UA / RU
Поддержать ZN.ua

Вторая ипостась ученого-медика

Ранее, да и поныне, сложилось так, что о своих учителях на жизненном и профессиональном пути чаще пишут их благодарные ученики...

Автор: Исаак Трахтенберг

Ранее, да и поныне, сложилось так, что о своих учителях на жизненном и профессиональном пути чаще пишут их благодарные ученики. А о последних сами учителя пишут значительно реже. Такова привычная в минувшем и настоящем традиция? Вероятно… Но это, предлагаемое вниманию читателя эссе, относится как раз к упомянутому второму варианту. И речь в нем пойдет о моем в прошлом студенте, а в последующем — близком друге и коллеге, известном медике-экспериментаторе Юрии Фурманове. На страницах «Зеркала недели» я уже писал о нем и его автобиографической книге «Еще вчера…» Замечу, что Юрий Александрович, уважаемый редакцией автор ряда публикаций в еженедельнике — личность неординарная и творческая. Нелишне здесь повториться, что он доктор наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники, работавший в институте, руководимом Николаем Михайловичем Амосовым, а последние десятилетия в Институте хирургии и трансплантации имени Шалимова, где возглавляет одно из ведущих научных подразделений. Удостоен Государственной премии в области науки за совместные с коллегами-медиками и сотрудниками Института электросварки им. Е.Патона разработки по использованию сварочного метода для сшивания биологических тканей. А еще Ю.Фурманов — член национального Союза писателей Украины.

Для меня наиболее примечательно, что он продолжатель древних традиций нашей общей alma mater — Киевского медицинского института, из стен которого вышло много врачей-литераторов.

Андре Моруа, говоря о близости медицины и литературы, точно подметил, что «оба они, врач и писатель, страстно интересуются людьми; оба стараются разгадать то, что заслонено обманчивой внешностью. Оба забывают о себе и о собственной жизни, всматриваясь в жизни других людей». В полной мере это относится и к очеркам, рассказам и стихам Ю.Фурманова, которые, как и все его творчество, отличают тонкая наблюдательность, лиричность, мягкий юмор, желание поделиться с читателем всем тем, что было «еще вчера». Их тональность и общая направленность во многом созвучны с предшествующими повестями «Всеми правдами» и «Бег по пересеченной местности», изданными в конце 80-х годов, с публицистическими и научно-популярными публикациями автора во многих украинских и зарубежных журналах.

Одна из его прошлых книг начинается с раздела «Заметки экспериментатора», содержащего шестнадцать небольших эссе — зарисовок и размышлений автора о буднях, о медико-биологических экспериментах и применении полимеров в медицине, о разных случаях из многолетней практики в клинике и исследовательской лаборатории. Показательны названия отдельных очерков — «Работа как работа», «Полимеры-полумеры», «Техника операции», «Отступление об экспериментаторах», «Памятник собаке». Уместно заметить, что в литературе много и ярко повествовалось о труде хирургов. Достаточно вспомнить повести Николая Амосова и его последнюю автобиографическую книгу «Голоса времен». А вот об экспериментаторах и особенностях их деятельности, повседневных исследовательских буднях в этой увлекательной и крайне необходимой медико-биологической области написано значительно меньше. В значительной мере очерки Ю.Фурманова восполняют этот пробел.

Но перейдем от фурмановской прозы к его поэтическому творчеству.

Передо мной только что изданная новая книга Фурманова — поэтический сборник с интригующим образным названием «Центростремительность любви». Небольшой формат книжки и ее элегантное оформление — на черном фоне красная стилизация трепетного сердца на бережных руках — и стремительный черно-красный шов через всю обложку придает сборнику эмоциональную окраску. Хотел бы обратить внимание на то, что доверительные по своей тональности и содержанию фурмановские стихи, его лирический и эмоциональный настрой позволяют заглянуть во внутренний мир автора. Многие стихи не лишены и гражданственного подтекста. В целом же поэзия Юрия Александровича честная, открытая, в ряде мест сокровенная. Здесь позволю себе сослаться на его же высказывание в том смысле, что же он сам видит в своих стихах и как они родились. «В этих рифмованных строчках, — пишет автор, — долгие годы жизненного опыта, нанесения и заживления, казалось бы, неизлечимых ран, память дружеских встреч и расставаний — собственно всего, из чего и состоит жизнь». А затем завершает свое признание следующими словами: «Каждое стихотворение родилось потому, что не написаться просто не могло, иначе это были бы опыт и жизнь совсем другого человека». А в одном из стихотворений (кстати оно посвящено вашему покорному слуге) мое внимание привлекли такие близкие мне строки:

А жизнь несется все скорее

И нам милей

Ее любые проявленья,

Но есть предел.

Все реже в жизни удивленья

Таков удел.

