Есть расхожее выражение «История ничему не учит, потому что она не повторяется». Но почему мы до сих пор перечитываем Шекспира, Достоевского, Толстого, Экзюпери, восхищаемся Коперником и Джордано Бруно, вспоминаем Ивана Мазепу, Богдана Хмельницкого и других исторических личностей, заложивших основы нашего настоящего и будущего? Много ли таких людей, которые выстояли в жизни, не сломились, не согнулись? Людей, готовых пойти на костер за свои убеждения?
Наверное, если бы Трофим Лысенко жил сейчас, он бы процветал, как это происходит с его учениками и последователями. Люди, которые могут продать себя, угодны любой власти. И власть их выделяет и награждает. Что из того, что завтра страна лишится будущего, что время все равно расставит все на свои места? Но что делать стране, в основе научной культуры которой лежит вклад украинского и советского академика Трофима Денисовича Лысенко, которого все знают или слышали о нем? К счастью, в этом государстве работал и Петр Климентьевич Шкварников, который из-за своей принципиальности и порядочности не стал академиком и которого практически никто не знает и ничего о нем не слышал. Это несправедливо.
НАСТУПЛЕНИЕ ЛЫСЕНКОВЩИНЫ
Перед нами непростая задача: написать о Петре Климентьевиче Шкварникове, человеке, чьи судьба и профессиональная деятельность тесно переплетены со сложной, подчас трагической историей становления и развития генетики. О человеке, усилия и действия которого противостояли разрушительному напору лысенковщины и позволили преодолеть негативные последствия этого периода.
Петр Климентьевич принимал активное участие в возрождении генетики в СССР и, в частности, в становлении Института цитологии и генетики (ИЦиГ) Сибирского отделения АН СССР. В том, что это научное учреждение известно не только в России, но и за рубежом, немалая заслуга и украинского ученого. Старшее поколение Института цитологии и генетики, в котором Шкварников проработал около 10 лет (и каких лет!), хорошо его помнит.
Петр Климентьевич Шкварников родился 12 июля 1906 года в г. Корсунь-Шевченковский Черкасской области в семье крестьянина. В 1923 году, успешно сдав экзамены, поступил в Институт селекции и семеноводства в с. Масловка Мироновского района Киевской области. Деятельность этого вуза заслуживает отдельного разговора. Многие его выпускники — известные растениеводы, селекционеры, генетики. О феномене Масловки, к сожалению, нет упоминаний ни в одном из украинских энциклопедических справочников. А ведь в 20-е годы Институт селекции и семеноводства был весьма авторитетным учебным заведением. Вот только некоторые имена: В.Ремесло, Ф.Кириченко, П.Гаркавый — все эти, без преувеличения, отцы украинского земледелия как науки вышли из ныне забытого Богом и властью села.
После института Петр Климентьевич очутился в Одессе. С 1927 по 1930 годы он работает в НИИ генетики и селекции в должности ассистента по генетике и селекции пасленовых культур. В 1928—1929 гг. под руководством Андрея Афанасьевича Сапегина Шкварников провел первые исследования по экспериментальному получению мутаций у картофеля путем облучения вегетативных частей растения. Первые опыты по экспериментальному мутагенезу во многом предопределили основные направления и содержание его последующих исследований.
Украинская школа генетиков и селекционеров ценилась в Советском Союзе очень высоко. Одесский НИИ генетики и селекции в то время возглавлял А.Сапегин. И кто знает, как бы все сложилось, если бы Сапегина не потеснил с директорского поста Трофим Лысенко.
Петр Климентьевич вспоминает: «Жил и учился в Москве. Но не забывал и Одессу. Случится отпуск или деловая командировка — мчусь в этот южный город. Так получилось и в этот раз. Открыл двери института, а здесь неожиданность:
— Сапегин уже не директор...
— Как? Кто?..
— Трофим Лысенко.
Встретился с Андреем Афанасьевичем в поле (не будет рядом ушей). Тот горько улыбнулся в свои роскошные усы.
— Тяжело теперь нам, «вейсманистам-морганистам». Потоптались по мне крепко. Особенно этот, с чубчиком. Хоть, правда, в конце помиловали. Предложили должность заместителя директора.
— Лысенко?
— А кого же еще?! Потому и отказался. Выпросил место завлаба. Но и здесь, наверное, съедят. Вот и думаю, как бы удрать в Ленинград к Николаю Ивановичу (Вавилову. — Авт.). Мы с ним одной веры... Семья у меня, друг, распалась. Вольный казак. Уеду подальше от Одессы».
