Хотите нарваться на скандал? Тогда скажите собеседнику слово «язык», а еще лучше — «государственный язык». Дальше само пойдет. Мы проверяли сотни раз — независимо от взглядов, собеседник закипает от возмущения и захлебывается обвинениями. Предмет возмущения все тот же — насильственное насаждение (русского или украинского) и притеснение (соответственно, украинского и русского). Слово «язык» срывает предохранители, и люди становятся неадекватными. Когда идет дискуссия на темы энергетики, финансов, охраны окружающей среды — звучат цифры, факты, аргументы. Разговор о языке — сплошные эмоции. Иногда это напоминает шаманские камлания с вызыванием духов. Булгаков! А те им — Шевченко! Гоголь! А в ответ снова — Гоголь! И хором — не позволим забыть язык отцов!
Что любопытно, такая ситуация наблюдается не только в постсоветских странах с их издерганным населением. Спокойный и цивилизованный Квебек из-за языка едва не отсоединился от не менее цивилизованной Канады; шведы ни с того ни с сего ввели государственный язык, которого у них отродясь не было; ирландцы заменили дорожные надписи на ирландские; немцы на книжной выставке во Франкфурте неожиданно отказываются понимать английский; португальцы грозятся накладывать вето на все законы Евросоюза, не переведенные на португальский; а французы не дают спуску даже в Интернете. И у всех аргументация в основном эмоциональная — начиная с национальной гордости вплоть до культурной катастрофы.
От всего этого в последнее время хочется спрятаться — но нельзя. Поскольку язык — наша основная профессия, ведь мы писатели. Кроме того, как утверждают ученые, язык — главное, что отличает человека от животного. Давайте напряжемся и попробуем вместе разобраться в сложном и очень эмоциональном языковом вопросе.
Во-первых, хотим ответственно заявить — в общении между двумя людьми никакого языкового вопроса не существует. Объясниться можно даже по рецепту известной коломыйки — он все, что ему нужно, на мигах покажет. Государство — вот главная причина любых языковых вопросов. Когда употребляют слово «вопрос», всегда имеют в виду государственный язык. Следовательно, нам стоит только определиться с государственным языком — и дело сделано.
Что такое государственный язык и зачем он нужен государству? Конституция Украины не дает ответа на этот вопрос. Статья 10 констатирует, что государственным языком является украинский — и все. Обязательные реверансы в сторону языков нацменьшинств, которые опять же больше похожи на камлания. Ни определения, что такое государственный язык, ни его функций — ничего.
Далее идет закон о языках Украинской ССР, который даже вспоминать смешно, хотя он и сегодня действует в полном объеме. Разумеется, там не может быть ничего о государственном языке, поскольку Украинская ССР государством не была.
Этим, собственно, исчерпывается законодательная база, которая должна устанавливать правила игры. Можно, конечно, вспомнить закон о рекламе, в который вносили изменения, а потом дали задний ход. Можно вспомнить квоту на украиноязычную телепродукцию в размере 75% или на кинопрокат в размере 50%, но все это несерьезно. Почему 50%? Почему не 60 или 58,76%? И почему только на телевидении и радио? А газеты, книги? А Интернет? Очень сложно понять логику, а все потому, что нет базовых определений — зачем государству нужен какой-то там язык? Швеция сотни лет жила без государственного — бедствовали, конечно, мучились, но как-то жили.
Едва не забыли, у нас есть еще Хартия языков нацменьшинств. Достаточно интересный документ, но он ни слова не говорит о государственном языке, только определяет, как защитить негосударственные. И результат практического применения хартии в Украине как всегда парадоксален: англоязычное меньшинство, которое ничем не защищено, имеет несколько всеукраинских изданий на английском, а наши родные болгары — только районную газету, не говоря уже о евреях, которые не обеспечены ни одним идишеязычным СМИ.
Словом, темный лес, а точнее — чистый лист. И на этом листе нам с вами нужно написать всю правду.
