Тридцать лет тому назад, 16 марта 1968 года, произошло событие, оставившее неизгладимый след в истории. В этот день отряд под командованием лейтенанта Уильяма Л.Колли расстрелял во Вьетнаме деревню. Уничтожил пять сотен беззащитных людей, в основном стариков, женщин, детей (мужчины воевали против американцев). Кровавая бойня в Ми Лай - черная, позорная страница американской истории. Это не чье-то личное мнение, а общепризнанная оценка, ее в Америке разделяют все.
Когда Америка узнала о кровавой бойне в Ми Лай, страна пришла в шоковое состояние.
Война во Вьетнаме, как практически любая война, отличалась, конечно, жестокостью, но тотальный расстрел беззащитных мирных жителей целого населенного пункта был событием беспрецедентным.
Лейтенант Колли и пять других карателей из его отряда были арестованы, судимы, наказаны. На Колли возложили личную ответственность за убийство более ста жителей деревни. Он был приговорен к пожизненному заключению.
Впрочем, тогдашние генералы не собирались подрывать дух армии пацифизмом. Для кого-то Колли вообще был героем… Через три года его выпустили на свободу.
Режиссер Фрэнсис Коппола в своем яростном фильме «Армагеддон сейчас» воссоздал эпизод расстрела вьетнамской деревни. По-своему переосмыслил, конечно, но вошедшие в историю кадры из этого фильма родились, конечно же, под влиянием кровавой бойни в Ми Лай.
Наказание лейтенанта не в состоянии было успокоить разгоревшиеся страсти. По всему миру прокатилась волна протестов против «грязной войны». Антимилитаристское движение в США получило мощный толчок и в конце концов добилось своего - война, которую американцы не смогли выиграть, закончилась выводом войск из Вьетнама.
Но еще долго не сходило со страниц мировой и американской печати это название - Ми Лай.
Правда, в Советском Союзе его читали и произносили иначе, как и фамилию лейтенанта-карателя.
ТАССовские лингвисты «Колли» (Calley) превратили в «Келли», а деревню переименовали в «Сонгми». Сравнивали «Сонгми» с Хатынью, Лидице, Орадуром… а лейтенанта «Келли» и его подручных называли фашистскими палачами.
Как возникло это разночтение в топонимике, как случилось, что северовьетнамские источники назвали в своих сводках расстрелянное село иначе, чем южновьетнамские военные и их американские союзники, - с их слов оно стало известно под другим названием? Язык-то один, вьетнамский! Неужели деревня могла именоваться по-разному в двух частях разделенной страны?
Называлась-то она одинаково, но одна из воюющих сторон сочла этот населенный пункт частью другого, более крупного поселения, и сообщила в сводках название последнего. Другая же назвала его аутентично. В результате «мы» и «они» говорили об одном и том же, но… по-разному.
А когда захотели исправить (вся мировая печать, включая издаваемую миллионным тиражом коммунистическую западную прессу, называла место расстрела «Ми Лай», Москва же упорно именовала его «Сонгми»), было поздно. Решили оставить как есть. Мир с Москвой идет не в ногу? Тем хуже для него!
В тот же самый день, 16 марта 1968 года, в той же вьетнамской деревне произошло еще одно событие, о котором Россия и вовсе не узнала. И не должна была узнать.
Когда команда пролетавшего над Ми Лай вертолета ВВС США увидела с воздуха то, что творит на земле отряд Колли, летчики были ошеломлены. Приземлились - и дали бой. Против «своих». Стрелок вертолета Лоренс Кобэрн и командир экипажа Гленн Андреотта прикрывали пилота Хью Томпсона, когда тот пробивался сквозь расстрельную цепь. Томпсон и заставил старшего по званию маньяка в форме прекратить побоище.
