«ЗН» посвящало свои публикации жизни и борьбе Романа Шухевича, главнокомандующему УПА, главе провода ОУН в Украине. Своеобразным открытием (и наиболее объективной, как отмечал сын Романа Юрий Шухевич), была большая статья историков Дмитрия Веденеева и Юрия Шаповала (№6 за 16 февраля с.г.), где впервые, используя ставшие доступными архивные материалы, авторы раскрыли, в частности, причины гибели Шухевича в 1950 году. Однако Юрий Шухевич при встрече еще более пролил свет на то роковое для его отца утро 5 марта 1950 года.
— Роман Шухевич должен был покинуть дом Натальи Хробак в селе Белогорща под Львовом в ночь с четвертого на пятое марта 1950 года. И тогда его, скорее всего, минула бы роковая участь — во всяком случае, на некоторое время. Но, как можно предположить, он хотел спасти архив УПА. Три его охранника ночью перенесли архив из Белогорщи в соседнее село, Зымну Витку, в дом пани Лисной. После их возвращения на рассвете отец должен был покинуть Белогорщу, ведь после ареста своей связной Дарии Гусяк понимал, что рискует жизнью. Но не успел осуществить задуманное: село и дом были окружены. И когда охранники на рассвете подходили к Белогорще, они наткнулись на засаду, поэтому не смогли помочь отцу.
Кольцо вокруг дома было сжато. Москва, скорее всего, приказала взять Шухевича живым: нужно было «проследить» и сломать всю структуру организации, а затем публично (в назидание местным патриотам) судить главнокомандующего УПА. Поэтому операция готовилась тщательно, и в ней были задействованы огромные силы.
До последнего момента Роман Шухевич надеялся, что вырвется из кольца. Поэтому неожиданно выскочил из своего укрытия на лестницу, пытаясь выбежать во двор. Но на лестнице были люди. В сутолоке темного узкого коридорчика все и произошло. Очевидно, стрелял отец (совсем недавно, при капитальном ремонте дома в Белогорще в одной из деревянных ступенек лестницы была найдена пуля от его пистолета), стреляли в него, но не с целью убить, а, скорее, обезвредить. Возникла перестрелка, отец устремился наружу, и в это время один из солдат выстрелил ему в руку с пистолетом. Но Шухевич был ранен ниже груди. Позже, когда меня привезли на опознание, я увидел на белой сорочке следы ранения. Отец понял, что вырваться из окружения уже не сможет, и решил покончить жизнь самоубийством, выстрелив себе в висок. Я видел обожженные волосы у виска, копоть на лице. Знаю, что на месте, сразу у входа в дом, отца несколько раз фотографировали. Но эти снимки никогда ранее не публиковались. В прессе мелькали другие — где лицо отца было подретушировано, без следов крови и т. д. И только в «ЗН» впервые была опубликована правдивая фотография, сделанная сразу после гибели Романа Шухевича.
Охрана, хоть и небольшая, у отца была. Другое дело, что три бойца ничем не могли помочь своему оказавшемуся в западне командиру. Второй момент касается архива. Его вынесли из дома в Белогорще и на несколько дней спасли. Это может подтвердить хозяйка дома в селе Зымна Витка пани Лисна, которая до сих пор жива. Очевидно после гибели Романа Шухевича начались поиски исчезнувшего архива. Под «маркой» украинских хлопцев солдаты обходили близлежащие села. Были они и в Зымний Витке, и, вероятно, услышали от Лисной что-то такое, что навело их на след. Посему через несколько дней архив все же попал в руки МГБ, хотя фактически из-за него отец и пострадал. Выйди он накануне вечером, ничего страшного не случилось бы. Он мог оставить архив на несколько дней, если был уверен в надежности места его хранения.
Шухевич погиб, но не так, как хотелось Москве… Поэтому за его ликвидацию никого особо не наградили, разве что был поощрен солдат, смертельно ранивший «врага».
— Недавно в прессе прошла информация, что в Ивано-Франковской области найден еще один архив Шухевича?
— Это было недалеко от местечка Долины Ивано-Франковской области. Но нашли не архив Шухевича, а пропагандистские материалы УПА. Когда в конце 60-х на этих территориях действовал Национальный фронт, его члены их распространяли. Руководители фронта были арестованы в 1967 году, но один из его участников на какое-то время остался вне подозрения карательных органов. В 70-х его все же арестовали, но он успел рассказать своему сыну, где спрятаны эти материалы УПА. Сын вначале боялся выкапывать их, а потом лес так зарос, что он уже не мог их найти. Помог случай. Рабочие выкорчевывали старые деревья и нашли два бидона с какими-то печатными материалами. Часть растащили, но когда узнали, что это такое, бумаги стали возвращать. Сейчас эти материалы находятся на попечении руководства области.
— Известно, что из-за активной деятельности отца пострадала вся ваша семья…
— Да, еще в 1945 году нашу семью начали «ломать». Арестовали бабушку, мать Романа Шухевича, и отправили в ссылку в Казахстан, где она умерла в 1956 году. В 1947 году депортировали деда, и он умер в Кемеровской области. Забрали маму, меня, мою 5-летнюю сестру и бабушку по матери. Через год бабушка умерла. Мама отсидела 10 лет, а потом жила на поселении в Новосибирской области.
