Дом Юрия Марчука разбомбили россияне во время одного из минометных обстрелов. Он пробыл в Гостомеле несколько недель оккупации. Объединил громаду, обустраивал быт и, в конце концов, способствовал эвакуации.
После освобождения поселка вернулся одним из первых и вместе с другом Андреем Ткачуком привез гостомельцам хлеб и вывесил на здании рады украинский флаг.
Марчук несколько созывов является депутатом Гостомельской рады. В 2014 году он обнаружил автопарк беглеца и госпредателя Виктора Януковича. Житель Гостомеля боролся против незаконных действий местной власти, вырубки леса, в частности незаконной застройки поселка.
Война много чего и многих проверила на прочность. Глядя на случившееся с высоты колоссальных людских потерь, понимаешь: свидетельства очевидцев — главная ценность. Их нам еще долго придется переосмысливать и работать над ошибками.
«Рух ЧЕСНО» в рамках спецпроекта для «Зеркала недели» готовит серию интервью о военных преступлениях рашистов в Приирпенье, чтобы ни одно из них не было забыто.
Подвалы на замке
— 24 февраля Гостомель проснулся от взрывов. Все понимали, что для рашистов Гостомельский аэропорт был стратегической целью. Гостомель готовился?
— К сожалению, до 24 февраля никаких мер, направленных на защиту гражданского населения, кроме двух тренингов по тактической медицине, которые посетило ограниченное количество людей, не было. Об обороне мне неизвестно, потому что это военное дело. Это все очень досадно, поскольку все, а главное — центральная власть, должны были понимать, что Гостомель окажется под ударом. Расстояние до границы с Беларусью от нас 130 километров. И все знали о военном городке и Гостомельском аэропорте, который от моего дома находится на расстоянии четырех километров.
Гостомель — ворота в Киев. Но из-за какой-то человеческой наивности, не веря в возможность полномасштабного наступления России, никто не принял никаких мер для защиты гражданского населения.
— От военного городка сейчас ничего не осталось. Там все разрушено. Как они там выжили?
— Чудом уцелели два дома. Была эвакуация в Беларусь. Кто-то согласился и поехал, а оттуда уже выехали в Польшу, Германию, Литву. Кто-то уже вернулся назад в Гостомель. А кто-то не согласился на эвакуацию и остался в подвале. Я считаю, что это общенациональная проблема — неготовность власти и громад к войне. Во всех смыслах. И речь идет не только о Гостомеле, Озерах, Горенке, Мощуне или еще каком-то поселке, где жители остались в опасности.
Местные власти по всей стране (за редкими исключениями) продолжали заниматься своими делами. 23 февраля состоялась сессия Гостомельской поселковой рады, утвердили бюджет на 2022 год в размере 408 миллионов, рассматривали земельные вопросы, изменение целевого назначения земли. Распределили 408 млн грн будущей годовой прибыли. Ни один вопрос в повестке дня не касался защиты гражданского населения и подготовки к вторжению.
Но на информацию, звучавшую в СМИ, местная власть должна была реагировать и принять меры.
Какой алгоритм действий в случае нападения? Какие адреса бомбоубежищ? Сколько их? Какие маршруты эвакуации? Я повторяю все эти вопросы, потому что они актуальны для громад и сегодня. Этот трагический опыт не должен пройти напрасно. Слишком высокая цена заплачена.
— Как удавалось держаться вместе и сообщать людям информацию?
— Возможности были весьма ограниченные. Территориально я мог действовать только в небольшом радиусе от своего укрытия. Место сбора у нас было в определенное время возле генератора — сходились зарядить телефоны, набрать воды, обменяться информацией, увидеть друг друга, поддержать, ободрить, обсудить возможности сотрудничества и эвакуации. Я там давал какие-то инструкции, как нам взаимодействовать в случае тех или иных ситуаций.
