Я вспоминаю Маняву моего детства. Старенький ЛАЗ с треугольными передними дверями, повязанные платками бабки с торбами, вкус и запах дорожной пыли и разогретого двигателя, который иногда натужно ревел на горных подъемах. Именно словосочетание Манявский скит — как звук деревянного ожерелья, от которого веет тайной и будущими приключениями, будоражит детское воображение, а горный вид за стеклом — с кряжами, пышными елями и дубами, лишь усиливает праздничную исключительность события. Путешествие к Манявскому скиту произошло в моем далеком детстве. Почему мои родители решили вдруг посетить Маняву, прихватив с собой двоих маленьких детей, я не знаю. Спонтанный экспромт или заранее запланированная акция ценой в один советскоинженерный выходной — это была одна из тех поездок, которые бывают случайными, благодаря несколько странным совпадениям благоприятных обстоятельств, и почему-то запоминаются на всю жизнь.
И вот, наконец, детские ножки ступили на обкрошенную асфальтовую обочину сельской остановки, автобус исчез за поворотом — и тишина, вечная тишина старых карпатских кряжей ошарашила детей. В легкие ворвался свежий горный воздух, наполненный ароматами хвои исполинских елей и сочной лесной травой. Прошли деревянный мост через реку Манявку — и вот мы уже в таинственном лесу, где за холодным хрустальным ручейком Батирсом с шатающимся мостиком открывается вдруг тайна, заботливо скрытая от случайных глаз невежи. Утоптанная тропинка, устремляясь в лесную чащу, за одним-вторым поворотом ведет на возвышение и там, где-то словно вверху, среди ветвистых теней и шелеста листвы возникает вдруг прошлое, непостижимо гордое и трогательное в своем одиночестве. Потускневшая от времени каменная кладка, остатки штукатурки с непонятными надписями, словно взятыми из древнеславянских манускриптов — шаг за шагом глаз выхватывает в чаще химерические очертания надвратной колокольни легендарного Манявского скита...
Старичок с готовностью пошел навстречу, дав нам, пришельцам, полнейшую свободу, но лишь с одним условием — ничего не ломать, и там, в разрушенных башнях — быть осторожными. Сидя на огромном деревянном бревне, плоско стесанном сверху наподобие скамьи, и подставляя бока летнему солнцу, он был явно рад неожиданным гостям, которые хоть как-то скрасили одиночество этого так сильно похожего на все остальные дня. И небольшая карпатская корова, казавшаяся детям ну просто гигантской, вполне соглашалась с добродушием хозяина и мирно паслась на залитой солнцем зеленой лужайке посреди развалин. Толстые каменные стены из теплого, почерневшего от времени камня окружили обитель причудливой цепочкой, кое-где неплохо сохранившись, а где-то разрушившись до метра над землей. Но больше всего впечатляли башни. Одинокие и хорошенько потрепанные временем, они возвышались среди леса, с молчаливым достоинством демонстрируя гостям свои облупленные стены с небольшими окнами — бойницами, захватывая воображение узкими коридорами с округлыми сводами и покрошенными каменными ступенями. Говорят, скит пережил не одно татарское нашествие. Монахи в древности были ловкими не только в молитве. Неоднократно приходилось выходить на монастырские стены и демонстрировать другое умение — владеть оружием... Легенда также утверждает, что набат самого большого монастырского колокола был слышен даже в далеком Станиславе...
Годы стерли из памяти остальные детали поездки. Помню еще отдых на лесной поляне: синее небо в верхушках деревьев, легкую зыбь ветра на колосьях ароматного лесного разнотравья, с таинственным шелестом окружившего расстеленное одеяло, а еще — кукование кукушки, действительно отдававшее эхом в этой невероятной, напоенной летом тишине. Одно из незабываемых воспоминаний того счастливого детства, которое не дано пережить еще раз. Никому и никогда. Время не только на удивление быстро приплюсовало тридцатку к моему возрасту, но еще и безжалостно бросило манявскую жемчужину в водоворот бурных событий, положивших конец забвению, покою, тайне...
Основателями обители в начале XVII века были легендарные личности. Уроженец Тисменицы (возможно, села Княгинин, которое входит сейчас в границы Ивано-Франковска) преподобный Иов (Иван) Княгиницкий со своим товарищем по Афону и Острогу Иваном Вишенским, по легенде, встретили пророка, который предрек им создание «обители велия во славу Христу Богу». В поисках тихого, благодатью и покоем напоенного места, пригодного для молитвы и раздумий, после длительных и нелегких поисков преподобный Иов выбрал этот уголок живописных Карпат, надежно защищенный от суеты и страстей мира причудливым, путанным горным рельефом, для уединения и заложил здесь основу будущей монастырской общины, оказавшей немалое влияние на развитие религии, образования и культуры всего края. Основание монастыря давалось нелегко. Сначала схимник Иов Княгиницкий не ставил перед собой цель создать скит, ища уединения в самодельной «куще под смеречием» для молитвы и общения с Господом, живя, фактически, под открытым небом. Но со временем неисчерпаемая и безоговорочная вера Иова Княгиницкого и первых монахов, большинство из которых были его бывшими учениками из Уновского и Угорницкого монастырей, а также поддержка урядника местных соляных промыслов Петра Ляховича дали возможность начать обустраивать монастырь и впоследствии завершить его строительство.
