О Голодоморе 1932—1933 гг. в Украине сегодня говорится и пишется много. Унесший миллионы человеческих жизней, голод 30-х годов является, без сомнения, одной из самых страшных трагедий XX века и одновременно одним из наиболее чудовищных преступлений, совершенных советским режимом.
Отдавая дань памяти погибшим в то жуткое время, следует вспомнить и о голоде начала 1920-х гг., который по масштабам и последствиям был столь же ужасен.
Как и Голодомор 30-х годов, голод 1921—1923 гг. был следствием человеконенавистнической политики советского руководства. Так, если за период 1918—1919 гг. организованные большевиками продовольственные отряды изъяли у крестьян 107,9 млн. пудов продовольствия, то в 1920—1921 гг. реквизированные у сельских тружеников «излишки» составили 367 млн. пудов. Все эти мероприятия власти привели к тому, что крестьяне стали выращивать ровно столько, сколько им было нужно самим, чтобы не умереть с голоду.
Как следствие, когда в 1921 г. после суровой зимы грянула засуха, достать продовольствие жителям бедствующих областей оказалось попросту негде. Голодом оказались охвачены 35 губерний с населением 90 млн. человек. Начавшись в Поволжье, гуманитарная катастрофа распространилась на всю Левобережную Украину, Центрально-Черноземный район, часть Урала.
Страшное бедствие не обошло стороной и многострадальную крымскую землю. В период с 1920-го по 1922 год на полуостров обрушился ряд климатических катаклизмов, в числе которых были страшная засуха 1921 года, последовавшее за ней нашествие саранчи и затяжные проливные дожди. Летом 1921 г. в результате засухи в Крыму погибло 42% посевов, 2/3 крупного рогатого скота, а уцелевшие посевы давали лишь несколько пудов с десятины.
Дополнительную почву для голода создавала высокая концентрация на территории полуострова частей Красной армии, снабжавшихся исключительно за счет местных жителей. Чтобы обеспечить себя продовольствием, отдельные красноармейские отряды занимались грабежами. Создавшееся тяжелое положение усугубляла безграмотная политика власти, игнорирующая местные условия, нацеленная на «преодоление» кризиса путем грозных распоряжений, расстрелов и конфискаций.
Еще одной причиной будущей катастрофы являлся режим чрезвычайного положения, установленный в Крыму сразу же после прихода большевиков осенью 1920 г., вследствие чего население оказалось лишенным возможности уехать в соседние области и было, по сути, обречено на верную гибель.
После ликвидации Южного фронта на полуострове оставалось много офицеров и солдат Белой армии, поверивших обещаниям об амнистии, данным накануне советским командованием; гражданских и военных чиновников, беженцев. По мнению большевистского руководства, все эти люди являлись источником потенциальной угрозы. Известно высказывание тогдашнего председателя Крымревкома Белы Куна: «…Крым — это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит».
Точное количество жертв последовавшей за этим чудовищной бойни едва ли когда-нибудь будет известно. Называются разные цифры: от 20 до 120 тысяч. Массовые убийства продолжались, по меньшей мере, до мая 1921 г., однако запрет на свободное перемещение для жителей полуострова сохранялся и после сворачивания этой мясорубки.
Продразверстка, упраздненная Х съездом РКП (б) в марте 1921 г., продолжалась в Крыму до июня. При этом изъятие у населения продовольствия производилось в фантастических масштабах: постановлением Крымревкома были утверждены следующие объемы продразверстки на 1921 г.: 2 млн. пудов продовольственного хлеба, 2,4 млн. пудов кормовых культур, 80 тыс. голов крупного и мелкого скота, 400 тыс. пудов фуража. Весной 1921 г. в качестве излишков изымали даже посевной фонд.
В ноябре 1921 г. в Крыму были зафиксированы первые случаи смерти от голода. За период с ноября по декабрь погибло около 1,5 тыс. человек. Голод быстро охватил города и степную часть полуострова. Опираясь на явно завышенные данные крымских властей (в Москву доложили, что получен урожай в 9 млн. пудов зерна, в то время как фактически было собрано лишь 2 млн. пудов), центр долгое время отказывался признавать полуостров голодающим районом. Обращения крымчан в столичные инстанции оставались безрезультатными: их страстные мольбы и призывы о помощи тонули в бюрократической волоките.
Только 16 февраля 1922 г., когда от голода уже умерли многие тысячи, на заседании президиума ВЦИК Крымскую ССР признали районом, охваченным голодом. Но даже после этого Наркомат продовольствия РСФСР установил для крымской деревни продналог на 1,2 млн. тонн зерна. Причем крестьянам запрещали засевать поля.
В результате в мае 1922 г. в Крыму голодало уже более 400 тыс. человек, из них 75 тысяч умерли голодной смертью. Информационные сводки тех лет пестрели сообщениями о самоубийствах на почве голода и массовом людоедстве. Так, в Бахчисарае милицией была арестована семья цыган, зарезавшая четырех детей и из их мяса сварившая суп. В Карасубазаре (ныне — г. Белогорск) мать зарезала своего 6-летнего ребенка, сварила его и начала есть вместе с 12-летней дочкой. Женщина была арестована и на допросе в милиции лишилась рассудка. После отправления в больницу она скончалась. Детское засоленное мясо находили всюду. В том же Карасубазаре милиция обнаружила склад, на котором были найдены 17 засоленных трупов, преимущественно детей.