Второго марта часть улицы, на которой я живу, попала под минометный обстрел. Загорелся соседский дом. И я даже не увидел, что в то же время, когда мы старались погасить пожар у соседа, был разбит и мой дом.
Тогда моя семья находилась у родителей, там безопаснее, есть большой подвал. Там спрятались десять человек, мужчин было трое.
Мы выбежали, чтобы как-то хотя бы не допустить перебрасывания огня на соседние дома.
Улица односторонняя. С другой стороны улицы — озеро. Мы взяли ведра и максимально старались локализовать пламя, поскольку погасить полностью подручными средствами уже было невозможно. Мины рвутся, а мы бегаем с ведрами к озеру. Я сложил ладони рупором и начал кричать, звать людей на помощь. Удивился, сколько людей пришло с соседних улиц. Вообще, человек двадцать было. Пожар мы локализовали.
— А выехать возможности не было, потому что в полной оккупации Гостомель оказался с первых дней?
— Люди выходили, выезжали, но это была такая себе «рулетка». Кому-то удавалось выехать, а кого-то, кто ехал примерно тогда же и по тем же маршрутам, расстреляли.
То есть целенаправленно обстреливали легковые автомобили с гражданскими людьми. Погибло много гражданских во время попытки эвакуироваться. Соседи, друзья, родственники. Мой брат пытался эвакуироваться, попал под прицельный обстрел вблизи ЖК «Покровский». Он ехал с семьей — отец, мама, они погибли на месте. Брат был ранен и попал в больницу. Сосед ехал сзади за ними, тоже погиб на месте. Держался очень высокий уровень опасности, и принять для себя решение ехать с ребенком, эвакуироваться было очень опасно.
Я был связан ответственностью за семью, потому что рядом со мной были ребенок шести с половиной лет и жена, а также семья моего дяди с маленьким ребенком. Много нервов понадобилось, чтобы пережить это все. Всем, и детям тоже. Но где было безопаснее — дорогой под обстрелами или в безопасном укрытии? Я стоял перед очень ответственным выбором в своей жизни. Не рисковать или рискнуть, потому что многие рискнули и спаслись. Но есть и другие, трагические, примеры. Жена друга Галина с ребенком десяти лет выехала на маленькой машине «ситроен», и ее расстреляли из БТР. Женщину убили. Это случилось 25 февраля.
В тот день выехали несколько моих знакомых, и мне буквально не хватило 10–20 минут, чтобы вывезти семью. Но мои знакомые не знали, сколько у них есть времени. Когда я услышал канонаду и увидел, что по улице идут танки, мысли об эвакуации пришлось отложить. Мы получали информацию, что танки идут по соседним селам. Возникало ощущение сюрреализма, не укладывалось в голове, как это российские танки могут быть здесь, у нас. Тогда вариант эвакуации отпал сам собой.
— Были ли случаи пыток мирного населения в Гостомеле, такие, как в Буче?
— В лагере «Променистий» замучили троих гостомельцев. Другой случай — рядом со стеклозаводом «Ветропак» в Гостомеле парня вывели и расстреляли в гаражах. Многие люди погибли во время попытки эвакуироваться. Женщина отклонила штору, чтобы посмотреть в окно, что происходит, и ее застрелили. Дома хаотично обстреливали просто по непонятным причинам. Снайперы, сидевшие в ЖК «Покровский» на верхних этажах, велели прицельный обстрел всех движущихся целей. Никакой логики в их действиях не просматривалось. Вокруг царил сплошной хаос. Человеческая жизнь ничего не стоила.
— Какое из сел Гостомельской громады пострадало от российских военных больше всего?
— Больше всего пострадали села Мощун, Горенка. В Гостомеле больше всего пострадали районы Военный городок, Мостыще. В общем, на каждой улице Гостомеля есть разрушения, сожженные дома. И на окраинах поселка, и в центре.
— Насколько известно, все крупные предприятия, которые наполняли бюджет Гостомельской громады, разрушены. Это так?