Потому отбросим эмоции и перенесемся в другую страну, Условную, а если коротко — страну У. Она большая, бок о бок здесь счастливо живут четырнадцать народов-братьев. Откуда такая цифра? Мы не пожалели времени и подсчитали, какие нацменьшинства защищает вышеупомянутая хартия. Их ровно тринадцать, а вместе с национальным большинством, ни одним законом не защищенным, — четырнадцать.
Страна У почти ничем не отличается от Украины. Но там нет ни украинского, ни русского языков. И даже идиш, молдавского и болгарского. Только абстрактные языки абстрактных народов — А, Б, В, Г, Д... Такое абстрагирование нам нужно, чтобы свободно оперировать аргументами, не ощущая бремени давних споров и обид.
Наша страна У имеет свое государство. Без этого сейчас никак. И возникает законный вопрос — нужен ли этому государству государственный язык? Поскольку в Соединенных Штатах, например, государственного нет, и ничего страшного. Может, и нам так? Или ввести два государственных, как в Финляндии? Или, может, не жадничать и предоставить государственный статус всем четырнадцати?
Для ответа на этот вопрос нужно вспомнить, что такое государство. Хотя бы из школьного курса правоведения. «Государство — это особая форма организации общества, которая с помощью специального аппарата управления защищает интересы населения, регулирует отношения между членами общества, в частности с помощью принуждения». (Основы правоведения, 9-й класс, стр. 9). Обратите внимание на последнюю фразу. Ведь принуждение, к сожалению, — неотъемлемая часть любого государства, и любой государственный аппарат — сплошное принуждение.
Если наша страна У имеет армию, логично было бы, чтобы все солдаты знали хоть сотню команд на одном языке. А еще лучше — понимали бы его без перевода и могли кое-как общаться. Потому что невозможно при каждом генерале держать тринадцать переводчиков, и даже представить страшно, чтобы в штаб доложили — дивизия не выполнила боевую задачу, поскольку не поняла ни слова из приказа. Вывод напрашивается сам собой — здесь обязательно нужен один общий язык.
Теперь возьмем внутренние войска — полицию, милицию, защищающие государство от собственного народа. Видим прямую аналогию — погоны требуют общего языка. От министра до участкового должна существовать прямая связь, без переводчика.
Дальше закон. Судьи, адвокаты, прокуроры и прочие коррумпированные элементы. Писать законы на всех четырнадцати языках? Невозможно. Закон — очень тонкая штука, где все зависит от формулировки. Иногда даже двоеточие не на том месте может спасти или погубить подсудимого. И это в рамках одного языка! А в разных языках — разное правописание, да еще и омонимический ряд. И если судья будет показывать закон на одном языке, адвокат — на другом, а прокурор — на третьем, что будем делать? Какому из текстов отдать предпочтение? Следовательно, необходим общий язык для законов. Читать можно на каком угодно языке, но принимать решение — только по одному варианту.
Есть еще министерства, ведомства, например Министерство здравоохранения. Медики хитрые — у них уже есть общий язык, тот же, что у крестоносцев, — латынь. Но приказ министра латынью не напишешь. И четырнадцатью языками тоже. А кроме приказов существуют еще инструкции для лекарств. Каким языком написать, чтобы каждый врач понял? Ну а распоряжение для санитарной службы на случай эпидемии? Четырнадцать санитарных, пожарных и других инструкций? Или две-пять? Следовательно, и медикам нужен общий язык, чтобы гарантированно понимать друг друга. И пожарным, и энергетикам, и налоговикам.
А еще было бы неплохо, если бы язык этот был общим для всех органов государственного управления и чтобы на нем говорили во время выполнения своих служебных обязанностей президент, премьер-министр, министры, независимо от этнического происхождения и политических симпатий.
И такой общий для всех аппаратчиков язык, с помощью которого государство осуществляет управление, сейчас мы с вами можем смело назвать языком государственного управления.