Лидер украинских генетиков Сапегин действительно некоторое время работал с Вавиловым в Институте генетики. Потом его избрали вице-президентом АН УССР и он опять вернулся в Украину, в Киев. Но настало такое трудное время, что Андрею Афанасьевичу не удалось осуществить свою голубую мечту — возродить одесскую школу генетики.
Из воспоминаний П.Шкварникова: «В эти годы в Одесском НИИ генетики и селекции среди сотрудников был будущий разрушитель генетики, фанатичный и невежественный Трофим Денисович Лысенко. Он поразил меня своей примитивностью. Мы работали в разных лабораториях. Хотя, конечно, бывали случаи, обменивались мыслями, спорили... Лысенко трудился над так называемым методом мокрого проращивания озимых и переделывания их на яровые. Чего-то принципиально нового здесь не было. Проращиванием пользовались еще наши прадеды. Но Лысенко, с его упорностью и авантюризмом, сумел подать свой товар так, что им заинтересовался академик Вавилов. Позже этот человек станет для Николая Ивановича врагом номер один. Но в то время, до тридцатых годов, великодушный, обаятельный, добрый Вавилов ему даже будет помогать.
Если Лысенко и отличался чем-то от других, то в первую очередь лицемерием, невежеством, необразованностью. Но зато он умел пресмыкаться перед власть имущими и пренебрегать всем, что шло от «загнивающего капитализма». Сын хлебороба с Полтавщины по окончании Киевского сельскохозяйственного института работал на исследовательской станции в Гяндже (Азербайджан). Приехав в отпуск к родителям, Трофим Денисович узнал: отец в 1933-м, чтобы спасти хотя бы немного зерна от реквизиций, спрятал мешок пшеницы под снегом. Посеянная весной, она выколосилась и дала хороший урожай. Сын «намотал на ус» услышанное. Так родилась теория фазового развития растений — способ переделки озимых пшениц, который впоследствии будут широко использовать последователи мичуринского учения. Многие обвиняют Лысенко в том, что он повинен в смерти Вавилова. Но, как советовал Козьма Прутков, «зри в корень». Николая Ивановича (и не только его) уничтожила система. А Лысенко был лишь ее продуктом, циничным приспособленцем и авантюристом, что и обеспечило ему и его «собратьям» благополучное выживание».
«ОХОТА НА ВЕДЬМ»
Осенью 1930 года Шкварников поступает в аспирантуру биологического НИИ им. К.Тимирязева при Комакадемии в Москве. Продолжает там исследования по экспериментальному мутагенезу в лаборатории профессора Михаила Сергеевича Навашина (сына Сергея Навашина, автора открытия двойного оплодотворения у растений), изучая природу и условия мутационного процесса при хранении семян. Используя в качестве объектов исследования семена Crepis, яровой и озимой пшениц, Шкварников показал, что процесс образования хромосомных перестроек и видимых мутаций зависит от сроков хранения семян, от температуры, условий аэрации и их влажности. Изменяя в широких пределах параметры факторов окружающей среды, за несколько недель можно увеличить частоту возникновения хромосомных мутаций до такого уровня, который наблюдается за шесть и более лет естественного хранения семян или после облучения дозой в 5—10 тыс. рентген. Полученные результаты Навашин и Шкварников рассматривали как доказательство важного значения изменений внутриклеточного метаболизма растений, роли и значимости физиологических процессов в спонтанном мутагенезе. В отсутствие роста и размножения в покоящихся семенах совершаются специфические метаболические процессы, которые приводят к накоплению в клетках зародыша и, возможно, в других частях семени веществ, действующих как эндогенные химические мутагены. Данная точка зрения подтверждалась результатами ряда последующих исследований, в том числе в работах А.Блексли, Ф.Пето, Г.Штуббе, Ф.Амато, А.Ферчайдла и др.
