Постоянно и повсеместно, хоть утюг включи, происходит какая-то глупая имитация подведения итогов. Недели, месяца, года... Общество и понятия бы не имело, что их нужно подводить. Разве что — сколько бутылок и чего на праздники выпили.
Сначала это имело вид аналитики, то есть формата, в котором разные общественные гуру меряются (ну разве что не на Майдане) свежими рейтингами. Потом последовала борьба за справедливость, за раскрытие людям глаз на истину. Один говорит, что яблоко круглое, другой возражает, что оно зеленое. А третий совершенно честно разоблачает первых двух, ведь оно, яблоко, кислое и с семечками внутри.
Теперь мы смотрим «реалити-шоу». Не только телепрограммы — они всего лишь слепок того, чем живет наше высокодуховное общество. Куда ни глянь, законно избранные предводители сего общества грязно ругаются друг с другом, плюются, и вообще в большинстве своем выглядят если не психически больными, то неадекватно возбужденными шизоидными типами наверняка. Выражение глаз некоторых политических персонажей напоминает то ли застуканных во время мастурбации, то ли «обломанных» во время оргазма. Все они, без исключения, при этом почему-то талдычат о свободе. Известное дело, безответственные люди. А почему же мы такие «безвопросные», и не ставим немедленно палатки у их офисов и приемных, не спрашиваем о «справедливости», «улучшении жизни уже сегодня», «шагах навстречу людям» и прочей предвыборной лапше? Потому что тоже ценим свободу?
Наверняка не существует другого слова, ради которого не совершалось бы столько подвигов, преступлений и ошибок. Не существует другого слова, которое бы воплощало в себе всю метафизику украинской истории и развития украинского национального духа. Это сладкое и вместе с тем горькое слово «свобода» является одновременно и орудием, и целью. Тот, кто тщится постичь его сущность и углубляется то ли в историзм, то ли в риторику, все равно теряет — как стрелок, бьющий на большое расстояние и не учитывающий поправки на ветер. А этот ветер дует уже третье тысячелетие без остановки, с востока на запад, из прошлого в будущее. Можно либо сопротивляться ему, либо позволить, чтобы он надул парус твоей поступи.
В Евангелии от Матфея
(Мт: 19, 16—26) приводится диалог ищущего с Иисусом. Весьма примечательный и простой разговор, продолжающийся, очевидно, уже не одну тысячу лет. Его смысл в той части, которая может быть использована в нашем настоящем, — в определении цены, которую нужно заплатить за поиск истины. Не за постижение, а именно за поиск. Собственно говоря, процесс и является в этом случае результатом, но простодушный, спрашивающий Иисуса хотел четкого количественного измерения своих усилий. Нечто подобное тому, как нынешние украинские парламентарии жаждут друг от друга четких рецептов и пропорций, по которым им взаимно должно бы определять нравственность, совесть, дружеское отношение и патриотизм.
Задающий такие «наивные» вопросы желает прежде всего власти, как бы он это ни маскировал — осознанно или подспудно. Это такая политическая шизофрения, при которой личность начинает ощущать глубокую вину, ошибочно отождествляемую с самосознанием. И вместо того чтобы прибегнуть к немелочным и несуетным путям решения проблемы, человек пытается установить как можно больший контроль за самим собой и за другими. В какой-то исторический момент произошла подмена понятия самоусовершенствования с понятием «власти над собой». Но никто не имеет возможности долго оказывать сопротивление сверхмощному наркотику власти — поэтому в демократических странах и осуществляется принудительная ротация политических элит, дабы каждый человек, находящийся в угрожающих его душе условиях, имел возможность не лишиться души окончательно.
Иисус отвечает господину, обратившемуся к нему в поисках рецепта духовной власти, очень спокойно и просто. Так психиатры разговаривают с людьми, еще не знающими, что страдают острой формой какого-то психического недуга. Рассказывать человеку конечную истину, если он пребывает в плену собственных интерпретаций, — бессмысленно. Так же поступал и Сократ, не споривший с оппонентами, а лишь подводивший их к самостоятельному признанию очевидных вещей. Право выбора всегда оставалось за искателем.