Нужен ли государству язык государственного управления? Существует ли он в странах, декларирующих отсутствие государственного языка, например в Соединенных Штатах Америки? Бесспорно, существует — не на законодательном уровне, но, как говорится, по факту. Поскольку без него государство не может существовать.
Видим улыбку наших читателей — ага, братцы, ясно, куда вы клоните!
Позвольте возразить. Мы никуда не клоним. Государство — это социальное образование, живущее по своим объективным законам. Это не те законы, которые принимают неграмотные депутаты, а настоящие естественные законы, и если законы депутатские будут противоречить естественным, государство не выживет, а его территорию освоит другое государство. Такое в истории случалось неоднократно.
Кроме того, напоминаем, что наш анализ не обременен этническими проблемами, поскольку речь идет не о русском и украинском, не о венгерском и румынском, а только о языках А, Б, В, Г... И даже не об Украине, а о некой стране У.
Итак, мы пришли к первому выводу — государству нашей страны У необходим единый язык государственного управления. Какой это будет язык — А, Б, Г или Л, — мы не будем говорить.
Теперь оставим на некоторое время государственный аппарат и обратимся к простым гражданам. Может ли государство диктовать им, на каком языке говорить? Нет, не может. Хочет ли? Вряд ли. Это лишнее насилие над людьми. Однако, с другой стороны, государство не может позволить четырнадцати этносам жить каждому в своем доме без общей коммуникации. Во-первых, это потенциально опасно, а во-вторых — просто невыгодно. Поскольку объединение сил граждан государства во всех вопросах — от экономических до культурных — ведет к развитию и могуществу. А обособление — наоборот, вызывает опасность сепаратизма и развала. Следовательно, задача государства — обеспечить коммуникативный канал между всеми своими гражданами. Чтобы каждого из них поняли в любом хуторе или ауле среди представителей любого этноса. Что может служить таким каналом? Разумеется, общий язык, который понимают все граждане.
То есть получается, что государству — именно государству, а не людям — нужен язык, на котором разные национальности могут гарантированно общаться между собой. И логически будет назвать его языком межнационального общения. Как достигнуть понимания этого языка всеми гражданами? Бесспорно, с помощью бесплатного среднего образования.
Государство нуждается в языке межнационального общения и должно тратить деньги на изучение его гражданами. Сразу отбросим спекуляции — в комплекте с государственным языком в программу средней школы должен входить родной язык, конечно, если они разные. Какая от этого польза государству? Никакой, но если оно не хочет этнических недоразумений и бунтов, то должно тратить деньги на преподавание всех национальных языков, а для комплекта — биологии, химии, правоведения, физкультуры...
Если мы пришли к согласию относительно общения между народами, поговорим об общении государства и его граждан. Оно должно быть взаимным — государство обращается к людям, люди обращаются к государству. Общение государства с гражданами происходит через государственные СМИ, окошечки государственных банков, центров занятости, пенсионных фондов и множества других государственных учреждений. Еще один вопрос — информация, циркулирующая в государстве. Заинтересовано ли государство в том, чтобы понимать, какая информация циркулирует внутри него? Безусловно. Простой пример — идем мы по славному городу Днепропетровску и вдруг видим рекламный щит, написанный на идиш. Большая такая реклама — и никакого перевода. Что это? Что там продают? Недвижимость? А может, наркотики, женщин? Или пропагандируют журнал с детской порнографией? Или призывают к свержению конституционного строя? Другое дело — перевод, хотя бы мелким шрифтом. И государство требует, чтобы все рекламные объявления дублировались на одном языке — для контроля за рекламным рынком. Ну а сами СМИ? Интересно ли государству знать, что там пишут-показывают? Безусловно. Как минимум, с точки зрения соблюдения законов. Телевидение и радио вообще используют государственный ресурс — частоты, поэтому просто обязаны выполнять требования.