В 1936 году за исследования в области естественного и индуцированного мутагенеза Шкварникову была присуждена ученая степень кандидата биологических наук (без защиты диссертации). Сотрудником биологического НИИ им. К.Тимирязева Петр Климентьевич был до 1937 года. Затем до 1941-го Шкварников работал в Институте генетики АН СССР, куда по настоянию его директора академика Н.Вавилова в полном составе перешла лаборатория М.Навашина. Изучение значения мутационной изменчивости, возникающей в семенах под влиянием факторов среды, продолжалось. Характер опытов был разнообразным. В течение нескольких лет Шкварников проводил часть экспериментов в производственных условиях крупных хозяйств Украины и Сибири в составе специальной комплексной экспедиции АН СССР. К этому времени он получил и размножил многие практически ценные мутантные линии яровой и озимой пшениц, в том числе более продуктивные, чем исходные сорта, с укороченной неполегающей соломиной, раннеспелые и другие формы. В 1940-м работы в области генетики были прерваны, а оставшиеся несколько центнеров семян мутантов пшеницы уничтожены.
Не прерывая научную деятельность, Петр Климентьевич в течение полутора последних лет пребывания в Институте генетики АН СССР (с июня 1939-го по январь 1941 г.) являлся заместителем директора института по науке. Заместителем Н.Вавилова, о котором Н.Тулайков еще в 20-е годы сказал: «Не погибнет Россия, если у нее есть такие сыны, как Николай Иванович». Но уже тогда начиналась и разворачивалась травля Вавилова. Настоящая наука была не нужна государству. Партийному руководству, естественно, в связи с их интеллектуальным и образовательным уровнем, ближе и понятнее были шарлатаны.
Об этом времени П.Шкварников рассказывает: «Работать с Вавиловым... С человеком, о котором академик Дмитрий Николаевич Прянишников сказал: «Николай Иванович — гений, и мы не осознаем этого только потому, что он наш современник». И не как-нибудь работать, а его первым помощником, правой рукой! Такое не могло даже присниться в самом сладком сне. Из скромной должности старшего научного сотрудника (даже не завлаба!) — в кресло заместителя директора по науке. Не верится! Что лукавить? Большая радость. И одновременно... глубоко в душе зашевелился червячок сомнения — все- таки кандидат наук, а в то время в заместителях директоров таких институтов ходили доктора, а то и академики.
Кроме того, наступили тяжелые времена. По генетикам уже били прямой наводкой. К тому же из наибольших калибров. Пойти в заместители к Вавилову означало попасть под огонь, направляемый любимцем самого Сталина. Долго думал, прежде чем принял предложение президиума. Вспомнил все: и как в составе лаборатории профессора Навашина перешел из Коммунистической академии в Институт генетики, и как меня, похвалив за исследования мутационной изменчивости пшеницы, впервые заметил Николай Иванович... Нет, просто не могу не оправдать ожидания этого человека!
Как и чувствовал, работать на новом месте было тяжело. Перспективные планы работы института (а они и были на первом месте) в президиуме Академии наук систематически отклоняли. Их дополняли, переделывали. Но все повторялось. Наступление на отечественную генетику, как известно, началось еще в начале тридцатых годов бурлящими дискуссиями вокруг «меньшевиствующего идеализма». Но это была, так сказать, только артподготовка. В скором времени «напряглись» солидные теоретические журналы, демагоги-универсалы наподобие сталинского выдвиженца-юриста Вышинского. Глумление над генетикой приобрело всесоюзный размах. Участники невидимой «охоты на ведьм» пользовались той же методикой, что и центурионы Ежова. Больно было смотреть, как ученый, которого уже тогда знал весь мир, тратит время на борьбу с пигмеями типа лысенковского подхалима Презента, понимая, что вокруг его дела замыкается железный круг врагов научного прогресса.
Лично у Вавилова не было времени для дискуссий. В большинстве случаев ученый пренебрегал муравьиной суетой тех, кто называл генетику не иначе как «служанкой империализма». Но некоторые ученые института, в том числе и я, должны были давать отпор».
Петр Климентьевич с огромной теплотой говорит о Николае Вавилове: «Некоторые говорят, что суть гениальности в доброте. Хотя это, конечно, и не деловая категория. Наверное, это так. Доброта генетика Вавилова была не просто редкостной, она не знала границ, что, между прочим, ему и помогало, и вредило. Вот хотя бы омерзительное явление, прозванное кем-то «облысением биологии». Простого, но очень коварного агронома, который позже положил на плаху молодую советскую генетику, как известно, ввел в святой храм науки сам Вавилов.
Научный вклад печально известного Трофима Лысенко был мизерным. Другой, черствее и педантичнее, на месте Вавилова его даже и не заметил бы. А щедрый Николай Иванович подал руку неумехе. Вот к чему может привести доброта. Доброта гения».
