. А эпические покойники заурядным бомжам не чета. Они со времен Гомера возвышают, а то и ранее. Возможно, вкуснее были.
О возможности самосудов в связи с несоответствием завышенных социальных ожиданий и приторможенного поведения украинской судебной системы я уже как-то писал. Возможность эта достаточно высока, но не фатальна. Потому что парадоксальным образом смягчается масштабной многоуровневой коррупцией.
Ведь что такое организованная преступность? Это отнюдь не уличные перестрелки между красиво татуированными любителями стероидов и еще более красивыми копами в стиле голливудских триллеров.
Это такой бизнес, умение эффективно договариваться, "решать вопросы" любым способом, но решать. С кем угодно и в самых нестандартных ситуациях. В обход всех писаных законов. Шумное насилие там не на первом месте, потому что деньги любят тишину. Сколько денег, столько и тишины.
Когда местный или не очень местный чиновник чувствует, что земля под его ногами может загореться или провалиться (и отнюдь не в переносном смысле слова), он быстро "порешает вопросы". Где подкупом, где угрозами. Через местных авторитетов или подчиненных, что зачастую одно и то же. Тем и ценны такие кадры для центральной власти, десятилетиями оставаясь на своих должностях, иногда ненадолго ротируясь, уступая место таким же.
У народной стихии есть одно безусловно слабое место. Чем она яростнее, тем неорганизованнее. Гнев - вообще чувство безмозглое, как и все прочие страсти.
Итак, если у общества наблюдается очевидный перегрев, а этот пар перенаправляется не в движение, а в свисток, то это означает: сколько насилия в одном месте убудет - столько в другом и прибудет.
Системно рассуждая, если стихия насилия может быть упорядочена, то напряжение будет пробивать себе другие пути выхода на поверхность.
В цивилизованных обществах это напряжение превращают в выборы (которые действительно выборы). В развивающихся - это перевороты и восстания.
А в застрявших на полпути…
Поговорим о политических убийствах.
Сразу нужно выделить в отдельную малочисленную категорию психически нездоровых людей (вроде того, что искал с ножом жену Турчинова). По причине специфического мышления они вряд ли могут осуществить что-то последовательное, но в силу этой же самой особенности они непредсказуемы.
Итак, прежде всего, политическое убийство - далеко не всегда убийство именно топового политика. Жертва должна быть чем-то знаковой для политикума, вызывать острую реакцию. Не в смысле размера е-деклараций, а как личность.
И тут неожиданно удачную услугу нашим политикам делают их низкие рейтинги. Как и в общем-то довольно равнодушное отношение основной массы граждан, заскучавших без предвыборных кормов.
Нет, на общественные процессы народ реагирует эмоционально, тут он скорее жив, чем глуп. Но власть за четверть века так ловко себя законодательно обустроила, что проблемы народа - теперь вроде как явления природы. И никаких конкретных имен за проблемами рассмотреть невозможно. А сильно всматривающиеся могут и в глаз получить - см. "решение проблем местными администраторами".
Тут, правда, по нынешним временам возникает вопрос получения сдачи, но это отдельный разговор.
Вернемся к жертвам. Журналисты? Схема времен Гонгадзе эмоционально уже не работает, убийство Шеремета это доказало. Журналистский корпус в массе своей дискредитируется синхронно с политикумом, в прямой зависимости от степени его обслуживания. Да и профессия рисковая, так что реакции на неожиданное тоже ожидать бессмысленно.
Лидеры общественного мнения? Теоретически подходят на роль жертвы, но окно возможностей для заказчиков здесь сильно сужается. Украинские ЛОМы, "эксперты всего" - продукт скороспелый и оттого скоропортящийся. Надо успеть, пока читатель-зритель не понял, что ньюсмейкер несет старую чушь на новый лад. А затраты большие. Этот пазл должен как-то особенно сложиться.
Классическое политическое убийство тщательно оформлялось как несчастный случай или самоубийство, чтобы не привлекать лишнего внимания к возможным мотивам. Ибо они бывают уж очень очевидны. Можно по старинке под КамАЗ, можно выпасть из окна или неловко застрелиться, а можно и всем правительством в самолете случайно разбиться. Тут всякое бывало.
А вот демонстративное политическое убийство - оно ближе к теракту, поскольку содержит в себе послание для узкой группы влиятельных лиц. В таком случае это финальная фаза неудачных переговоров с очень высокими ставками.
Демонстративное политическое убийство сближает с терактом, и направленность другого послания - рикошетом в массы. Здесь целью является воодушевление своих сторонников и деморализация "чужих". Теоретически таким мотивом может быть чувство мести. Но оно активно в тех обществах, где активно понятие личной чести и невозможности ее оскорбления, ценности рода, веры и т.д.