Следующий вопрос — на каком языке должны вещать эти радио и телевидение? Да на каком угодно. Но когда трансляция идет на всю территорию страны, желательно, чтобы все граждане могли понимать. Поэтому к оригинальному языку следует добавить хотя бы субтитры на языке, который гарантированно понятен всем гражданам. Иначе что это за государство, которое не заботится об интересах своих людей?
Ну а газеты, журналы? Может одна из наших четырнадцати национальностей издавать газету на своем родном языке? Сто процентов — может. Но нам интересно, а что же они там пишут. А особенно интересно — что пишут в газетах, зарегистрированных как общегосударственные. И поэтому государство желает видеть часть тиража на понятном ему языке. А газеты и журналы, издающиеся в государстве языками других народов, которые не имеют счастья быть среди четырнадцати и не защищены хартией, вообще должны выпускать полноценный перевод, независимо от региона распространения. В своих государствах пишите по-своему, пожалуйста. И с книгами такая же история.
Дополнительный вопрос — защита прав потребителей. Должно ли государство требовать от производителя или импортера отмечать всю необходимую информацию о товаре на упаковке? Безусловно. А на сложные товары — еще и в инструкции. На каком языке? На всех четырнадцати? Так производитель застрелится.
Вся эта сложная цепь ведет нас к интересному выводу — государство заинтересовано, чтобы вся циркулирующая в нем информация имела полный эквивалент на одном понятном государству языке. Иначе информационный рынок не проконтролируешь и не урегулируешь. А информационный рынок во времена информационных войн — вопрос безопасности того же государства.
Вы знаете, что права на иностранные переводы книг продаются не на территорию, а на язык? И если права на Коэльо на русском выкупила наша «Софія», то в России его уже не издадут, а будут завозить от нас. Следовательно, издатели давно уже установили языковые границы, а информация — это их бизнес.
Ну и наконец главный вопрос — заинтересовано ли наше государство У в том, чтобы все четырнадцать национальностей объединились в единый народ? Или оно должно согласиться, что каждого будет тянуть на его историческую родину? Даже смешно спрашивать, если государство заботится о своей целостности и не желает стать жертвой сепаратизма или посягательств соседей.
Тогда поставим вопрос иначе: должно ли государство защищать свои национальности, их языки и культуры, особенно те, у которых нет собственных государств за рубежом? Бесспорно, должно. Поскольку государство — это не только армия и суд. Это, в частности, объединение людей в новую сущность, нацию, если хотите. Такое объединение — альфа и омега существования любого государства. Что же может служить основой для нового сообщества? Бесспорно, общие ценности. Думаете, мы о демократии и европейском выборе? Да нет, о культуре. Неплохо было бы, чтобы в нашем с вами государстве У была богатая культура, которая прочно сплавила бы культуры всех народов и постоянно подпитывалась всем лучшим из них. Так, как это делают Великобритания, Соединенные Штаты или Россия. Основой для такого слияния должна быть базовая культура и, соответственно, общий язык как ее носитель. А следовательно, у нашего государства возникает потребность в еще одном языке, который объединит четырнадцать разных национальностей в единый народ государства У.
Так с помощью простой бытовой логики мы с вами пришли к выводу, что многонациональное государство испытывает объективную потребность в таких пяти языках: государственного управления, межнационального общения, информационного эквивалента, информационной границы, национального объединения.
Первое, что приходит в голову, — справедливо поделить эти языки между самыми большими национальностями. Языку А — государственное управление, Б — межнациональное общение и так далее. Остальные девять национальностей пускай уж не обижаются. К тому же языки информационного эквивалента и информационной границы должны совпадать. Мы разделили их только потому, что происходит активная делимитация информационной границы и эта функция временно имеет отдельное значение. Стабилизируется ситуация — можно будет оставить четыре функции. Итак, у нас выходит четыре языка и десять обиженных наций. Ну ничего: в конце концов государство — это принуждение, как написано в учебнике.