А вот какими словами Шкварников характеризует Лысенко: «Как известно, Лысенко считал, что генетика — ересь, буржуазная лженаука, которой не место под крышей социализма. Но не стоит думать, что он был в этом одинок. Противников существования механизма наследственности, переделывания сорта «со средины» было много.
Чтобы убедить оппонентов в том, что хромосомы и другие генетические элементы — не вымысел «вейсманистов-менделистов-морганистов», пригласили в лабораторию цитогенетики Института генетики АН СССР президента ВАСХНИЛ Т.Лысенко. Мол, загляните, уважаемый, в микроскоп — и вы сами все увидите. И следует заметить, он все-таки переступил порог пристанища идеалистов. Однако при попытке воспользоваться оптическим прибором продемонстрировал такое, что стало понятно: этот ученый муж никогда не сталкивался с микроскопом. Правда! «Народный академик», а в скором будущем «генералиссимус» всей нашей сельскохозяйственной науки смотрел в окуляр прибора, словно в колодец, даже не наклоняясь. Он не понимал научные доводы, академичный стиль, не понимал нормального научного языка».
Лысенко мог все. Он был связан со Сталиным и НКВД, от него зависело финансирование институтов, продвижение по службе множества людей, выборы в академики и член-корреспонденты. Академики, вместе с «академиком» Т.Лысенко, соответствовали времени, были так или иначе причастны ко всем смертельным экспериментам с наукой в то время, выжили, и похоже, мало кто из них пожалел о той своей позиции. Действительно, время все спишет... Вот они и вырастили научные поколения — во славу и процветание отечественной науки... К чему мы пришли — известно. Поэтому хотелось бы, чтобы помнили, как начинался этот позор научной отсталости.
ГЕРОИ — РЯДОМ
После ареста Н.Вавилова в августе 1940-го директором Института генетики АН СССР назначают Т.Лысенко. Для Шкварникова вырисовывается четкая перспектива последовать за бывшим директором. Петр Климентьевич, преданный соратник Николая Ивановича, был его заместителем с 1939 года. Шкварникову в январе 1941 г. пришлось передавать Институт генетики АН СССР вновь назначенному директору — Лысенко. Нужно было сделать выбор. Проявив незаурядное мужество, Шкварников прямо выступил против «народного академика». Непослушания со стороны заместителя директора института не ожидали. Ему предлагают составить акт передачи-приемки в таком духе, чтобы было видно: генетики занимались на протяжении последних лет «черт знает чем». Шкварников отказывает президиуму АН и, соответственно, Лысенко в таком удовольствии. Тогда поручают решить этот вопрос «авторитетной комиссии». Нетрудно догадаться, что под патронажем Лысенко и партийных органов комиссия выполняет иезуитское задание. Шкварников находит в себе гражданское мужество публично и резко отказаться засвидетельствовать ложь.
Фактически Петр Климентьевич открыто выступил против Лысенко. Текст акта о сдаче- приемке института подготовили сторонники «народного академика» заранее. В нем деятельность научного учреждения была представлена в резко негативном плане. Шкварников же пишет «Отдельное мнение бывшего заместителя директора Института генетики», выражая свое несогласие с оценкой, изложенной в акте, и отстаивая теоретические основы деятельности института, его практические достижения, а тем самым — генетику как науку. На 16 страницах машинописи пункт за пунктом разбиваются выводы членов «всеми уважаемой комиссии». Этот документ свидетельствует об огромном мужестве и принципиальности Шкварникова. Далеко не многие отваживались в тот драматический период (впрочем, так же, как и во многие последующие) отстаивать честь вавиловского института и ученых-генетиков. Следует подчеркнуть: тогда не только противодействие Лысенко, но даже простой отказ отречься от своих взглядов грозили арестом, а возможно, и смертью. Многие очень известные ученые оправдывали свой отказ от борьбы против разгрома генетики тем, что опасались за судьбы родных и близких. У многих проявились самые скрытые, самые отрицательные качества. А Петр Климентьевич, имея на руках четверых малолетних детей, не счел возможным отмалчиваться.
Увы, мы часто ищем героев на стороне, забывая о людях, которые находятся рядом.
Вспоминает П.Шкварников: «Понятно, что после сдачи института новому директору меня уволили с работы. К чему я, собственно, и был готов. И все-таки прощание с любимым делом получилось намного тяжелее. Давила душу обида: выгнали на улицу ни за что... Месяц, а может, и больше обивал пороги разных организаций. Нет, не жаловался. Потому что хорошо знал: таких, как я, тогда охотно устраивали только на лесоразработках.
