"Эти слова, они только сбивают нас, направляют по ложному пути.
Мы привыкли давать названия всему: улицам, судьбам, людям".
Артур Шницлер. "С широко закрытыми глазами"
Да-да, это не Стэнли Кубрик. Он лишь экранизировал книгу Артура Шницлера с таким названием - "С широко закрытыми глазами". Книгу австрийского драматурга и писателя конца XIX - начала XX века.
Так часто случается с расхожими выражениями и терминами. Не важно, кто их первым придумал, и что имелось в виду вначале. Важно, что о них думают. Обстоятельства возникновения обычно описывают задним числом. Никто не знает точного секрета массовой популярности и влиятельности, сколько бы умных и полоумных книжек об этом ни писалось. С людьми это еще как-то можно объяснить, например, чудом харизмы. А вот со сложными терминами, это как с художественными произведениями, - никак. То и другое будоражит воображение, а почему? Люди так считают.
Общественное мнение - самый большой узурпатор. Как оно сочло, так, стало быть, и есть. Ах, пардон, история и, простите, наука? Полноте, оглянитесь вокруг. Да хоть за поребрик или на Запад. Масса не нуждается в знании, устанавливающем истину. Потому что это предполагает некие новые ценности, которые следует защищать "пуще живота своего", во всех смыслах. То есть предполагает работу. Не заработок, а именно работу.
А как же шопинг и жрачкинг? Да будет вам, #мыжехристиане, есть Библия, там написано про истину, и мы в нее верим. По выходным.
Но та истина, которая "…и аз успокою вы", по определению никогда не предназначалась широким массам. Это благодаря Гутенбергу массы ее проглотили и переработали в скрепы. Что уж говорить о менее метафизических понятиях?
Вот, например, идентичность. Мы когда-то прикалывались, узнав благодаря пьесе Янки Купалы, что не очень древние жители Полесья и Подляшья (они же литовцы, поляки, украинцы и белорусы) называли себя просто "тутейшыя", "тутешні". И на польском, и литовском звучит сходно. При совке это выдавалось за некую умственную отсталость. Экие, право же, дикари! Имени своего не знать! И лишь благодаря большевикам "красная кузькина мать" их усыновила, да так люто, что еле сбежали от новой идентичности. Догнали, кого смогли, и навязали: "новая историческая общность советских людей". "Ниослы" - сокращенно. По-украински и того пуще звучало - "нісральці", т.е. "нова історична спільність радянських людей". Ну разве не красота? И все всем сразу понятно.
Кто идентичность выдумывает, тот ее и танцует.
В разные времена главенствовали в этом деле то вероисповедание, то подданство. Разумеется, с помощью костров, плах, голода, войн и прочих инструментов гуманитарной политики.
Потом пришла цивилизация. С аппетитом откушав колоний, начала что-то блеять об общечеловеческом и Лиге наций и одновременно повоевывать друг с другом, взывая к высокому. К пообносившимся спорщикам подоспел Алоизыч со своими "кровью и почвой" (Blut-und-Boden), на самом деле утащенными у Шпенглера. Он уже почти отправил всех королей и пап на люфт, целясь единолично присесть на их стулья. Европа от такой идентичности томно почти сомлела, но унтерменшей чисто арифметически оказалось слишком много. Идентичность с архетипом немецкого бауэра перестала быть привлекательной, хотя некоторые поспешили и аккурат к Нюрнбергу спалились.
К тому же, как всегда бывает в бандитской среде, живущие по понятиям консерваторы сильно недооценивают отморозков и беспредельщиков.
Поэтому дядя Джо, пыхая "Герцеговиной Флор" и Ялтинскими договоренностями в трубке нового мира, закатал австрийского лузера в берлинский бетон, кинул на ленд-лиз и трофеи союзников. И сказал уцелевшим массам: либо в Мавзолей, либо Гулаг. Определяйтесь с идентичностью в порядке живой и мертвой очереди. У нас свобода выбора.
Украинская идентичность в этом трэшевом изложении истории - величина не то чтобы малая, но уж точно не исключительная. Все, порабощенные тем или иным диктатором народы Европы и Азии, сорвавшись с цепей и расстегивая на ходу ошейники, бежали не по проторенным тропинкам проб и ошибок, а просто по колее. Историзм, исключительность, мессианство, "третий путь", поиск хозяина, бунт, после которого выжившие умники безропотно принимают "Оду к радости" вместо "Знамена, ввысь!".
Украинская идентичность - не просто минное поле, а еще растяжки, ловушки и фугасы с сюрпризами.