Невольно эти слова побуждают задуматься над тем, что внутренний мир, куда хотелось бы «заглянуть», у моих сверстников во многом имеет общие возрастные оттенки. Одним из них является неизбежное раздумье о времени, его скоротечности и о том, что во второй половине жизни его следует особенно ценить. В одном из очерков, который мне довелось в свое время прочитать, запомнились интригующее название «Призрак жизни» (автора, боюсь, точно не назову) — такие слова: «… надо уметь быть счастливым каждый момент, а не ждать, что счастье наступит когда-нибудь потом». И еще в той же книге: «В нас как будто с самого рождения вкладывают мысль о том, что нужно думать только о будущем и жить только завтрашним днем. И мы все так и поступаем. А вдруг сегодняшний день — это вообще самое лучшее, что было, есть и будет во всей жизни? А ты этого не заметил, не увидел, не понял, и только в глубокой старости ты вдруг начинаешь осознавать, что вот он — самый лучший год в твоей жизни, он был так давно, а ты его пропустил, не оценил…» Все это так. И все же у многих, достигших известного возраста, начинает преобладать сознание безысходности. Где уж тут думать о будущем! И если я завершил свои прошлые мемуарные заметки словами «Жизнь продолжается», то разве можно хотя бы предположить отпущенный на это срок?

Совсем недавно я узнал, что одна из пьес Сэмюэла Беккета — известного ирландского писателя и драматурга — попала в Книгу рекордов Гиннесса. Это самая короткая в мире пьеса, которая продолжается всего 35 секунд. И называется она «Вздох». В концепции Беккета — это и есть человеческая жизнь. Вспышка, вскрик — и молчание. В сущности, этому напоминанию о неизбежном молчании и посвящено все творчество писателя, удостоенного Нобелевской премии. «Человеческая жизнь как вздох» — как хочется против этой несправедливости восстать. Но, — безуспешно! Недаром Беккет сетует на человеческое бессилие. И еще. Все его творчество — это жалоба человека к Богу и нежелание самого человека принять несправедливость мироустройства. Сколько мы обсуждали эту проблему в кругу близких друзей! И все же смириться с тем, что миг, называемый жизнью, уже на исходе, и ты в преддверии неизбежного, невозможно. Остается еще и еще раз убеждать себя в том, что жизнь продолжается и что можно еще незавершенное свершить. Эта мысль присутствует и в стихах Ю.Фурманова, где также просматривается раздумье о времени и минувшем:

Уж время подводить итоги —

Кем был всегда.

К себе не будем слишком строги,

Чем нет, так да.

Мы слишком часто сомневались

Себе беря,

Ни с чем в итоге оставались,

Наверно, зря!

Нам не легко дались поступки —

Не дай, а — на,

Не шли охотно на уступки,

и вот — цена.

Все больше с возрастом теряли,

Нас не суди,

Себя напрасно уверяли:

Все впереди…

Тускнели старые портреты,

Кого корить?

И молодость все дальше где-то,

Чего ж дурить?

…Воспоминанья — те же муки,

Но сам хотел!

Пусть не осталось, что имелось,

Есть четкий след,

Не все сложилось и не спелось,

Чем да, так — нет!

Но в этих стихотворных обращениях к минувшему, к прошедшей молодости, к жизненным и творческим событиям на переплетении пройденных дорог явственно звучат раздумья о личной ответственности в нашей непростой жизни. Это чувство, продиктованное представлениями о долге, поддержке тех, с кем шел по жизни, кому помогал, кого учил, а еще и кого исцелял от недуга, присуще автору в полной мере. Разумеется, оно нашло свое отражение в его взволнованных поэтических строках и, убежден, вызывает у читателя сопереживание. Вот эти слова поэта-медика, ученого, гражданина:

Мы в ответе за тех,

кого приручили,

Мы в ответе за тех, кого поручили,

Мы в ответе за тех, кого научили,

Мы в ответе за тех, кого излечили,

Мы в ответе за тех, кого целовали,

Мы в ответе за тех, кого баловали,

Мы в ответе за тех,

кого предавали,

Мы в ответе за тех, кого забывали,

Мы в ответе за тех

и о ком не заплачем,

Мы в ответе за тех,

кто пока не оплачен,

Мы в ответе, в ответе, в ответе…

Потому так непросто

живется на свете.

И это обостренное чувство ответственности автор сохраняет по сей день. Поэтому так близка мне и еще одна строка из его сборника:

Не говори, мол, жизнь прошла.

Пока находятся в остатке

Незавершенные дела,

Мы живы — все еще в порядке.

Так пусть же это «все еще» продолжает сохраняться в отпущенное нам время общения, встреч, свершений, творчества и порождает столь особенно желанные во второй половине жизни положительные эмоции, оптимистический настрой, еще большую привязанность к родным местам.

А еще в своем обращении Юрий Фурманов заверил читателя — и в это нельзя не поверить, читая его повести, очерки и только что процитированные поэтические строки, — что среди написанного им нет неискренних слов. Нет, потому что такие стихи «просто не пишутся, ибо обмануть читателя — обмануть себя. А это не хочется…» Зная автора, берусь утверждать, что не только «не хочется», но и никак в данном случае невозможно. Ибо истинная одаренность, творчество, духовность и неискренность — вещи несовместимые.

Сегодня известный хирург и многолетний автор «ЗН» Юрий Фурманов принимает поздравления с юбилеем. Редакция с удовольствием присоединяется к потоку искренних поздравлений юбиляру и желает ему крепкого здоровья и неукротимой творческой энергии.