Неизвестно, чем бы закончились поиски, если бы не встретил приятеля. И такого, который не побоялся помочь. Так я стал рядовым работником сортоисследовательской комиссии главка эфиромасличных культур».
НЕВЕЖЕСТВО ТОРЖЕСТВУЕТ
Возможно, начало войны спасло Петра Климентьевича от ареста. С июля по август 1941 г. Шкварников учился на курсах повышения квалификации политсостава запаса в г. Чебоксары. После окончания был направлен во вновь формирующуюся дивизию № 326 инструктором по агитации и пропаганде 1097-го стрелкового полка, с которым прибыл в декабре 1941 г. на фронт и участвовал в зимнем контрнаступлении советских войск под Москвой. С 1943 по 1945 гг. — лектор политотдела армии. Участвовал во всех проводившихся 11-й Гвардейской армией боевых операциях в составе Западного, Брянского, 1-го Прибалтийского, 3-го Белорусского фронтов. Дважды был тяжело ранен, но возвращался в строй.
После демобилизации в 1946 г. в звании гвардии майора Петр Климентьевич вернулся в Москву. В Институте цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР старший научный сотрудник П.Шкварников продолжил исследования по естественному мутагенезу у растений и начал работы по применению на них химических мутагенов. В ходе проведенных в этот период работ ученый получил новые данные, подтвердившие «дислокационную гипотезу эволюции числа хромосом», сформулированную М.Навашиным в 1932 г.
В 1948 г. Лысенко пожаловался Сталину, что его, народного академика, притесняют сторонники буржуазной, антисоветской, антинародной генетики (Лысенко, как и полагается шарлатану, умел находить доходчивые слова). В августе прошла печально знаменитая сессия ВАСХНИЛ. Нет уже на свете Н.Вавилова, Н.Кольцова, А.Серебровского и многих других затравленных знаменитых ученых. Но Лысенко хочет добить генетику и добивает ее, унижая память великих людей и честь их последователей. Всех, кто имел отношение к генетике и не покаялся, уволили с работы. Наступило время лысенковщины. Потоком пошли «открытия». Так, Лысенко открыл, что виды превращаются из одного в другой скачком: из пшеницы «скачком» возникает рожь, из овса — овсюг, из граба — лещина, кукушка «скачком» возникает то из яиц пеночек, то из яиц дроздов, то из яиц мухоловок и т.д. Все молчали, слушая этот бред. И никто не осмеливался возражать, это была линия партии. Всех, кто протестует против этого, мягко говоря, невежества, увольняют, сажают...
С осени 1948 г. перестали преподавать генетику, начали жечь книги, ежегодные чистки библиотек стали привычным делом. Генетика, как наука, ушла в подполье. Даже в Германии не было такого! А мы удивляемся, почему через 50 лет после августовской сессии ВАСХНИЛ у нас до сих пор нет ни одного собственного трансгенного животного или сорта растений...
В этом же 1948 г. Институт цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР был расформирован. Шкварникова перевели старшим научным сотрудником отдела ботаники в Крымский филиал АН СССР. Здесь он разрабатывал тему по двуурожайности культуры картофеля на юге, получившую положительную оценку.
В 1955 г. Петр Климентьевич был направлен в числе «тридцатитысячников» председателем колхоза им. Н.Крупской Азовского района Крымской области. В автобиографии при поступлении на работу в ИЦиГ СО АН СССР он напишет: «От этой работы освободился по собственной инициативе в связи с желанием вернуться к научной работе».
Псевдонаучный подход Лысенко в конце концов разоблачили, и его деятельность прочно вошла в анекдоты (смеяться мы умеем). Однако до сих пор сохраняются его традиции — шарлатанства и приспособленчества. Много лет не может подняться на ноги поверженная наука. Мы, как и раньше, стоим перед вопросами: «Что делать? Кто виноват?» Ищем судей, пытаемся осмыслить, почему сейчас так плохо. Забывая главное: гонения на первоклассных исследователей привели к разрушению всей системы преемственности в отечественной науке, утрате ее потенциала и традиций. Авантюристы легко уживаются с любой властью. В результате необразованные, невежественные, агрессивные чиновники определяют у нас судьбу науки, ее деятелей, ее золотого фонда. И не нужно искать врага внутреннего или внешнего. Мы сами строили свое прошлое и, таким образом, определили будущее.