Жажда власти имеет очень разные формы, как и сама цивилизация. Когда власть отделялась от церкви, она еще и лукавила. Речь шла об узаконенном отделении от духовности. Это не выдумка демократов, а необходимое условие нормального осуществления самой власти и свободного развития духа — в случае, если этот дух и духовность существуют не в виде игровых реконструкций, «казаков выходного дня».
Общество стремительно скатывается к феодализму. Политики все больше налегают на свою «местность», идентифицируют себя с цветами кланов, фокусируются на противоборстве с центральной властью. Но вместе с тем не скрывают своего желания поблажек и выгод от короля, которого у нас всегда играл президент. А его «играла» свита. И если бы украинские политики выспрашивали Христа о вечной жизни, то большая часть из них подсознательно имела бы в виду собственное вечное депутатство. Разве что несколько стихов из Матфея разрослись бы во внушительные талмуды книжничества и фарисейства, где мы наблюдали бы неловкие попытки обойти Закон Божий.
Нас приучили думать о власти, как о том, что давит на людей извне. Что выстраивает по ранжиру, делает зависимым и понижает в звании. Это, безусловно, справедливое описание части того, что делает с людьми власть. Но власть также и формирует больного ею субъекта, она обеспечивает все условия его существования и траектории его желаний. И тогда власть — не то, чему мы противопоставляем Дух, а то, что мы скрываем и храним в своих инфернальных кошельках. Власть внедряет себя в нас, и, ослабленные ее соблазном, мы принимаем ее правила игры. Главная проблема дискуссии в Евангелии от Матфея — это конфликт между властью и свободой. Перечень добрых дел, которые бы следовало делать каждый день, — правильная, но вместе с тем лицемерная вещь. Ведь подобный подход предполагает, что если мы кого-то недопереведем через улицу, то вечная жизнь нам уже не светит.
Украинские политики наперегонки объявляют о целых списках добрых дел, которые они делают для народа и Украины в общем. Совершенно понятно, что у каждого такого доброго дела имеется еще и мощный прагматический мотив, ради которого тот или иной депутат это доброе дело делал. Это никак не уменьшает его веса, но нельзя сбрасывать со счетов, что власть имеет привычку самовоспроизводиться в удобных и обычных для нее процессах. Человек власти начинает раздавать свои имения и сокровища лишь тогда, когда четко высчитает безопасные для благосостояния пропорции этой раздачи.
Христос поставил перед своим собеседником совершенно внятное, формальное требование, поскольку тот желал именно количественных рекомендаций. Если бы собеседником был кто-то другой, то и диалог был бы не о богатстве и достатках, которые нужно безоговорочно раздать. В классическом библейском примере важно, что ищущему предлагается сделать шаг не дальше вперед по той колее, в которой он уже прилично увяз, а в сторону. Попытка показать абсурдность требований обычно имеет два возможных последствия. Первый — библейский. «Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него были большие имения». Другой, тоже библейский, — когда встает Лазарь, когда проходит испытание Иов, когда останавливается рука Моисея.
Одного дзен-буддистского монаха спросили, кем бы он хотел быть больше всего на свете. Тот ответил — дохлой кошкой, ведь она не имеет цены. Власть всегда блестит от ярлыков и ценников, обещающих очень выгодные сезонные скидки и кредиты. Почти никто не замечает, что покрывать эти кредиты приходится за счет совести, а это всегда закрывает путь к свободе.
Мы включаем телевизор и видим людей, постоянно пытающихся что-то выторговать у Бога. Но телезритель является неотъемлемой частью телепередачи, избиратель — неотъемлемой частью политики. Христос пытался сказать просителю, что он — неотъемлемая часть Бога. Такое знание, если оно осознанно, является большой ответственностью. Свобода страны предполагает, что такую ответственность, безусловно, разделяет большинство ее населения. Матфей передал, как умел, ту истину, что с ростовщиками в храме или где бы то ни было вести переговоры нет смысла — как с террористами духа. Поэтому, когда смотрите телевизор, попытайтесь не стать их заложником.