— Полностью разрушено ГП «Антонов». Мы понимаем, что шансов уцелеть у него не было. Гостомельский стеклозавод «Ветропак» в значительной степени разрушен. Там сложный технологический процесс производства. Стекловарные печи, в которых варят стекло, нельзя было останавливать. И теперь там сотни тонн стекла застыли монолитом. Эти печи уже невозможно запустить вновь. Разбомблен логистический таможенный хаб «Кюне + Нагель» Все логистические склады в Гостомеле разрушены — «Интеркарс», «Фокстрот». Их сравняли с землей.
— Как думаете, предприятия россияне уничтожали умышленно?
— Возможно, умышленно. Потому что некоторыми их действиями я был шокирован. Танк просто так стоял и цинично расстреливал в центре поселка жилой комплекс. Зачем они это делали? Я думаю, оккупанты внедряли тактику «выжженной земли».
— Можете рассказать о быте в оккупации, как удавалось оставаться на связи?
— У соседа рядом экоферма, оборудованная солнечными батареями. И вот туда мы ходили заряжать телефоны. Там были коровы. Их доили и бесплатно раздавали людям молоко. Деньги не ходили. Люди делились друг с другом последним. У кого что было. Кто продуктами, кто одеждой, кто возможностью зарядить телефон. Кто-то давал приют и укрытие. Такие были добрососедские отношения.
Спали в подвале одетыми. Детей старались вывести на улицу подышать свежим воздухом. Какую-то зарядку пытались с ними сделать. Старались шутить, чтобы не передавать им свое настроение. Но далеко от укрытия женщины и дети не отходили.
— К вам заходили российские военные?
— Было три случая, когда они зашли к нам во двор, их было 17 человек. Третьего марта они зашли через огород, со стороны моего разрушенного дома. Пришли вроде бы на зачистку после минометного обстрела. Зашли к соседу, проверили документы у всех, кто был в доме, прошли через мой двор и чудом не зашли к нам.
Второй раз 8 марта я был на соседней улице и услышал, что они ходят по домам, потому что слышно было, как бьют окна, выламывают двери. Я быстро побежал, чтобы собаку спрятать, потому что у меня алабай: если начнет бросаться на них, то застрелят, такие случаи были. Во дворе был отец, я ему сказал, чтобы он спрятал собаку, а сам побежал в подвал предупредить семью, что могут зайти.
Российские военные уже были в соседском дворе, и один из них спросил: «Дядя, куда так спешишь?». Отец подумал, что это сосед-квартирант, потому что даже голову в суете не поднял. «Ваня, подожди, я сейчас собаку закрою», — сказал отец, потом поднял голову и увидел, что там, может, и Ваня, но не тот. За забором стояла толпа солдат.
А уже начало темнеть, и они дальше не пошли. В тот вечер оккупанты остались в доме на нашей улице, через дом от нас. Нашли там запасы еды и алкоголя.
А в третий раз они пришли на следующее утро. Постояли перед воротами. Пока я дошел, они развернулись и пошли к соседу напротив. Там они «зачистили» бар и с полными вещмешками пошли в дом, где расположились.
Мы все спрятали — телефоны, ноутбук, потому что знали, что все забирают. И лишь недавно я подошел к холодильнику в доме и увидел, что на нем спокойно висит магнитик с портретом Степана Бандеры.
— Первый коридор появился 9 марта. Я знаю, что в тот день выехать не удалось. Что тогда произошло?
— Рассматривались разные маршруты, варианты выезда. Сначала появилась информация, что можно будет выехать автомобилями, потом — что только автобусами. Потом — что вообще только пешком можно будет выйти к железной дороге. Это тоже было опасно. Вариантов было несколько, и все опасные. Поскольку мы находились в полной оккупации, враг был везде. Мы были в информационном вакууме, почти без связи и не могли сами просчитать маршрут. Нам помогали военные, военная администрация. Ждали официального «зеленого коридора».