Вот что вспоминал о том времени видный советский ученый-биохимик В.Л.Кретович: «…Это были годы страшного голода в Крыму — даже были случаи людоедства. Я помню, что в местной газете было сообщение о том, что в Симферополе был установлен факт торговли пирожками из человеческого мяса. Я своими глазами видел, как женщина ела сырое мясо дельфина. Люди умирали от голода прямо на улицах. Когда я шел утром в школу, то встречал телегу, в которой везли трупы людей, умерших от голода прямо на улице. Их везли на братское кладбище…»
Не менее шокирующие подробности приводит в своих воспоминаниях дочь царского генерала М.Н.Квашнина-Самарина: «Вокруг был страшный голод. Татары ели кошек, собак и даже трупы людей. Мы питались лебедой и луком нашего сада... Как-то ко мне подошла маленькая девочка — дочка нашей санитарки — и сказала с восторгом: «Сестрица, какую вкусную человечину я ела!» …> Однажды ко мне прибежала наша татарка Айша и спросила, не хочу ли я посмотреть на женщину, которую расстреливали за людоедство, но она спаслась тем, что упала, притворившись мертвой: она была ранена только в руку. Вид этой татарки производил ужасное впечатление: это был скелет с зверским выражением, с горящими злобой глазами…»
Член секции Помгола (центральная комиссия помощи голодающим при ВЦИК под председательством М.Калинина) И.Крамник свидетельствовал о происходящем в Симферополе: «цыганская слободка, населенная цыганами, почти вся вымерла. Жутко ходить по безлюдным улицам. Масса голодных детей бродит по городу и подбирает отбросы; заунывно-умоляющее «дядя, дай хлебца» не умолкает ни на минуту. Население привыкло к картинам голода. На базаре в Симферополе умирает молодой татарин, его предсмертный крик теряется в возгласах торговцев и покупателей, безразлично отворачивающихся от умирающего».
18 февраля 1922 г. «Правда» писала: «Фунт хлеба в Алупке стоит до 160000 руб. Все ужасы Поволжья имеются налицо в Крыму: целиком съеден весь скот и лошади, сельское население покидает свои жилища и наводняет города, процент смертности прогрессивно растет. По шоссейным дорогам Севастополь — Симферополь — Евпатория, в городах, на улицах и близ вокзалов валяются трупы... и брошенные матерями дети».
Больницы полуострова были переполнены голодающими, которые умирали от истощения. В 1921—1922 гг. в одном только Феодосийском уезде, по официальной статистике, голодало 49 тыс. человек. В Севастополе голодало свыше 37 тыс. человек. За первое полугодие 1922 г. от голода погибло 18191 человек.
«На разных концах города Севастополя, — сообщалось в суточной сводке ЧК от 18 февраля 1922 г., — лежат трупы, которые не убирают по двое суток. Обыватели, проходящие мимо трупов, посылают проклятия Соввласти. Смертность на почве голода с каждым днем увеличивается, например, за истекшие сутки было 20 случаев голодной смерти. Их (умерших. — Д.С.) хоронят без всякой регистрации и без обрядов». 1 июня 1922 г. севастопольская газета «Маяк коммуны» писала: «Это был не просто голод, это голод, ведущий к вымиранию целых селений и безумству людоедства».
К лету 1923 г. количество жителей полуострова, погибших голодной смертью, превысило 100 тысяч человек.
Нельзя сказать, что власти совсем ничего не предпринимали для борьбы с этим бедствием. 1 декабря 1921 г. была создана Центральная республиканская комиссия помощи голодающим (КрымПомгол), которая ввела ряд налогов, осуществила сбор добровольных пожертвований, организовала пункты питания.
Кначалу 1922 г. КрымПомголом для голодавших было закуплено 30 тыс. пудов хлеба внутри страны и 60 тыс. пудов за ее пределами, 20 тыс. пудов зернофуража. В мае 1922 г. на содержании КрымПомгола находились 200 тысяч голодавших. За весь 1922 г. комиссией было выдано 1481127 пайков.
Помощь голодавшим оказывали и заграничные организации, прежде всего Американская администрация помощи (АРА). АРА открыла 700 столовых по всему Крыму. Как дар народа США голодающему населению было пожертвовано 1 млн. 200 тысяч пудов продуктов. По состоянию на 1 сентября 1922 г. американцы кормили 117276 тысяч взрослых, 42293 ребенка, 3100 больных.
Помимо АРА, помощь голодающим также оказывали Международный комитет рабочей помощи голодающим в Советской России при Коминтерне (Межрабпомгол), международное общество «Верельф», еврейский «Джойнт», миссии Фритьофа Нансена, Папы Римского, американские квакеры, немецкие меннониты, зарубежные крымскотатарские, мусульманские благотворительные общества. Вместе с тем реальные результаты деятельность всех перечисленных выше организаций стала приносить лишь с апреля 1922 г., когда на территории полуострова голодной смертью уже умерли многие десятки тысяч жителей.
Искусственно созданный голод 1921—1923 гг. имел для Крыма поистине катастрофические последствия. Население полуострова уменьшилось с 719531 до 569580 человек. В запустении оказались многие населенные пункты. В Карасубазаре численность жителей упала на 48%, в Старом Крыму — на 40,8%, Феодосии — на 35,7%, в Судакском районе — на 36%, многие деревни горного Крыма вымерли полностью. Окончательно преодолеть последствия голода удалось лишь к середине 1920-х годов.
Таким образом, после окончания Гражданской войны Крым пережил настоящую катастрофу, унесшую большее количество жизней, чем за все предыдущие годы. Впереди был недолгий период относительного благополучия и затишья, вскоре сменившийся новыми потрясениями.
Автор выражает благодарность исследователю проблем истории Гражданской войны в Крыму, члену Союза русских, украинских и белорусских писателей Автономной республики Крым, Вячеславу Георгиевичу Зарубину.