Древние греки относилась к таким людям неоднозначно: с одной стороны, уже в V веке до н.э. использовали понятие «душевнобольной» и объясняли психическое заболевание как болезнь мозга и тела, с другой, чисто «практической», — человека с таким ярлыком могли запросто избить или забросать камнями. Западная Европа, начиная с III века, нынешних пациентов психоневрологических больниц называла одержимыми, позднее — безумными или сумасшедшими. В наших краях еще несколько веков назад на них смотрели как на божегневных, то есть прогневивших Бога, за что он наказал их недугом. Психические заболевания существовали всегда, а вот медицинские учреждения, способные предупреждать, лечить и реабилитировать таких больных, появились сравнительно недавно — во второй половине XVIII века. До этого психиатрическая больница была всем: от тюрьмы с балаганными наклонностями до монастырского пансионата с изгнанием бесов. Основной ее задачей было изолировать больных, тем самым обезопасив общество от буйных индивидов. В античности природа «сумасшествия» изучена еще не была, поэтому к психически больным окружающие относились с большой долей настороженности.
Тем не менее в сочинениях греко-римских авторов имеется не только детализированное описание поведения пациентов с расстройствами психики, но и следующие советы по уходу и содержанию за ними: «В комнате больного окна должны быть расположены повыше, чтобы нельзя было выброситься наружу; лучше, чтобы стены были гладкими (выступы и украшения плохо действуют на больного). Слух у больных обострен, поэтому во всем доме должна быть тишина. По возможности поддерживать у больного бодрое настроение... Буйных следует связывать». Подобная толерантность к людям с психическими заболеваниями проявится лишь спустя несколько веков, в эпоху позднего Возрождения.
В средние века возродились демонологические взгляды на психиатрическую болезнь. Вначале помешанными занялись монастыри. Во главе новообразовавшихся приютов и пансионатов стояли монахи-знахари, которые и руководили всем лечебным процессом. В те времена дьявольское происхождение психического расстройства являлось настолько неоспоримым фактом, что часть средневековых орденов (бенедиктинцы, иоанниты и др.) «жила» исключительно за счет медицинской практики. О первой средневековой больнице достоверных сведений нет. Известно лишь, что возникла она то ли на территории Германии, то ли в Испании.
Уже в XVI веке в большинстве государств Центральной Европы (Германии, Испании, Швейцарии, Швеции, Франции и Англии) психиатрические заведения стали более распространенными. Средневековый «желтый дом» был чем-то средним между тюрьмой строгого режима и больницей на военном положении. Большая часть «пациентов» сидела на цепи. К непослушным применялись плети, за которыми признавался бесспорный терапевтический эффект: через телесное страдание «убивали» страдание душевное. В связи с этим вспоминается знаменитый лондонский Бедлам (искаженное название Вифлеема), который успешно функционировал уже с конца XIV века. Мало того, что это «лечебное» заведение широко практиковало почти инквизиторские методы, так оно еще и устраивало своеобразные шоу: по праздникам, за определенную плату, любой желающий мог прогуляться к «одичалым» больным. Надо сказать, что подобные развлечения лондонское население воспринимало с восторгом.
XVIII—XIX вв. внесли в развитие психиатрии огромные изменения: начиная с понимания психической болезни и заканчивая новыми методами лечения. «Классическая» мистика отходит на второй план, чтобы к концу XIX века исчезнуть окончательно. Благодаря знаменитому врачу, французскому академику Филиппу Пинелю с больных, впервые за все предыдущие века, снимают цепи. Пинель первым начинает говорить о психиатрических больницах как о лечебных пунктах. «...Семья и друзья, — отмечает он, — не могут обеспечить больному надлежащий уход и лечение». Прогрессивные взгляды этого человека сделали его не только консультантом при дворе Наполеона, но и совершили революцию в области психиатрии.
