UA / RU
Поддержать ZN.ua

Забытая тайна казака Мамая

На следующей неделе, 4 июня, исполняется 100 лет со дня рождения украинского писателя Александра Ильченко (1909—1994)...

Автор: Екатерина Константинова

На следующей неделе, 4 июня, исполняется 100 лет со дня рождения украинского писателя Александра Ильченко (1909—1994). Судьба этого, ныне подзабытого, литератора так же драматична, как и коллизии многих его произведений. А ведь он один из тех, кто последовательно возвращал в нашу литературу тему украинского казачества. Его главный роман «Козацькому роду нема переводу, або Мамай…» в 50—60-е годы стал бестселлером. По мнению дочери писателя, крылатую фразу «Козацькому роду…» в украинском советском обществе возродил именно А.Ильченко. Мало кто знает о том, что в основу знаменитого фильма Игоря Савченко «Тарас Шевченко» (с Сергеем Бондарчуком в роли Кобзаря) легли литературные материалы Ильченко, имя которого впоследствии оказалось вне титров. Об этих и других историях из жизни писателя — разговор с его дочерью, Натальей Александровной Ильченко, редактором, сценаристом, членом Союза кинематографистов Украины.

— Наталья Александровна, вашему отцу надо воздать должное только за то, что он подарил украинской словесности такой живой, хотя и фольклорный, образ казака Мамая… Помните, как рождалась эта книга?

— Он работал над этой книгой здесь, в Киеве, на улице Горь­кого, 24. Полное название романа — «Козацькому роду нема переводу, або ж Мамай і Чужа Мо­лодиця». Фразу «Козаць­кому роду нема переводу…» возродил мой отец. Он как будто поднял ее из забвенья.

Дочери писателя: Наталья, Ирина, Катерина
В свое время украинская молодежь, самая читающая в мире, передавала эту книгу из рук в руки. Роман невозможно было взять в библиотеке, на книжных полках он не залеживался. Хотя рядом стояли сотни томиков Ба­жана, Гончара, Малышко. Книга вышла в свет в 1958 году. Тогда тема казачества еще была закрытой. Роман написан в стиле «из народных уст — в народные уста». До него герой был только в народном воображении. И рассказы о Мамае передавались из уст в уста. А его история — это борьба украинского народа за независимость в XVII веке. Мамая изображали в основном в живописи — на картинах, дверях, сундуках… На них он был «молчаливый», имел при себе только бандуру.

У папы же он впервые «ожил» на страницах романа. И заговорил по-украински. Жаль, что это произведение сегодня не входит в школьную программу.

Книга рождалась трудно. Перед ее написанием у отца был длительный подготовительный период. Он много работал — и в Киеве, и в Москве, и в Ленинграде. Хорошо знал историю, мировую литературу, фольклор. Вообще был энциклопедически образованным человеком. Часто к нему обращались, как в справочную, — по любому вопросу.

— Очевидно, было немало вопро­сов и по поводу Кобзаря. Ведь ваш отец досконально изучал его судьбу, творчество, одним из первых в отечест­венной литературе написал художественное произведение о Тарасе Шевченко…

— Да, в 1939-м отец написал повесть «Сердце ждет». Это дей­ствительно первая художественная повесть в украинской советской прозе о Шевченко, вернувшем­ся после ссылки в Петербург.

Действия в ней происходят в октябре-декабре 1858 года. А в 1941-м вышло и дополненное про­изведение о Шевченко — «Пе­тербургская осень». Эта книга издавалась не только в Украине, но и в России, Ташкенте, Праге, Софии, Белграде. Именно по ней впоследствии была поставлена в Театре им. И.Франко одноименная пьеса.

— И кто же тогда у франковцев играл Кобзаря?

— Его должен был играть великий актер Амвросий Бучма, но он заболел. И в январе 1957-го ушел из жизни… Для папы это была огромная потеря. Они очень дружили. Таким же другом моего отца был и выдающийся актер Дмитрий Милютенко. За­родилась эта дружба еще в Харь­кове, в Театре «Березиль»… Папа тогда познакомился и с Лесем Курбасом.

Когда А.Бучмы не стало, роль Шевченко начал репетировать Д.Милютенко. Помню, как у нас дома устраивали первые читки. Перед спектаклем все очень нервничали. Ведь впервые на сцене украинского театра должен был появиться сам Шевчен­ко! Милютенко приходил к нам домой и говорил: «А де це мої донечки? Це тобі книжечка, Ната­лю, а це тобі, Катерино…».

И первые акценты относительно спектакля расставлялись именно у нас дома. Мы сидим, разговариваем и вдруг происходят перемены — перед нами без грима, без костюма предстает великий Шевченко! Это перевоплощение было настолько явным, что просто дух захватывало!

Хорошо помню и саму премьеру в Театре им. И.Франко. Когда Милютенко впервые вышел на сцену, то зал встал и стоя ему аплодировал. Этим овациям не было конца. Артисты не могли начать спектакль, который шел три или четыре года. И каждый раз Милютенко был неожиданным в образе Кобзаря.

— Вы вспомнили о дружбе отца с Амвросием Бучмой. Что в большей степени объединяло этих людей? В чем духовная основа этой дружбы?

— Вы понимаете, Бучма был не только великим актером, но еще потрясающим рассказчиком, заядлым охотником. У них всегда в доме были собаки. Наша семья летом снимала дачу, а их семья тоже рядом сняла такой же дом. Амвросий Максимилианович ходил на охоту. На поясе приносил уток. Мне их всегда было так жалко! А он говорил: «Наталю, ти нічого не розумієш…».

