Родоначальник английского материализма Фрэнсис Бэкон (1561—1626), провозглашая целью науки увеличение власти человека над природой, поощрял и вместе с тем предостерегал экспериментаторов: «природу можно покорять, лишь подчиняясь ее законам». Однако современная практика политиков, похоже, подтверждает сентенцию российского историка Василия Ключевского (1841—1911): «История ничему не учит, а только наказывает за незнание своих уроков».
Стремясь не пропустить важных уроков Веймарской республики для Украины, мы попытались наложить их на перипетии переходного времени, в частности на результаты социетальных (общесистемных) изменений украинского общества.
В начале ХХІ в. ряд всемирных правозащитных организаций высказались за постепенное, но неуклонное распространение демократии в мире. В частности, отчет правозащитников за минувший год констатирует, что уже около сотни стран можно считать демократическими. Тем не менее такой «количественный» подход к оценке ситуации в мире не раскрывает всех сложностей и перипетий, связанных с переходом стран к демократии. За рамками таких наблюдений остаются самые важные социально-психологические «качества» политических устройств стран, которые по формально-правовым признакам считаются демократическими. То есть обеспечивающими суверенитет народа, власть большинства при уважении прав меньшинства и гарантии соблюдения прав человека. Более того, все чаще отмеченные характеристики подменяются довольно упрощенной установкой по поводу регулярных демократических свободных выборов при участии неограниченного количества партий. Определенным предостережением может служить недавняя победа «Исламского движения сопротивления» (Хамас) на демократических выборах палестинского парламента. Она свидетельствует о важности, но недостаточности электоральной демократии для признания факта существования качественной развитой демократии.
Демократичность политического строя страны и массового социального поведения во многом, если не сказать главным образом, определяется социальной психологией или сформированностью того, что называется социетальной идентичностью — многомерное общественное качество, отвечающее за стратегические (в противоположность первичным, ситуативным) социальные интересы.
В октябре 2002 г. наши исследования констатировали появление качественно новых ростков общественного сознания для трети взрослого населения, имевшего сформированную социетальную идентичность. Но уже через год после оранжевой революции (по состоянию на январь 2006 г.) эти молодые ростки были полностью уничтожены, хотя численность украинцев со сформированной социетальной идентичностью в целом выросла и достигла, по средневзвешенным показателям, почти 50% взрослого населения Украины. К тому же большинство этой «сознательной» части населения сегодня демонстрирует повышенную готовность вернуться к архаическим принципам материалистического социально-классового сознания, эмоциональным солидаристским механизмам общественной корпоратизации, отвлеченно-логическим способам действий и государственно-управленческим формам социального контроля.
Нынешняя индифферентность переходного украинского общества сосуществует с элитой, которая не чувствует ответственности перед обществом и имеет эгоистическое желание служить исключительно своим корыстным узкокорпоративным интересам. Учитывая эту стратегическую цель, нынешняя олигархическая политическая элита культивирует образы «одномерной» массы и «ответственных» поводырей.
Обострение кризисной ситуации диагностируется сегодня на всех уровнях общественной лестницы, но наиболее остро ее ощущает истеблишмент. Ведь известно, что сформированная определенным национально-историческим процессом демократическо-управленческая элита отличается от олигархической своими открытыми, представительскими, социально ответственными свойствами, которые окончательно формируются как демократические лишь при условии сложившихся правовых механизмов гражданского (общественного) контроля и институционализации общественного мнения. Этот же аспект создания государства, по крайней мере его сущностных устоев, еще впереди.
Ситуация в Украине усложняется глобальными социально-политическими процессами, стимулирующими консервативные тенденции в контексте развития национальных демократий. Речь идет о «цивилизационной периферии», где, прежде всего, и формируются серьезные социальные основания для возникновения переходных политических режимов «управляемой демократии».
При авторитарных режимах также могут происходить выборы. Даже существует ограниченная борьба партий в парламенте. Считается, что авторитарные режимы присущи только модерным обществам и возникают при социально-исторических условиях, стимулирующих социально-классовую поляризацию.
Зато процесс перехода от тоталитаризма и рождения социально-политических механизмов эффективной представительской демократии усложняется аномией старой системы социального контроля, которая, уйдя с исторической арены, разъединила «молодую» постсоветскую демократию и этические ценности. А демократия без этических механизмов социального контроля зачастую вырождается в охлократию. Это ставит проблему более четкого понимания социальной феноменологии авторитарных режимов.
Итак, говоря о феномене авторитаризма, следует иметь в виду следующие факторы: авторитаризм является составляющей структуры переходных процессов, в отличие от тоталитаризма, присущего стабильным социальным ситуациям; кроме того, авторитаризм является феноменом инверсионных (обратных) тенденций, разворачивающихся именно в период трансформации. Эти тенденции имеют некое свойство, определяющее продолжительность и сущностные социально-политические характеристики предыдущего периода национальной истории и актуального (на данный момент переходных процессов) социально-психологического состояния общества.