И статью 10 Конституции страны У можно будет сформулировать конкретнее. Не какой-то там абстрактный «государственный язык», а четкое распределение функций. И, соответственно, предъявляем требования к школьной программе — каждый ученик должен выучить язык Б как язык межнационального общения, В — как язык информационного пространства, Г — как язык национального единения, ну и свой родной, если ему не повезло родиться одним из большой четверки. Забыли о языке государственного управления? Не беда — его за два месяца привьет старшина в «учебке» или клерк при приеме на госслужбу.
Получается, что каждый гражданин государства У должен знать пять языков. Предлагаем так и записать в Конституции. И сразу зачеркнуть, потому что, к счастью, мы не депутаты Верховной Рады, чтобы писать законы, которые никто не сможет выполнить. Мы люди умные и знаем, что выучить пять языков под силу не каждому профессору, даже с одним «ф». Вот два, родной плюс еще один, — другое дело. А потому само собой напрашивается предложение: обидеть еще две национальности поменьше и оставить в государственном обороте два языка — один для государственного управления и национального объединения, а второй — для информационного пространства и межнационального общения. Или сделать оба языка обязательными для информационного пространства, а остальные функции поделить по-братски.
Мир и согласие обеспечены. Тем более что и практика такая существует: например, Финляндия или, скажем, Бельгия. Итак, решено — в статье 10 напишем два языка, а остальным гарантируем свободное развитие... ну и так далее, в соответствии с хартией. И в школах — порядок и покой. Каждый ученик должен знать... три языка. Почему три? Очень просто — два государственных и родной, если он не является представителем одной из господствующих наций. И еще плюс иностранный. Конечно, не обязательный. Здесь и возникает главная проблема. Поскольку обычный человек не может владеть тремя языками, то третий, не обязательный, однозначно погибнет. Мы с вами хотим, чтобы погибли языки наших нацменьшинств? Конечно, нет.
Обратите внимание — мы пришли к очень интересному выводу. Два государственных языка в многонациональном государстве приводят к уничтожению языков нацменьшинств. Парадокс! Но, к сожалению, никуда не деться. Законы природы, не депутатами писанные, — это объективная реальность, игнорировать которую опасно.
Слышим возражения — а что если позволить изучать в школе один из двух государственных на выбор и плюс родной. Отвечаем — в этом случае государственные языки перестанут быть языками межнационального общения. По крайней мере один из них. Так и до территориального раскола недалеко.
Поэтому, естественно, напрашивается вывод: в нашем государстве У должен быть один государственный язык. Мы не говорим какой, а говорим только — один.
Ну а Финляндия с Бельгией? Давайте разбираться.
Несколько лет назад судьба занесла нас в Суоми. Пригласил друг-эстонец, который живет в Таллинне, а работает на шведов и поэтому чудесно владеет шведским — вторым государственным в Финляндии. Эстонец обещал быть переводчиком и показать нам суровую красоту финских фиордов. Приезжаем в Хельсинки — все чудесно! Все названия улиц на двух языках. Правда, для иностранцев не очень удобно, поскольку не остается места для английского. Но что нам иностранцы! На телевидении — шведские субтитры, а когда фильм на английском — то финские и шведские вместе. Трудно увидеть, что происходит на экране, — зато все по закону. От такой картины всеобщей справедливости мы проголодались и зашли в пиццерию. Наш гид обращается к официанту на государственном шведском языке, и оказывается, что тот его не знает. Второй — тоже, менеджер — ни гугу. Люди на улицах — катастрофа! Финны не знают государственного шведского языка! Никто. Только в пригороде мы нашли дедушку, который учился в школе еще во времена шведского идеологического господства и что-то помнил. Шведский понимают разве что в селах на границе. А так — чаще английский.
Следовательно, закон, написанный на бумаге, может остаться фикцией, если не отвечает законам природы, которые гласят: если человеку нужно знать три языка (в финском случае — это два государственных плюс английский), более слабый язык де-факто погибает.