Роман «Козацькому роду…», кстати, посвящен «живісінькій пам’яті Амвросія Бучми». Книга вышла в 1958-м, а великого артиста не стало в январе 1957-го. В конце жизни он очень болел, ему было трудно читать… И первый, кому папа вслух читал напечатанный на машинке текст «Мамая», был именно Бучма. Великий актер тогда заплакал, разволновался, сказал, что это просто необыкновенная книга, а затем положил руку на текст и произнес: «Я благословляю тебя и твою книгу…».

Книгу не издавали почти
30 лет. Сейчас ее можно найти только в библиотеках. Пытались «пробить» переиздание на 95-летие отца, но ничего не вышло. Лишь в этом году «Мамай» наконец-то выйдет в свет в харьковском издательстве.

— А почему за столь длительный период столь яркие сюжеты — о Мамае, о Шевченко — не были экранизированы? Это же готовые сценарии.

— «Казак Мамай» изначально и задумывался как сценарий. Еще в 1945 году Ильченко по предложению киевской студии сделал заявку на сказочно-героичную кинокомедию «Казак Ма­май». Сценарий же имел название «Козацькому роду нема переводу». Он подал его на студию, но ответа так и не дождался.

А в 1946-м по решению ЦК КП(б)У Ильченко предложили написать киносценарий по «Пе­тер­бургской осени». Помню, как мы все переживали, потому что отца увезли рано утром, а привезли только поздним вечером. Ма­ма рассказывала, что после этой поездки он сутки молча лежал на диване, ни с кем не разго­варивал, ничего не ел. Потом он позвонил в ЦК и сказал: «Хоро­шо». Но поставил одно условие — чтобы Шевченко сыграл Бучма.

Режиссером тогда назначили известного в то время Исидора Ан­ненского (все помнят его фильм «Анна на шее»). Сценарий прошел семь кругов ада — его сначала принимали чуть ли не десять инстанций в Киеве, а потом в Москве. Наконец утвердили. Потом — режиссерская разработка. Режиссер что-то крутил, убирал, добавлял, но это не давало желаемого результата.

Прошел целый год, а студия так и не получила режиссерской разработки в назначенный срок, отказалась от Анненского и пригласила из Москвы украинца Игоря Савченко, которого еще назначили соавтором отца.

Было решено расширить хронологические рамки «Пе­тербург­ской осени» всего-навсе­го… на 15 лет. Папа поехал в Санкт-Пе­тербург, чтобы поработать в архивах. В результате родился уже новый сценарий. Студия его приняла. И хотя отец ни разу не встречался с И.Савченко, вскоре ему сообщили, что Игорь Сергеевич… отстранил его от литературного сценария. А также от фильма, съемок, проб актеров.

Поскольку фильм расширили, А.Бучма уже не понадобился. Снимали Сергея Бондарчука. И имени моего отца нет в титрах. Не получил он и гонорар за «Тараса Шевченко». Везде автором выступает И.Савченко. Такая вот история. Кста­ти, все документы по этому делу есть в Цент­ральном архиве литературы, расположенном возле Со­фийского собора.

— Печальная история…

— Папа вообще прожил трудную жизнь. Судьба его была нелегкой еще и потому, что в
1937-м его отца, Елисея Матвеевича, по доносу репрессировали, обвинив в причастности к «организации украинских буржуазных националистов». Он умер от голода и холода в лагере на Тайшете и похоронен в общей могиле. Реабилитирован в 1961 году. Все те годы папу воспринимали как «сына врага народа». Ведь тогда очень многие писали отказы от родителей, от семьи, чтобы самим выжить. Но отец не отказался от семьи. В 1962-м мы получили документ, скорее, отписку о том, что «делопроизводство прекращено».

А в начале 70-х годов академик Иван Билодид со страниц газеты «Правда» обвинил Алек­сандра Ильченко в «украинском национализме». Тогда такие обвинения были смерти подобны… Отца перестали печатать, а многие друзья сразу же отвернулись от него. Помню, мы шли с папой, а навстречу нам — товарищ-юрист, с которым папа дружил еще с харьковских времен. Увидев нас, он сразу перешел на другую сторону улицы. Только когда все «утихло», такие «друзья» просили прощения.

Но и такое надо было пережить. За то время у отца ни одной книги не вышло. На его столе лежали начатые работы — «Ка­русель», «Хочу, могу, люблю»… Он готовился к работе над книгой «Сива чуприна. Книга жит­тя», в которой планировал рассказать о своих встречах с В.Маяковским, В.Чкаловым, М.Расковой, Н.Обуховой, Ю.За­вад­ским,
Д.Явор­ницким, Л.Курбасом,
Н.Амосовым, Н.Глущен­ко…

Отец часто говорил о себе: «Не в то время родился». Я же его успокаивала: «Папа, ну что ты такое говоришь! Ты столько ездил везде, столько всего знаешь!». А он отвечал: «Это все равно никому не нужно…».

Особенно тяжелым был последний год его жизни. В 1993-м журнал «Дружба народов» согласился напечатать отрывок (40 страниц) из его неизданного романа «Карусель». Папа подготовил текст. Меньше чем через неделю нам позвонили и сказали: «Да­вайте только 25». Он опять все переделал. Я отвезла эти страницы в редакцию. Представьте, папа два месяца сидел у телефона и ждал! Был, как натянутая струна. Наконец я туда позвонила, и мне ответили: «А вы знаете, у нас закончилась бумага…».