Не похоже на первый взгляд. Потому что в упрощенном политико-избирательном варианте она сильно смахивает на синопсис мультика "Як козаки в футбол грали". Именно поэтому и нравится массам. И именно поэтому они ее воспроизводит в таком же мультяшном виде. И получают такой же мультяшный политико-экономический результат.
Исторический аспект нашей идентичности тоже не Бог весть как сложен, если исключить ариев, Триполье и "Велесову книгу".
Вероисповедание, как эквивалент охранной грамоты - подданство, как элемент включенности в экономику своего времени. Вольница Сечи и разная гайдаматчина - для беглых, ярых и перешедших дорогу не тем и не тогда.
Все это вращалось усилием истории, как патроны в револьверном барабане. Иногда раздавался щелчок, иногда - выстрел.
Когда Средневековье в Центральной Европе заканчивалось, в Польше оно начиналось. А запоребрики, периодически получая по сусалам от поляков, литвинов и шведов, да и турков (казаки непременно были в доле), еще не вполне понимали, ханство они или уже таки царство.
Но точкой выбора тоже были, да. Для наших лузеров, чего уж там греха таить. Впрочем, и остались.
По факту исторических терок у наших предков образовался неслабый набор наперстков, с помощью которых более или менее проворные гетманы пытались обыграть судьбу. Вместо шарика-малика была пресловутая идентичность.
Народ же достаточно равнодушно взирал на эту престидижи… в общем, шулерство, интересуясь чисто конкретно: где деньги? В смысле - дадут или самим грабить?
И вот когда Екатерина, с немецкой педантичностью вырезав непокорных, показала остальным кошель, то старшина, спотыкаясь и роняя прежнюю идентичность, наперегонки побежала к ней во дворянство.
Кстати, Пьер Безухов у Толстого - типичный выходец из таких понаехавших, русских фамилий подобных не было. А богат он был, по словам классика, весьма, и незнамо от чего.
Вернемся к нашим. В сухом остатке получалось, что, опираясь на архетип Тараса нашего Григорьевича и меньших апостолов культурной духовности, украинство существовало в относительном достатке посреди чужой идентичности. Внутренне ее ненавидя (было за что!), постоянно неумело сговариваясь (ну как дети!) и совершенно по-фрейдистски воспевая Сечь - совершенно недостижимый для них и оттого привлекательный идеал социального поведения. Хотя в жизни не каждый, поди, и курицу смог бы зарезать, не то что ляха или москаля.
Подобная, но не тождественная модель ретроспективного выстраивания идентичности произошла после Второй мировой в среде эмиграционных деятелей разных ветвей ОУН и антибольшевистского сопротивления в принципе. При этом их, новую волну, вдобавок еще и старики-петлюровцы ("гетманцы") воспринимали как выскочек.
Собственно говоря, отравленный в Мюнхене Бандера и пал жертвой убедительности такого реконструирования. Поскольку НКВД, мониторя все написанное апологетами "постфактум", посчитало, что бьет в самое сердце украинского национального сопротивления. Хотя идиотским фактом убийства они это "сердце" как раз и создали на долгие десятилетия. (Был бы отравленный в Лондоне Литвиненко гражданином Украины, неизвестно еще, чей бы портрет был побольше размером на "Марше героев").
В этом алгоритме нет ничего обидного ни для кого. Знатоки холодного оружия знают, что все самые знаменитые японские самурайские мечи штучной работы великих мастеров делались в мирные периоды. А в эпохи войн и межусобиц спрос был на массовое дешевое оружие рядового бойца - простые клинки, которые зачастую щербились и ломались вместе с жизнью обладателей. В мирное же время поэты и сказители, зачастую сидя на грантах местных сегунов, создавали замечательные художественные произведения, отражающие прошлое с поправкой на реальность. Затем факт поправки естественным образом исчезал, и оставалась лишь героическая история, которая миф.
Всегда есть некая проза жизни, которую последующие бытописатели изображают наполненной высшим смыслом и появлением нового национального самосознания.
Зачастую современники бы сильно удивились, если бы им об этом рассказали, но вряд ли стали бы возражать. Красиво же. Наше время очень сжато, посему то, что раньше занимало 20 лет, происходит за два года. Но суть та же, хоть и слабо уловима для восприятия.
Поэтому вернемся в прошлое. Украинское народное сознание действительно было изначально более европейским, поскольку ожесточенно с мифами все время боролось. Не потому, что миф - это плохо, просто мифу - мифово. Но куры/гуси/корова значительно важнее для выживания. И любой Маслоу вам подтвердит с высот своей пирамиды. Боролись за жизнь, сильно и всерьез. Но не за идею, увы.
Миф ведь крайне важен для мифотворца, который ищет себе лоха-мифопользователя. И за его счет успешно остается в истории.