В Бельгии мы не были. Зато были на международных книжных выставках, где Фландрия всегда занимает отдельный стенд. Поскольку пользуется фламандским языком. А в книгах язык — основной фактор. Следовательно, у немцев есть общий стенд, у американцев — несколько общих, а у бельгийцев — французский и фламандский. Причем следует признать, что фламандский значительно лучше. Потому что французская Бельгия не выдерживает конкуренции с французской Францией в издательской отрасли. А Нидерланды — меньше, и с ними можно посостязаться. Интересный факт? Сегодня существуют два информационных пространства Бельгии, и в условиях, когда территориальные границы исчезли, появляется реальная угроза существованию государства. Более сильная Франция поглотит франко-бельгийское информационное пространство. Не нужно быть гадалкой... Два государственных языка, один из которых (или даже два) является языком сильных соседей, — это угроза сепаратизма как минимум и уничтожение государства — как максимум.
Ну а Индия, например? Она так похожа на нас. Колониальное прошлое. Много наций. И два государственных языка. Индия — интересный пример. Хотя бы потому, что там нет достаточного количества носителей государственного английского языка. Этот язык одинаково чужой всем нациям и служит только для связей международных, в частности с бывшей метрополией. Что-то вроде латыни в Священной Римской империи. Довелось нам общаться в Киеве с одной индийской поэтессой. Она жаловалась, что ее родной народ (один из небольших в Индии) испытывает постоянные проблемы с национальной культурой и литературой — ведь их так мало, всего лишь 70 миллионов (!) Может ли быть собственная литература у нации, насчитывающей всего 70 миллионов?!
Если взять в качестве примера Индию, то в нашей с вами стране У напрашивается новшество — определить английский вторым государственным вместе с языком А и решить навсегда вопрос межнационального общения. Готовы мы к такой глобализации? Думаю, нет. Поскольку даже в Европе увлечение межнациональным общением проходит: во Франции лучше никакой французский, чем хороший английский, а немецкие издатели отказываются общаться на английском, даже если ты желаешь что-либо у них купить. Не все так просто в нашем общем доме.
Теперь относительно официального языка, о котором перманентно говорят политики? Ну, политики — люди убогие, им можно говорить глупости. Но ведь мы с вами люди серьезные и знаем, что официальный язык должен иметь определенные функции. Если одну из пяти определенных нами — тогда это язык государственный. Если другие — назовите их, только без агитации, потому что мы не на митинге. Диагноз понятен: так называемый официальный язык — всего лишь прикрытие для второго государственного. Обычный политический ход, а проще говоря — вранье. Следовательно, если хотим мира и согласия в нашей многонациональной стране У, если хотим, чтобы государство было сильным, а культура богатой, если хотим сохранить независимость и суверенитет не только на земле, но и в информационном пространстве, нам не обойтись без единого государственного языка как важного государственного инструмента и гаранта соблюдения прав граждан на информацию. Существование остальных тринадцати языков может регулироваться хартией, другими законами, но с одним условием — они должны быть одинаковы для всех тринадцати национальностей, без выделения «старшего брата».
Видим вопрос в ваших глазах. Но мы не скажем того, чего вы ждете. Не стоит сводить наш с вами серьезный разговор к дискуссиям с выдающимися донецкими языковедами. Если мы раз и навсегда придем к согласию, что существует один государственный язык, а остальным гарантируются реальные (а не декларативные) возможности развития, — дальше будет легче. Теперь нам известно, зачем нужен государственный язык и какие функции он выполняет. Исходя из этого, можно сознательно его выбирать. Но один-единственный государственный. И прекратить спекуляции на эту тему, возникающие там, где не хватает системы. А вместо этого взяться за защиту и сохранение языков, за которые мы, украинцы, несем ответственность перед всем миром. Языков, у которых нет своего государства и, кроме Украины, их некому приютить. А именно — крымскотатарского, гагаузского и идиш. Поскольку здесь уже и в самом деле есть над чем поломать голову.