9 марта появилась информация в соцсетях, что будет «зеленый коридор». Но большинству жителей поселка эта информация была недоступна, поскольку телефоны разрядились. Тогда сработало сарафанное радио. Я бегал по соседям, сообщал, чтобы готовились к эвакуации.
Определили ответственных людей и так локально распространяли эту информацию.
Собралось невероятно много автомобилей. Около 300.
Сначала эвакуация планировалась от Гостомельской поселковой рады, потом — от теннисного клуба «Кампа». Люди ждали там и там. Наша цель была — дождаться официальных автобусов для эвакуации и потом ехать за ними безопасным маршрутом.
9 марта мы ждали весь день. Шли горячие бои в Гостомеле, был минометный обстрел, а люди с детьми ждали.
Здесь смешалось все — и люди, и кони. Снаряды попали в конюшню, и они убегали куда видели. Рядом ехали вражеские БМП, летели вертолеты. Ощущение сюрреализма и съемок в каком-то фильме.
Я выехал в центр, чтобы известить людей. Все были напуганы, и все тогда были равны перед лицом войны: и те, кто на крутых авто, и те, кто ждал автобусы. У всех был страх в глазах.
— Не у всех было топливо. Даже состоятельные люди не могли выехать из-за этого. Война всех уравняла…
— Да. Нам сообщили, что автобусы не смогут заехать в Гостомель, потому что это очень опасно. Поэтому место сбора назначили на другом конце Гостомеля — возле «Кампы». Когда мы уже приехали туда, вражеская БМП подорвалась на мине на мосту через реку Рокач.
Начался обстрел, несколько человек погибло. Часть остались на ночь на территории колонии, потому что не рискнули возвращаться домой. Часть ушли назад. Люди простояли с 11-ти часов до вечера. С детьми, родителями, в инвалидных колясках, с домашними животными. Тотальное отчаяние. Люди не знали, что делать дальше, поскольку безопасность тогда не мог гарантировать никто и нигде.
— Автобусов так и не было? А на следующий день?
— Автобусов так и не было, но люди уже не могли ждать и оставаться в Гостомеле под постоянными обстрелами.
10 марта мы повторили попытку выехать, самоорганизовались. Мы понимали, что ехать придется самим. Эти моменты прощания с родными, которые оставались, были очень тяжелые. Ты не знал, вернешься или нет, увидишь родных своих еще живыми или нет. Мои родители оставались. Сосед мой Олег тоже отказался ехать, в конце концов его забрали в плен и отпустили только через месяц.
На 13 часов нам сообщили, что будто бы есть «зеленый коридор» но нет договоренности о прекращении огня. Все мои белые праздничные рубашки, в том числе и свадебная, пошли на обматывание машин и людей.
Нам уже сообщили маршрут, по которому более или менее безопасно ехать. Мы знали, мимо каких вражеских блокпостов придется проезжать.
Решили ехать по улице Институтской, в сторону Бучи. Вопрос стоял, кто поедет в первой машине, кто возглавит колонну из 300 автомобилей. Она должна была быть четко обозначена, что это гуманитарный караван. В машине не должно быть детей, в ней должны были сидеть люди, говорящие по-русски. Это должны быть мужчина и женщина. Желающих оказалось не много. Я вызвался ехать в первой машине. Жену и ребенка пересадил куда-то назад, к знакомым. Со мной согласилась ехать девушка, которая в свое время убежала от войны в Луганске и переехала в Гостомель. У нее сын 12 лет, его тоже посадили в другое авто. Мы уже по дороге познакомились, Алина ее звать. Два абсолютно посторонних человека в такой сложный момент объединились и поехали.
Мы знали, что около ЖК «Покровский» ведутся обстрелы, там во время эвакуации убили моих родственников, мэра Гостомеля Юрия Прилипко там убили, многих людей там расстреляли.