Сомнительно, что это относится сегодня к нам, поскольку криминальная хроника изобилует всеми вышеперечисленными факторами унижения, в ответ на которые следуют лишь жалобы в социальных сетях. Так что здесь тоже вряд ли можно ожидать сюрпризов.
Тайное политическое убийство, даже если оно не замаскировано под несчастный случай, обычно остается нераскрытым. Кроме пресловутого убийства Кеннеди, таких историй - множество, все они дают богатую пищу писателям, сценаристам и просто конспирологам.
Исключением является ситуация, когда утечка происходит из самой среды организаторов и заказчиков. Когда внешняя ситуация делает первоначальные твердые договоренности мягкими и невыгодными, включается инстинкт самосохранения, и тут уже вопрос времени, кто кого сдаст первым и по какому сценарию.
Классическим в этом плане является убийство Степана Бандеры, парадоксальным образом сделавшее имя жертвы бессмертным и нарицательным. Когда его исполнитель агент КГБ Богдан Сташинский по семейным причинам бежал на Запад, он в 1962 г. на суде выложил всю схему заказа, подготовки и исполнения убийства.
По сей день любопытным и актуальным для нас является то, что КГБ рассматривало несколько сопровождающих сценариев убийства Бандеры, чтобы выдать его за дело рук поляков, евреев и даже литовцев.
Здесь мы переходим к драматургии политического убийства, теме, более чем актуальной в нашу эпоху геймеризации сознания. Это от слова "гейм", игра, а не то, что вы подумали.
Телевизор все еще смотрят те, у кого нет смартфона и онлайна, но современная общественная жизнь - все больше массовая многопользовательская онлайн-игра. Уход в цифровые технологии, где есть не просто риск, но и осязаемый шанс на победу, где есть правила, но нет запретов.
Куда уходит все человеческое, выдавливаемое, с одной стороны, политкорректностью, а с другой - мракобесием? В игру, в бесконечно повторяемые на новый лад сюжеты старой волшебной сказки. Поэтому политическое убийство современности может легко встраиваться в исторический мифодизайн. Лидирует в этом, конечно же, Россия. Это такое оперативное наукообразное переписывание истории с неопровержимо логическими аргументами. Они хорошо известны психиатрам из диалогов с параноиками и жертвами тоталитарных сект.
В мифодизайне, кроме манипуляции датами, источниками и выдумкой "фактов", все привычные социальные роли подвергаются постоянному переиначиванию. Это такой болезненный ветер постоянных смысловых перемен, который вынуждает людей верить в любую чушь, если ей придать благообразный вид.
Исходя из этого, вероятная угроза политических убийств в сегодняшней Украине представляет собой комплексное явление.
Поскольку мы открытая страна, в основном всем известно о конфликтах между финансово-политическими группами и их явными и скрытыми хозяевами. Меньше известно о реальной природе этих конфликтов, ведь одомашненная пресса зачастую занимается тем же мифодизайном политической реальности, только качество у нее - с маркой "и так сойдет". Но не важно, как есть на самом деле, а важно, как кажется.
То же самое и с основными политическими группировками - партиями их назвать трудно, рейтинги сравнимы, демагогия сходна, финансирование - см. вышестоящий абзац.
На этих двух осях, добавив шкалу времени, вполне можно построить 3D диаграмму внешне ситуативных напряженностей, сочетание факторов, когда для дестабилизации было бы эффективно еще кого-нибудь эффектно убить.
Вышеизложенный перечень факторов, затрудняющих это, приводит к выводу, что наш противник жертву политического убийства будет выращивать именно "на убой". Повторюсь, это не означает подмену классических рисков, а лишь их необязательность. Если мы говорим о тщательно планируемом врагами страны политическом убийстве, то таких кандидатов должно быть несколько, разного пола, возраста и политических взглядов. Объединять таких людей может лишь одно - крайняя самоуверенность и аккуратно подпитываемое чувство избранности. Но совсем не для того, о чем они себе думают.
"Представим себе индейку, которую усердно кормят каждый день, и которая убеждена в дружественном отношении к ней людей", - писал Нассим Талеб в книге "Черный лебедь" (2007). "В канун Дня благодарения с индейкой произойдет нечто непредвиденное, она поймет, что ошибалась".
Когда это происходит? "Уверенность индейки в безопасности достигает максимума, когда риск - самый высокий", - продолжает Талеб.
Поэтому будем следить за тем, за чем можем - за ростом тщеславия у новых и старых "звезд". И делаем это по возможности сочувственно. А дальше - как получится.