Нас с сестрой отправили в детский дом в Чернобыле. Там мы находились полгода, потом я сумел написать письмо знакомым, дав таким образом знать о себе. И нас сразу же перевели в другой детский дом — в Донецке, который тогда назывался Сталино. Оттуда я смог убежать в 1947 году, но затем вернулся за сестрой. За это время я написал отцу, виделся с ним. В марте 1948 года меня арестовали и держали в тюрьме, сказав: «Мы тебя не отправим в лагерь, пока ты не встретишься с отцом — живым или мертвым». Так и случилось. Наверное, я был первым, кто увидел отца мертвым. Он погиб около шести часов утра, а меня привезли на опознание в одиннадцать.
Меня осудили на 10 лет. В 1954 году вышел указ, в котором говорилось и о том, что если несовершеннолетний осужденный отсидел треть срока, повторный суд мог его оправдать. На тот момент я отсидел уже шесть лет. Но в отношении меня «амнистия» тянулась два года. И лишь в 1956-м меня освободили. Поехал к маме в ссылку, и мы вместе вернулись во Львов. Конечно, нас нигде не прописывали. Кроме того, генпрокурор Руденко опротестовал мое освобождение (главное обвинение: я сын руководителя ОУН-УПА, и вторая причина — дисциплинарные нарушения, не имеющие ничего общего с моей политической статьей), и я должен был досидеть еще два года. Это было незаконно, но кто мог пойти против прокуратуры? Против меня было возбуждено еще одно уголовное дело — антисоветская агитация. Судили во Львове, и я получил еще 10 лет. На этот раз отбывал срок в лагерях в Мордовии. В 1968 году освободился, но не имел права проживать в Украине. Поселился на Северном Кавказе. В 1972 году вновь был арестован. Кроме всего прочего у меня нашли мою незавершенную работу «Роздуми вголос». В результате — еще 10 лет. В итоге я отсидел 11 лет и отбыл пять лет ссылки. В тюрьме потерял зрение. Вернулся во Львов в 1989 году. Как инвалид имел право на прописку, мама прописала меня на свою площадь, хоть это было достаточно сложно…
— А как сложилась дальнейшая судьба вашей мамы, сестры?
— В 1956 году, когда мы с мамой приехали во Львов, мы жили у знакомых, не могли прописаться. Конечно, нас выследили. Маме дали три года. К счастью, она попала под амнистию в 1957 году, так что отсидела лишь год. Вначале жила в Николаеве Львовской области у добрых людей. Вела хозяйство, ухаживала за ребенком. Но «карающий меч» настиг ее и тех людей. У них были большие неприятности. Потом она как-то погасила судимость и стала жить во Львове. Умерла в этом году, 28 февраля.
Сестра вначале жила в детдоме в Донецке, затем закончила семилетку, Днепропетровский строительный техникум, работала в проектном институте. А потом поступила во Львовскую политехнику на строительный факультет. Ее уже не трогали. Правда, был донос в КГБ. Дескать, дочь Романа Шухевича живет по подложным документам. Дело в том, что в детдоме (очевидно, чтобы оградить ребенка от неприятностей) моей сестре Марии выписали документы на девичью фамилию матери — Березинская. Затем она стала Березанской. Ей сделали очень любопытное свидетельство о рождении: в графе «мать» там был прочерк, а в графе «отец» значился не Роман Шухевич, а Роман Березанский. Изменили год и место рождения.
Когда сестра узнала, чья она дочь, ей порекомендовали помалкивать. Но ближайшее окружение, конечно, об этом знало. Вот кто-то и донес. Но Мария успешно закончила институт, вышла замуж, живет с семьей во Львове. Конечно, возобновила свое настоящее свидетельство о рождении, переоформила и остальные документы.
— Сколько вам было лет, когда погиб отец?
— Семнадцать лет. Но постоянно отец с нами не жил. Помню, с конца 1939 по 1941-й мы жили всей семьей в Кракове. Тогда отец только освободился из заключения, поехал в Польшу, в Гданьск, а потом в Краков. Туда приехали и мы с мамой. Потом я встречал отца в октябре 1947 года и в январе 1948-го. Но до сих пор хорошо его помню.
— Вы похожи на него?
— Чисто внешне нет. Я пошел в мамину линию, в Березинских. У мамы был брат, говорят, я похож на него.
— Чем вы занимались после возвращения во Львов?
— Я вернулся в марте 1989 года. А тут как раз начинало разворачиваться патриотическое движение. Незадолго перед моим приездом произошла первая серьезная стычка: грубыми методами и побоями милиция разогнала демонстрацию. Так что я влился в демократическое русло, стал выступать на митингах, вошел в стачком, организовывал различные демократические акции. В 1990 году в составе инициативной группы работал по созданию Украинской межпартийной ассамблеи. В этом году 1 июля исполнилось 12 лет этой организации, называющейся сегодня Украинской национальной ассамблеей. Так что прошедшее десятилетие было сложным, но очень интересным…