Мы удачно выбрали время — 13:20, это было время обеда.
Также мы знали, что на верхних этажах многоэтажки сидят снайперы и видят намного больше, чем мы. Мы остановились, вышли из машины и пошли в сторону вражеского блокпоста. Один россиянин сразу заскочил в БМП и развернулся в нашу сторону. Времени на обсуждение у нас не было. Идем? Идем. Мы сказали, что мы гражданские, просим гуманитарный коридор. Алина, по договоренности, должна была плакать и проситься. Они сказали, что туда нельзя, потому что там ВСУ, и рекомендовали нам ехать в сторону Беларуси.
Накануне рашисты с попами московского патриархата тоже рекомендовали мне ехать в сторону Беларуси. Будто только туда они могут обеспечить коридор.
Мы сказали, что будем сами договариваться с Вооруженными силами Украины. И они, очевидно, шокированные количеством автомобилей, разрешили нам ехать дальше.
Вся дорога была в осколках, частях разбитой техники. Нас шокировало увиденное. Потому что мы сидели у себя в домах, в подвалах и не представляли, что творится вокруг. Развороченная техника, останки тел, расстрелянные гражданские авто.
Следующий блокпост был на улице Бучанское шоссе. Но нас спасло время обеда, они были заняты. Мы притормозили, и на нас не отреагировали.
Мы доехали до Бучи, присоединились к колонне, которая официально выезжала от Бучанской горрады. Дальше через поселок Ворзель, Михайловку-Рубежовку, и уже за Житомирской трассой был наш блокпост.
Потом этот алгоритм действий мы передавали тем, кто эвакуировался после нас. Еще 3–4 дня продолжалась эвакуация.
Люди целовали хлеб
— Вывезли своих родных и потом вернулись в Гостомель?
— Я отвез семью в безопасное место и начал думать, как возвращаться. Не было времени расслабляться. Несколько моих знакомых записались в тероборону и были в Белогородке. Я присоединился к ним. Напрямик от моего дома в Гостомеле до места, где мы находились, где-то 20 километров. Но военные не разрешали возвращаться. Я чувствовал нашу положительную тенденцию в боях, мосты лежали разрушенные, вражеская техника — уничтожена нашей артиллерией. Я ждал момента, чтобы зайти в Гостомель. У меня была связь с людьми в оккупации, и я понимал, что там творится. Поэтому была четкая координация действий и информирование наших военных о расположении врага. Мы четко знали, когда россияне начали отступать. Даже в последние дни, когда они тупо грабили Гостомель, было понятно, что будут убегать. Последние дни марта они тупо сконцентрировались на мародерстве.
30 марта враг уже начал бежать через Гостомель в сторону Блиставицы и на Беларусь.
31 марта вечером мне сообщили, что все оккупанты выехали из Приирпенья.
1 апреля я решил заходить в Гостомель. Мы скоординировались с военными и еще несколькими людьми и заехали через Стоянку и Ирпень.
— Какое первое впечатление от увиденного?
— Это был шок. Этого словами не передать. Это какой-то апокалиптический сюжет фильма, и мозг отказывался воспринимать увиденное как реальность. Деревья лежали на дорогах, разбитая военная техника, сожженные машины, убитые горожане прямо на улицах. Ощущение сюрреализма. И ни одного живого человека. Город словно вымер.
Уверенности, где можно будет проехать, не было, и мы, на свой страх и риск, ездили, и иногда физически приходилось расчищать путь.
Мы проехали через Ирпень, там встретили наших ребят из ВСУ. Через военный госпиталь дальше и мимо автопарка по старому мосту, заложили щит, потому что мост был подорван, по нему заехали.
Разрушенные, сожженные дома, встретили несколько людей в Гостомеле, черных, грязных, только что вышедших из подвалов.
Мы набрали в пекарне хлеба, раздавали тем, кого встречали. Люди целовали хлеб. Это было впечатляющее зрелище. Люди месяц не видели хлеба.