А украинская идентичность (как ни глянь даже на беллетризированную историю) как-то упорно отгоняла от себя поганой метлой оптовых дистрибьюторов духовности. Это вызывало горькие сетования множества сановных мемуаристов в экзиле - хоть Винниченко, хоть Скоропадского.
Но надо особо подчеркнуть, что в этом плаксивом хоре отсутствует Нестор Махно. Единственное, что с сожалением батька вспоминал в трех томах мемуаров, так это первую свою жену.
Судя даже по новейшим нашим обстоятельствам, такой тип самоидентификации более всего близок украинскому национальному характеру.
Дело здесь не в идеологии анархизма - Махно ездил к Кропоткину в гости, будучи уже вполне сложившейся личностью и опытным революционером. Князь и философ вовсе не открыл ему глаза, а лишь подтвердил и четче сформулировал делегируемые через Махно социальные запросы украинцев. Старшее поколение припомнит, что в советской пропаганде негативный образ Махно, как фактора скрытой угрозы, стойко существовал до самого конца совка. Нет, Бандера, конечно, был вечно живой угрозой, в смысле - лесным пугалом из схрона. Но вот Махно - страхом будущей степной стихии.
Украинцы не велись в массе своей и не ведутся ни на манипулятивные подталкивания, ни на угрозы. То есть замечательно делают вид, что сильно ведутся и страшно пугаются, здесь нам в мире поистине нет равных. Шекспир бы плакал от зависти. Но обрез в соломенной стрихе обнаруживается лишь при пожаре дома.
Запоребрик последние лет 20 пытался реструктурировать архитектуру выбора так, чтобы сделать социально оптимальное решение принятым по умолчанию или просто понятным и легким выбором. Попросту говоря, принять вредную для Украины модель идентичности как комфортную и безопасную для отдельной личности. Все было разработано до мелочей.
Но это как если бы вы приезжаете в другую страну, и вам нужно из пункта А в пункт Б. Вы прибываете в пункт А, а там стоит телега, кляча, упряжь и запас овса. И вы можете обладать талантами Шумахера, но если вы не умеете запрячь лошадь, то извольте пешком. Это тот трагикомический случай, когда тормознутость общества не позволяет ему заглотнуть модную интеллектуальную наживку, поскольку эта мода как бы еще не настала.
Противник полагает, что нужно чуток повременить и поднажать, а ничего не получается, и как-то все провально, потому что "тутейшые" выкопали ему банальную волчью яму с дрекольем, а он все искал пятно от лазерного целеуказателя. А потери выглядят страшнее, чем приобретения, ну их, укров.
Актуальная украинская идентичность в ее словоформах - это волчья яма для всех, посягающих на нашу "тутейшесть". Я писал еще до войны об архетипе мести как базовом национальном. Жизнь показала, что нация может перенести относительно безропотно любые лишения, но больше не будет терпеть унижений, от кого бы они ни исходили. Это первое.
Второе, и это плохая новость для власти, - что мстительность возникает и развивается как заменитель справедливости. Причины и так всем понятны.
Информационная самозащита власти состоит в том, что она выдает себя за государство. А в особо наглых формах через специально нанятых людей представляется страной и народом. Это глупейшая ошибка, на вредоносность которой уже прямым текстом указал г-н Пайетт. Это как если бы приходящий сантехник или садовник из немецких порнофильмов решил заявить, что он - законный супруг на основании проделанных процедур. А наши - да, заявляют, вот это "дас ист фантастиш"! И это, увы, ведет к росту мстительности.
Да, примерно десяти миллионам это вообще по барабану и было всегда. Но для оставшихся тридцати сейчас есть два форм-фактора идентичности. Чувство собственного достоинства и требование справедливости.
Ситуация совершенно фатальна, потому что политики по определению не могут понять, в чем это чувство собственного достоинства, собственно, состоит. Их естественный отбор предполагал лишь неестественную гибкость и глубокие глотки.
И они справедливо чувствуют себя объектом мести, при этом понимая, что от них требовалось всего лишь сдать подонков, и остальным бы скостили... Но классовая солидарность пересиливает инстинкт самосохранения.
Георгий Почепцов правильно заметил, что "самым главным уроком из всего этого для нас должны стать реализуемые правительством трансформационные возможности". Но возможности власти идут вразрез с их потребностями. То есть с финансовой булимией и политической зоофилией.
Формирующаяся новая украинская идентичность на самом деле очень старая. И она жаждет крови. Ей не дают крови врагов, исходя из высших гуманных соображений. Однако наивно надеяться, что она не найдет нужное сама. Смотрите под ноги.