Период основания монастыря — 1606—1613 годы, поскольку в 1606-м была основана монастырская община и заключен устный устав, а в 1611-м на нынешнюю территорию монастыря, к недавно построенной и освященной церкви были перенесены монашеские кельи, «чтоб скитствовать общежительно». С того времени и вплоть до закрытия в 1785 году монастырь становится оплотом христианской науки, духовным эталоном, своеобразной кузницей кадров, сыгравшей со временем немалую роль в развитии христианской литературы, в частности полемических произведений о распространении унии на западноукраинских землях. Ведь монастырь так и не принял греко-католическую веру. Будучи ставропигийным, то есть подчиненным непосредственно константинопольскому патриарху, он нарушал тогдашнее австрийское законодательство о запрете монашества общаться с иностранными религиозными центрами и был закрыт в 1785 году австрийскими властями как последний православный монастырь на западноукраинских землях.
Есть у монастыря и свои величественные легенды. Разве не здесь был обращен в православие легендарный казацкий полковник Морозенко, в честь этого события пожертвовавший монастырю полученную от осады Львова свою часть выкупа, за счет которой и была собственно построена надвратная колокольня? Разве не здесь захоронен выдающийся украинский гетман Иван Виговский? Да и, наконец, разве не здесь наблюдаются непостижимые атмосферные аномалии? Ведь даже местные не помнят, чтобы на Ивана (храмовый праздник монастыря) здесь шел дождь. И вместе с тем нездоровые антисоветские слухи в эпоху «развитого социализма» порождала другая странная закономерность — только лишь на обустроенное здесь певческое поле приезжала серпасто-молоткастая молодежь, рея всеми видами красных оттенков, небо затягивали тучи, а с первыми аккордами коммунистическо-ленинских песен начинался ливень...
Но ни попытка превратить заброшенные руины в певческое поле, ни перепрофилирование в музей не изменили облика монастыря так, как это сделала якобы благородная и по-человечески вполне понятная кампания — попытка вернуть монастырю его самого.
Решение о передаче монастыря в пользование какой-то из православных конфессий постановлялось в те времена, когда содержать на территории скита музей становилось все труднее. Судя по инициативе руководства государства относительно возвращения и передачи в пользование культовых сооружений религиозным общинам, и учитывая недостаток средств и постепенный упадок музея, было решено вернуть монастырь в пользование одной из православных конфессий области. Решение, которое, казалось бы, восстанавливало историческую справедливость, стало предпосылкой хищнического, варварского обращения с огромным культурно-духовным сокровищем, которым был Манявский скит для всей Украины, оно открыло путь для разрушения древнего памятника под предлогом ремонта и приспособления для потребностей новой монастырской общины.
Поэтому приезжайте в Маняву и увидите то, чего там уже нет: древний монастырь, способный очищать душу, покой, вдохновлявший когда-то манявских схимников. Глаз уже не отдохнет на тщательно прилаженном темном деревянном гонте, покрывающем еще недавно монастырские башни во время функционирования здесь музея. Далеко-далеко вокруг видно теперь блеск куполов, обшитых желтой, под золото, жестью. Попробуйте притронуться к священным старинным стенам, похороненным под толстым слоем синтетической штукатурки и акриловых красок, идеально ровных стен «наподобие евроремонта», напоминающего офисные боксы. Безусловно, глаз порадует «древний» монашеский сруб. Сложенный из колод, филигранно обточенных на огромном суперсовременном токарном станке, для надежности посаженных на монтажную пену. Может, среди современной братии непопулярны трудовые свершения? Это когда-то деревья, срубленные неподалеку в лесу, волоком тянули во двор, очищали от веток, ровняли, смолили... Теперь можно использовать современные «умные» строительные технологии и материалы, которые зимой не замерзают, в огне не горят и в воде не тонут: выточили идеально ровные исполинские карандаши, пропитали какой-то импортной субстанцией, «чтоб не гнило», посадили на монтажную пену — вот тебе и сруб или келья. Экономия времени и сил. Для молитвы, без сомнения...