Старые грабли
Веймарской республики
31 июля 1919 г. в городе Веймаре была принята Конституция, провозгласившая Германию демократической парламентской федеративной республикой. Главой государства на всеобщих выборах был избран президент, который назначал рейхсканцлера, опиравшегося на большинство рейхстага. Крах Веймарской республики связан с приходом к власти 30 января 1933 г. Адольфа Гитлера.
Немецкий национал-социализм развивался в условиях сокрушительного поражения страны в Первой мировой войне. Вообще национал-социализм был европейским явлением, возникшим на инверсионных (обратных) процессах, порождавших авторитаризм в Европе. Последняя же, как известно, переживала переходные процессы Великой депрессии, похожей по сути на современную трансформацию стран постсоветского пространства. Так что имеются определенные основания для осуществления сравнительного анализа развития политического процесса в современной Украине и Веймарской республике.
1. Прежде всего отметим, что ключевой для обеих стран на этапе формирования устойчивого демократического политического режима была проблема приспособления старой системы власти и ее кадров к новой экономической и социально-политической реальности.
Конституция 1919 г. провозгласила Германию президентско-парламентской республикой. Но общественно-политической стабильности это не принесло. Учитывая ситуацию, колесо истории пытались повернуть консервативные силы. Поражение путча Каппа 1920 г. связано с проведением всеобщей политической забастовки.
Аналогией упомянутого политико-исторического момента можно считать путч 1991 г. в СССР и провозглашение независимости в Украине.
2. Серьезным обострением переходных процессов Веймарской республики был 1923 г., когда на фоне сопротивления оккупации Рура и рекордной инфляции провалилась попытка гитлеровского путча. Колебания среднего класса, чувствовавшего нестабильность своего социального положения, провоцировали перманентные политические обострения общественной ситуации.
В Украине этот период синхронизируется, по данным авторского мониторинга, с перипетиями досрочных парламентских и президентских выборов 1994 г. Последние как будто завершили в Украине переходные процессы, переведя их на уровень системного кризиса. Вместе с тем либеральные тенденции, проявившиеся в начале его, существенно заострили ситуацию вокруг крымского сепаратизма. Но пика своей остроты политическая ситуация достигла во время конституционного кризиса 1995—1996 гг. Ее сценарий таил не меньший потенциал драматизма, нежели события октября 1993 г. в Москве. К счастью, украинская ментальная специфика внесла свои коррективы, и конституционный кризис, решив главную задачу по поводу разделения функций центральной власти на законодательную, исполнительную и судебную, родил 28 июня 1996 г. Конституцию Украины.
3. Решив главные этапные задачи и исчерпав во время этих воплощений либеральные потенции, общественно-политический процесс в Украине меняет свой вектор и во время парламентских (1998) и президентских (1999) выборов возвращает страну к стереотипам советского командно-административного прошлого. Старая воля и формально обновленная (европейская) риторика государства делают первую попытку овладеть ситуацией в обществе.
Этот период Украины (во многом похожий на период 1924—1928 гг. в Германии) стал временем экономической стабилизации, державшейся на административном ресурсе и сочетании традиционно автократических и новых парламентских методов управления. Однако в демократическом политическом смысле этот период, без сомнения, был своеобразной инверсией.
Новые социально-психологические стереотипы в украинском обществе, зафиксированные в конце 2002 г. нашим исследованием, стали той пружиной, которую, кажется, в полной мере выявил на рубеже 2004/2005 гг. многосложный (поместный) в целом демократически настроенный «украинский майдан». Он вынес на поверхность общества пассионарные слои украинского политикума, которые, как засвидетельствовала дальнейшая жизнь, оказались не готовы к осуществлению второго этапа реформ, связанных с реорганизацией периферийного звена государственного управления.
4. Своеобразным аналогом Великой депрессии 1929 г. стал для Украины шоковый прыжок цен на газ в начале 2006 года, наложенный на усиление политической нестабильности, которую стимулируют парламентские выборы нынешнего года. Прогнозируемые последствия этих процессов значительно усиливают риск закручивания спирали депрессии: падение прибылей и дивидендов бизнеса, ухудшение деловой конъюнктуры, рост безработицы, снижение покупательной способности, обострение социальных противоречий, распространение инфекционных болезней, падение качества образования, бездомность и бедность и т.д.