ВОЗРОЖДЕНИЕ
В 1957 г., когда генетика наконец обрела возможности для восстановления и развития, именно Петра Климентьевича пригласил в Академгородок под Новосибирском Н.Дубинин — директор- организатор одного из самых первых центров возрождения этой науки в СССР — Института цитологии и генетики СО АН СССР. Среди людей, которые сыграли важную роль в возрождении генетики и формировании ИЦиГ СО АН СССР, Петр Климентьевич занимает особое место.
Шкварников в 1957 году возобновляет исследования по радиационному и химическому мутагенезу у растений. Этот период его деятельности является наиболее продуктивным. Петр Климентьевич создал большой активно работающий коллектив, уделял много внимания подготовке молодых специалистов. Основной задачей исследований лаборатории, возглавляемой Шкварниковым, было изучение закономерностей индуцированной изменчивости у сельскохозяйственных растений под влиянием физических, химических и физиологических факторов. Такая работа широкомасштабно проводилась в течение десятилетия на яровой и озимой пшенице, томатах, картофеле, ячмене, овсе и древесных культурах.
Еще к 1940 г. Шкварников подготовил диссертацию на соискание ученой степени доктора биологических наук. Однако ее защита по целому ряду вышеизложенных причин до войны не состоялась. Только в 1966 году П.Шкварникову присудили ученую степень доктора биологических наук по специальности «генетика». Тогда же по приглашению президента АН УССР академика Б.Патона Шкварников переезжает в Киев. Здесь он продолжает исследования по экспериментальному мутагенезу. За выведенный сорт пшеницы «Киянка» и глубокие теоретические исследования П.Шкварников и его тогда молодой коллега (впоследствии академик АН Украины) В.Моргун были удостоены Государственной премии Украины.
За время работы в ИЦиГ и в организованном в Киеве отделе экспериментального мутагенеза Шкварников и подготовленные им молодые специалисты провели многочисленные исследования. Они изучали эффективность и специфику воздействия на растения разнообразных физических факторов и химических веществ, способы применения и модифицирования их эффектов, роль генетических особенностей и физиологического состояния растений в индуцированной мутационной изменчивости, особенностей и перспектив применения экспериментально полученных мутаций в селекции биологически разных групп растений (самоопылителей, перекрестников, вегетативно размножающихся). Примечательно, что Шкварников стремился разрабатывать наиболее актуальные для практической селекции проблемы — получение и способы использования мутаций важных количественных признаков сельскохозяйственных растений: содержания белка и ценных аминокислот, крахмала, некоторых витаминов, продолжительности срока вегетации, устойчивости к болезням, короткостебельности и др. Результаты этих исследований, далеко еще не завершенных, имеют принципиальное значение. Они показывают, что кропотливый труд по получению такого рода мутаций, безусловно, окупается практическими результатами их использования в селекционном процессе.
Шкварников занимался не только селекцией, цитологией и генетикой, но и организацей науки. Он был членом проблемных советов по генетике и селекции АН СССР, по генетике и цитологии АН СССР, совета секции по генетическим аспектам проблемы «Человек и биосфера» при Комитете по науке и технике Совета Министров СССР, совета Всесоюзного общества генетиков и селекционеров. На посту президента УОГиС им. Н.И.Вавилова он ведет большую и плодотворную работу по повышению уровня квалификации научных сотрудников по генетике и селекции. Со дня основания редактирует журнал «Цитология и генетика». Петр Климентьевич уделяет большое внимание подготовке кадров в области генетики и селекции, руководит стажерами, аспирантами, выступает с лекциями для специалистов. Профессор Шкварников около десяти лет возглавлял кафедру генетики и селекции Киевского госуниверситета им. Т.Шевченко.
P.S. До чего же удивительна наша страна. Предыдущее поколение ученых уничтожали, нынешнее — вынуждают уезжать. Нет этому рационального объяснения. Так же, как и тому, как наш загадочный славянский менталитет любит покойников. Умер неудобный ученый — и он безгрешен, поскольку неопасен. Н.Вавилов умер в тюрьме от голода, теперь он годится для прославления родины, отечественного приоритета, оригинальности и самобытности нашей культуры, ученых и мыслителей. Может быть, пора начать любить и почитать живых?..