Мы знали, где скопление людей, где они сидят в подвалах, и ездили по этим точкам, сообщали, что уже можно выходить.
Я заехал в Гостомель около полудня, а к родителям домой добрался уже поздно вечером.
В военном городке, в подвале старого дома, люди вообще были запуганы, плакали, обнимались, они не могли поверить, что это все закончилось. Они даже спрашивали, взяли ли Киев. Представляете, в каком шоке и страхе они там сидели без какой-либо информации извне!
Второго апреля мы с моим коллегой Андреем Ткачуком вывесили на балконе Гостомельской поселковой рады флаг Украины.
— Сколько, по вашему мнению, понадобится времени для восстановления инфраструктуры Гостомеля?
— Думаю, не меньше пяти лет, и то при условии, что война закончится в ближайшее время. Для восстановления жилого фонда, по оценкам экспертов, понадобится от восьми до десяти лет.
Надеемся на помощь доноров
— Как теперь будет жить поселок? Кто и как сейчас выполняет функции власти в громаде?
— Надеемся на какие-то программы поддержки. Но для того чтобы начать восстановление, нужны гарантии безопасности. Должна закончиться война. Она закончится тогда, когда россияне будут отвечать за то, что натворили.
21 марта, во время оккупации Гостомеля, указом президента была создана Гостомельская поселковая военная администрация. К сожалению, между громадой и руководством военной администрации возникают недоразумения, поскольку это первая и единственная военная администрация именно поселковая. Нет координации действий с аппаратом рады, с депутатами, ненадлежащая коммуникация с громадой. Сессионные заседания поселковой рады не проводятся, поскольку на время действия военной администрации полномочия депутатского корпуса приостановлены. Как минимум это усложняет процесс выделения средств на насущные потребности.
— Гостомель понемногу восстанавливается?
— После освобождения от россиян в админздании разместился общий координационный штаб работников полиции, прокуратуры, СБУ, МЧС. Проводились следственные действия, разминирование, документирование преступлений. Разбирали завалы на территории предприятий и возле многоэтажек. Многие международные общественные организации, благотворительные фонды, волонтеры помогали людям в поселке преодолеть последствия действий оккупантов. Также работали специалисты коммунальных служб, занимавшиеся восстановлением разрушенных инженерных сетей и объектов критической инфраструктуры.
Продолжается работа экспертов по оценке потерь имущества. На сегодняшний день мне известно, что в Гостомельской громаде полностью разрушены 1283 дома, повреждения 1 и 2 категорий получили 3574 помещений. Это информация из военной администрации. Именно столько заявлений о поврежденном имуществе подали жители Гостомельской громады в ЦПАУ.
— Где сейчас живут люди, утратившие все?
— Преимущественно у родственников, знакомых. Много женщин с детьми остаются за границей. Для тех, кто потерял жилье, в поселке оборудуют два модульных городка. Заявлений на проживание в них подали более 400 семей. Но это еще не начало работать. Надеемся на открытие до осени.
— Какое настроение у людей в поселке? Многие ли вернулись?
— Вернулись преимущественно мужчины. Женщины с детьми в основном пока не чувствуют себя здесь в безопасности. О настроении говорить тяжело, люди подавлены после пережитого, но есть надежда, что самое страшное уже позади. Поэтому понемногу возвращаются, пытаются восстанавливать свои дома, квартиры, сажают огороды, собирают урожай.
Остаются две большие проблемы, присущие всем деоккупированным территориям. Первая — разрушение объектов критической инфраструктуры: садиков, школ, котельных, вторая — разрушение объектов бизнеса и потеря всех налогов, наполнявших бюджет. С восстановлением этих объектов ситуация сложная. Средств на их восстановление нет. Очень надеемся на поддержку международных доноров, поскольку понимаем, что в Украине сейчас все должны работать на победу.
Больше статтей Елены Жежеры читайте по ссылке.