Все эти отрицательные материально-социальные тенденции складываются на фоне расслоения едва сформированного ядра новой социетальной идентичности — ростка и гаранта современной демократии. Условия, наблюдающиеся в Украине в 2006 году, провоцируют общественный запрос на радикальный популизм. Именно такую политическую тактику в условиях кризиса веймарской демократии избрали немецкие национал-социалисты. Но от прочих демагогов, которые, пользуясь свободой слова, только обещали улучшение положения, национал-социалистов отличала вера в собственную пропаганду. Лозунг «Германия превыше всего» для них был мерилом всего.
В то же время влиятельная Немецкая национальная народная партия Альфреда Гугенберга, опиравшаяся на симпатии консервативного юнкерства, тоже взяла курс на подрыв демократического государственного строя. В национал-социалистическом движении Гугенберг не видел серьезных конкурентов. Обе партии с довольно радикальных позиций критиковали демократический строй. Демократические же политические силы были распылены мелкопартийностью.
В ситуации, полностью отражавшей нынешние украинские реалии — она складывалась в условиях экономической депрессии, либеральной экономической политики и под лозунгами национальной риторики, — победителями досрочных выборов в рейхстаг в сентябре 1930 г. стали радикальные противники демократической республики. Вследствие этого правительство ультраконсерватора Франца фон Папена вступило в открытую конфронтацию с парламентом. Улица была отдана на откуп «коричневым». Они, расправляясь с оппонентами, обещали лояльным слоям населения Германии работу, хлеб и величие государства.
В реальности же к середине 1932 г. социальной помощи по безработице хватало разве что на половину прожиточного минимума. Бедняки, старики, молодежь и люди свободных профессий, не будучи субъектами социального страхования, могли обращаться за помощью лишь в благотворительные организации. В стране все больше надеялись на чудо. Собственно, это и спровоцировало социально-психологическую трансформацию электората. Проведение политических забастовок при наличии огромной армии безработных было неэффективным.
21 ноября 1932 г. президент Пауль фон Гинденбург предложил Гитлеру сформировать эффективное правительство, способное опираться на парламентское большинство. Парламентаризм начал утрачивать свою эффективность вследствие усиления коррупции как результата увеличения влияния немецких монополий на политическую систему и расширения объема влияния центров экономической власти на политические решения Веймарской республики. Вследствие этого увеличился разрыв между истеблишментом и широкими слоями общества. Не было политической силы, которая бы компенсировала слабость парламентского политического механизма и могла обеспечить стабилизацию.
Наконец, передача власти 30 января 1933 г. А.Гитлеру казалась многим представителям немецкого истеблишмента наилучшим выходом из политического и экономического хаоса. Так что на досрочных выборах 5 марта 1933 г., проходивших в условиях политического террора, диктаторский режим получил вотум доверия.
После катастрофы 1945 года, утраты единства Германии были учтены ошибки Веймарской республики. И это дало возможность сформировать стабильную социальную базу современной устойчивой и эффективной немецкой демократии.
Не до конца выученные уроки истории?
Украина может избежать рисков, связанных с развитием демократии. Несмотря на довольно серьезные вызовы — тенденции экономической рецессии, кризисные явления в технической и социальной сферах, неблагоприятные внешние факторы (энергетический, вирусный, угроза силового столкновения цивилизаций и т.д.), она должна научиться помогать себе сама, не рассчитывая на помощь Европейского Союза.
Выдержит ли молодая украинская демократия испытание нынешним политическим и экономическим кризисом? На парламентских выборах 26 марта 2006 г. в Украине более четырех десятков партий жонглируют понятиями «нация», «народ», «демократия», «социальная справедливость». Вместе с тем большинство партий напоминают своеобразные закрытые акционерные общества, лишенные четкой идеологии. Традиционные идеологии не выдерживают испытания правдой собственного народа. Этикетки идеологий часто вводят в заблуждение не только покупателей, но и продавцов. Теневая экономика финансирует родственные ей политические организации, конкурирующие с частью государственного аппарата.
При этих обстоятельствах право голоса не гарантирует гражданам возможность принимать жизненно важные решения. Об этом свидетельствует и пропасть, увеличившаяся в последнее время, между избранными народными депутатами и широкими социальными слоями.
Украинские партии сегодня еще не способны занять четкую позицию. Боязнь ответственности порождает политику компромиссных решений, не имеющую ничего общего с лозунгами по объединению страны.
Вместе с тем выборы-2006 все же закрепляют новый демократический механизм политической системы власти, хотя и со всеми присущими ему сейчас недостатками. Основой этого механизма становится сознательный (рациональный) выбор. Как свидетельствуют наши исследования, широкие социальные слои Украины готовы сделать свой выбор.
И все же вопросы к украинским политикам остаются открытыми. Какие уроки может извлечь украинский политикум из опыта Веймарской республики? Хватит ли сил обуздать гордыню и опереться на гражданское общество? Ведь это и есть альтернативы-гарантии предотвращения авторитаризма, снимающего симптомы общественных болезней, но не лечащего их!