Но довольно, наверно, о стенах и срубах... В монастыре все еще можно приобщиться к более ценному — к глубокой мудрости древних, увековеченной когда-то монахами на стенах монастыря в виде химерических старославянских надписей. По крайней мере вы можете попробовать сделать это в своем воображении... Крик души, а может, результат многолетних духовных поисков — какими бы ни были древние надписи, они тщательно забелены, а кое-где просто стесаны трудолюбивыми монахами. Поскольку письмена были еще и на колокольне, то там их решили просто подрисовать черной краской. Акриловой, водостойкой. Думаю, можно было сразу даже перевод писать — кто сейчас этот старославянский знает?
Говорят, что чувство вкуса — черта в большей степени врожденная. Оно или есть, или нет и не будет. Ощущение ценности своего духовного наследия имеет ту же особенность, но значительно важнее, ведь дает нам возможность идентифицировать себя, увидеть свой народ в исторической перспективе. Должно ли существование бесценных сокровищ нашего прошлого зависеть от развитости или, скорее, недоразвитости членов одной из религиозных общин? Есть ли у государства моральное право вручать свое духовное достояние в руки людей, не понимающих, что получили, исторических или археологических институтов не заканчивающих и за уничтожение этого достояния не несущих никакой ответственности? Если не считать таковым админштраф в сотню-другую гривен. Как быть с пониманием ценности древнего, с уважением к труду далеких наших предков-монахов — подвижницкому труду духа, веры, разума и, наконец, труду рук, которые пилили, строили, возводили, рисовали, переписывали для блага и спасения последующих поколений? Так чем же ты являешься для нас, «Скит Манявский»? Духовным сокровищем, которым были наполнены твои руины, источником благодати и душевного покоя, предназначенных для всех христиан, каждый из которых мог увидеть в давних руинах свой неповторимой красоты скит и собственной молитвой воздать хвалу Господу? Или монастырем определенной конфессии, построенным на древних стенах из стеклопакетов, гипсокартона, монтажной пены и акриловых красок, где духовный совет схимника заменен актом приобретения иконки в монастырском магазине, запах хвои уступает запаху химических растворителей, а бывший высокий духовный смысл существования скита сведен к элементарной финансовой эксплуатации туристов и богомольцев? Если последнее, то не лучше было бы использовать для такого, несомненно, достойного предпринимательского проекта другой, более близкий к туристическим маршрутам участок, залить там фундаменты из добротного железобетона и на них строить «потемкинские деревни», вместо того, чтобы тревожить древние руины?
А их все-таки тревожат, ведь на монастырской площади (заметьте — в охраняемой зоне памятника архитектуры национального значения) уже завершается строительство часовни, возведенной без каких бы то ни было документов и согласований, и планируется строительство целого нового храма! Некоторым может показаться, что автор нарочно сгущает краски, поэтому приведу цитату из одного официального документа. Это «Протокол о совершении правонарушения, предусмотренного частью 1 статьи 46 Закона Украины «Об охране культурного наследия», составленный 13 февраля 2007 года отделом музейной работы главного управления туризма и культуры Ивано-Франковской облгосадминистрации, в котором оценены последствия ремонта, проведенного на памятнике национального значения «Скит Манявский». В соответствии с этим документом, «...вследствие непрофессионального проведения ремонтных работ памятнику национального значения «Скит Манявский» причинены непоправимые повреждения...
1. В охранной зоне памятника, возле въездных ворот проводится новое строительство, которое диссонирует с внешним силуэтом и искажает образ памятника.
2. На территории комплекса сооружены объекты из новейших строительных материалов, что визуально искажает памятник архитектуры. Стены же аутентических башен выкрашены акриловыми красками «под шубу», что привело к уничтожению фресковых росписей ХVII в. Некоторые аутентические росписи вульгарно подрисованы черной краской.
3. Покрытие деревянным гонтом башен... Гонтовое покрытие большинства сооружений заменено оцинкованной жестью.
4. Окна и двери заменены на пластиковые... формой, не соответствующей проемам».
Жаль, что органам охраны культурного наследия, которые почему-то взялись мешать творческому полету архитектурной мысли новых хозяев скита, всегда можно заткнуть рот звонком соответствующих ведомств из Киева. Ведь патриаршая канцелярия УПЦ КП, как известно, имеет очень тесные связи с высшим руководством государства! И телефонное право, как оказалось, в нашей стране «живее всех живых».
* * *
Исходя из практики возврата культовых сооружений — древних памятников архитектуры — в пользование религиозным организациям, с проведением последними евроремонтов этих памятников и дальнейшего приспособления их под свои жилые и культовые потребности, автор выступает с инициативой возврата древних руин Херсонеса и Ольвии греческому национальному меньшинству Украины для дальнейшего восстановления греками на этих руинах полноценных жилых коттеджей, других объектов городской инфраструктуры, учреждений культуры, образования и местного самоуправления. Один из греков, а именно Вселенский патриарх Варфоломей, недавно посетил нашу страну. Не рассказали ли ему в качестве примера наших древних общих культурных связей печальную историю о монастыре, которому один из его далеких предшественников предоставил ставропигию?