Оставшиеся в живых крестьяне засели в бункере, боялись оттуда выходить, не доверяя американцам. Вертолетчики уговорили их покинуть укрытие и организовали их срочную эвакуацию. Машина уже взмыла в воздух, когда члены экипажа увидели на земле еще одну жертву побоища - еще живого ребенка. В покинутой деревне он бы погиб… Вернулись, подобрали ребенка, доставили в госпиталь, спасли ему, как и многим другим взрослым и детям, жизнь.
Мирные жители - это не «противник». По правилам и обычаям ведения войны, закрепленным международными договорами, они, «некомбатанты», не несут ответственности за происходящее на поле боя, их нельзя брать в качестве заложников, нельзя уничтожать «в отместку», вымещать на ком-то накопившуюся злобу. Их необходимо по мере возможности оберегать и спасать. (Советский солдат со спасенной им немкой-девочкой на плече - на памятнике в Восточном Берлине - был лишь символом добросовестного выполнения долга.) В этом смысле ничего «из ряда вон» члены экипажа вертолета не совершили.
Но советская пропаганда рисовала всю американскую армию в виде озверевшего от крови отряда карателей. В эту схему «нормальный» поступок вертолетчиков не вписывался.
Через две недели погиб в очередном бою командир вертолета Гленн Андреотта. До наших дней дожили члены экипажа стрелок Лоренс Кобэрн и пилот Хью Томпсон.
Долг долгом, но мужество мужеством. Выступив с оружием против «своих», эти трое рисковали жизнью. Они могли погибнуть от пуль. А если бы им довелось убить кого-то из «своих», какой приговор вынес бы им военный трибунал? Не по приказу, не с разрешения командования, а по собственному разумению и выбору…
В ознаменование тридцатилетней годовщины их поступка в Вашингтоне у Памятника погибшим во Вьетнаме состоялась церемония награждения двух оставшихся в живых членов экипажа (третий награжден посмертно). Им вручили «Солдатский орден», высшую награду для военнослужащих, во время войны - но вне прямого контакта с неприятелем - совершивших акт героизма.
Церемония, собравшая ветеранов и нынешних боевых командиров, прошла эмоционально. Говорили, что награды «слишком долго искали героев»: можно было отметить их и раньше. Говорили и о том, что хотя не вычеркнешь из американской военной истории позорную страницу - Ми Лай, трое солдат, выполняя долг, «вплели в ткань истории благородный узор».
Двое орденоносцев-вертолетчиков посетили деревню Ми Лай, встретились с людьми, жизнь которых они спасли тридцать лет назад. Благодаря телевидению весь мир увидел и эту эмоциональную встречу. Американцы стараются установить хорошие отношения с бывшим неприятелем, и едва ли мог представиться лучший случай для символического применения.
Юбилеи исторических событий служат удобным поводом для напоминания, для размышлений. Для преодоления былой вражды.
На нынешний год приходится еще одно памятное тридцатилетие - оккупации Чехословакии. Тем, кто следил за зимними Олимпийскими играми в Нагано, наверняка запомнился символ протеста, номер «68» на спине чешского хоккеиста. Чешские хоккеисты, самозабвенно сражавшиеся за победу против команды России, хотели напомнить всему миру дату оккупации. Дату, которую чехи помнят все, от мала до велика… Сколько поколений должно смениться, чтобы затянулась эта до сих пор открытая рана?
Наблюдая по ТВ за тридцатилетием событий в Ми Лай, я думал о том, что пора бы и России вручить ордена тем, кто нашел в себе мужество выступить против танков на улицах Праги. Вручить их на Красной площади, там, где состоялась вошедшая в историю демонстрация горстки правозащитников под лозунгами «За вашу и за нашу свободу» и «Руки прочь от Чехословакии». Отметить наградами их поступок. Отметить мужество военнослужащих, которые отказались принять участие в оккупации, и журналистов, которые набрались храбрости сказать «нет», оставили Прагу… Эти люди спасали честь России. Они тоже «вплели в историю» благородный узор.