Но если в одной части «желтого дома» господствовал прогресс, то в другом его крыле царило глубокое средневековье. Так, в Германии конца XVIII—XIX века «... больные сидели на цепи в узких карцерах, голые, совершенно одичалые; еда и питье подавалось им в медных кружках на цепочках». Продолжали применять плеть, «для разнообразия» заменяя ее иногда палкой. Даже блестящие врачи, такие, как знаменитый Рейль (открыл один из участков головного мозга), в своей практике применяли, мягко говоря, довольно антигуманные методы лечения. В своих «Рапсодиях» Рейль утверждает, что некоторых пациентов следует лечить испугом: неожиданным прикосновением вывернутой наизнанку шубы или кистью скелета в темноте. Между тем немецкий доктор рассказывает об абсолютно серьезных и действенных механизмах лечения, например, психиатрическом театре, за которым современная психиатрия признает несомненный терапевтический эффект.
Вот далеко не полный перечень того, чем до 60-х годов XIX века пользовались психиатры в лечении больных: «мешок» (пациента сажали в мешок, таким образом «жертва» должна была «убедиться в бесцельности своих разрушительных действий»), «смирительный стул», «смирительная кровать», «кожаная маска» (против криков и стонов), «вращающееся колесо» (внутри него больной шагал до полного изнеможения), «вращающаяся кровать» (от 40 до 60 оборотов в минуту). Практиковалось также прижигание каленым железом (с той же целью, что палка или плеть).
Ю.Каннабих в «Истории психиатрии» приводит следующий опыт лечения возбужденного больного: «... его сажали на смирительный стул, привязывали, делали кровопускание, ставили 10—12 пиявок на голову, обкладывали тело ледяными полотенцами, давали хороший прием слабительной соли». Подобная «помощь» была характерна для ряда стран. Но во Франции, Англии, Шотландии (с системой open air), Швеции и части других европейских государств лечение людей с расстройствами психики было более щадящим.
Русская психиатрия в XVIII веке оставалась на уровне XV—XVI веков. В 60-х годах XVIII века в области психиатрии началось некое оживление, но когда дело дошло до строительства лечебницы, то никто в огромной России, даже члены Академии наук, не знал с чего начинать и какими принципами руководствоваться в работе.
Первый «желтый дом» был открыт в Новгороде лишь в 1776 году. Затем — петербургская больница, Полтавское отделение, харьковская лечебница. Лечебный «инвентарь», например, Полтавского отделения состоял из семнадцати «ремней сыромятных» и одиннадцати «цепей для приковки». В штате числились лекарь, одна «поварка», две прачки, несколько солдат из инвалидной команды, а на подмогу им, в экстренных случаях, — несколько уличных бродяг...
Во второй половине XIX века ситуация в отечественной психиатрии резко изменилась. За какие-то сто лет она «прыгнула» дальше, чем за несколько предыдущих веков. И. Балинский, И. Мержеевский, В. Бехтерев, В. Кандинский, А. Кожевников, С. Корсаков и многие другие сделали огромный вклад в развитие не только отечественной, но и мировой научно-практической психиатрии. Условия содержания больных, методы лечения и подготовка кадров были значительно усовершенствованы. Однако, если в Англии психиатрическая помощь оказывалась 80% больных, в Германии — около 60, то в России — не более 30%. Сказывалось и финансовое положение, и своеобразная изоляция от западных научно-практических открытий, и долгий «непрофессионализм» отечественной «науки о душе».
И сегодня мы классически отстаем от всех ближайших соседей и не соседей как минимум лет на 50. За рубежом и медперсонал, и сами пациенты оперируют даже другими понятиями, не говоря уже о способах лечения. «Пациентов» не существует, есть «пользователи» или «клиенты»; предоставление психиатрической помощи проходит на уровне «равный равному», а США уже давно говорят о психологической совместимости лечащего врача и пациента. Если в нашем обществе человек с психическим заболеванием вызывает серьезные опасения и беспокойство, то в других странах людей с такими болезнями не только «понимают», но и оказывают психиатрическую помощь, понимая, что часто войти в мир пациента или, наоборот, вывести его из ирреального мира, может только бывший пациент. К сожалению, мы еще очень далеки от подобной практики.