К 30-летию снятия анафем 1054 года
На декабрь этого, перегруженного датами года приходится еще одна, вряд ли способная сфокусировать на себе внимание лихорадочно перемалывающих политические события мировых масс-медиа. Между тем, эта дата возвращает нас к проблемам цивилизованного измерения, к событиям во многом определившим облик современной Европы и обильно напитавшим собою все последнее тысячелетие.
Хотя сама дата - не юбилейная и не громкая. 30 лет назад, 7 декабря 1965 года, во вторник, христиане, заполнившие собор святого Георгия в Константинополе (Стамбуле) и одновременно - собор святого Петра в Риме услышали декларацию, которая подвела черту под целой эпохой. 268-й предстоятель Константинопольской церкви - первой по чести в православном мире - архиепископ Нового Рима, Вселенский патриарх Афинагор I и 260-й епископ Рима «старого», верховный понтифик, монарх государства-города Ватикан, раб рабов Божиих папа Павел VI решились снять взаимные проклятия, более девяти веков отягощавшие совесть разделенных христиан.
Анафемы
911 лет, если быть точным, минуло к тому времени с трагического июльского дня 1054 г., когда суровые папские легаты стремительно прорезали толпу молящихся под сводами святой Софии и швырнули на престол акт об отлучении Константинопольского патриарха Михаила Керулария и его сторонников. Через четыре дня патриарх отлучил уже папских посланников. Эти обоюдные шаги показались современникам несомненно досадными, но уж никак не трагическими. Ведь папские послы подчеркнули, что они не посягают ни на все восточное духовенство, ни на «христианнейший и православный город Константинополь». И патриарх, собственно, четко разъяснил, что его акт не затрагивает ни Римской кафедры (в то время, кстати, вакантной), ни самого папы Римского. Расхождения между Западом и Востоком не представлялись такими уж принципиальными. Неужели епископские перстни, пост по субботам или, с восточной стороны, бороды и женатое духовенство лишает Церковь ее спасительной миссии? Пусть латиняне согласятся убрать из Символа веры дополнение об исхождении Святого духа и «от Сына» (знаменитое филиокве), - писал Антиохийский патриарх Петр, - и я больше не буду от них ничего требовать, все остальное несущественно. Да и о филиокве следует договариваться в рамках сохраняющегося единства.
История совершила роковую ошибку, придав столкновению амбиций решающее значение. Далеко не все серьезные историки уверены, что разделение Церкви было неизбежным. Но раскол оказался тектоническим, крестовые походы довершили дело: 1054 год стал мрачной отметиной в учебниках истории. Христианские Запад и Восток отдалялись друг от друга с пугающей быстротой. Надменный Рим смотрел на Восток, досадуя на упрямых и несговорчивых схизматов. Восток хранил в глубинах своей памяти ужас крестовых походов, оскорбления, многочисленные рубцы от встреч с Западом и гордился неповрежденностью собственной веры.
Путь к общей чаше
Историки спорили и будут спорить, какой из факторов раскола оказался решающим, кто из иерархов несет большую часть вины за произошедшее, тщательно анализируют политические, экономические, этнографические, церковно-канонические и другие аспекты той драмы. Но в XIX веке настала та евангельская «полнота времени», когда разделенность - привычная и, казалось бы, извечно-непоколебимая - стала особенно тягостной для христиан, ощутивших себя меньшинством в обезбоженном мире. Задавшись целью изучить проблему, кажущуюся неразрешимой, Владимир Соловьев через восемь лет делает вывод: пропасть между христианами вырыта не Божьими, а человеческими руками, и, несмотря на века вражды и отчужденности, непреодолимых препятствий на пути единства нет.
В начале ХХ века организационно оформляется экуменическое движение, дерзающее упразднить конфессиональные перегородки между христианами и вернуть утраченное единство. Задача эта подразумевает однако разрешение такого колоссального количества проблем, нахождение такого гигантского числа компромиссов, что французский аббат Поль Кутюрье имел все основания сказать: «Христианское единство есть почином, превышающим человеческие силы». Снятие анафем - лишь один шаг на пути к нему, но какого напряжения сил он потребовал! Православная полнота не спешила поддержать патриарха Афинагора в его порыве навстречу разделенным братьям. Патриарх Иерусалимский считал, что время для общей молитвы еще не настало. Греческие монахи молились о провале встречи возглавителей Римской и Константинопольской церквей, а их иерархи призвали верующих не допустить «подкопа папистов» под основы Православия. Московский патриарх пожелал уточнить, что речь может идти лишь о личной инициативе патриарха Афинагора, но отнюдь не о диалоге всего Католицизма со всем Православием. Сербская церковь клеймила католиков за раны времен II Мировой войны. Кошмары прошлого не отпускали современников.
Католическая сторона тоже нелегко прошла свою часть пути к снятию анафем. Строгие ватиканские канонисты подчеркивали, что эта древняя кара утратила смысл вместе со смертью лиц, на которых она накладывалась, и даже вспоминать этот эпизод не стоит. Явные и скрытые сторонники епископа Лефевра, назвавшего II Ватиканский Собор «третьей мировой войной», ужасались от того, что Католическая Церковь объявляется не единственной Церковью Христа. Латинская ментальность не могла еще принять тогда саму идею единения, ей было привычнее говорить о присоединении ушедших к себе.
И все же чудо произошло. После многовекового перерыва патриарх и папа сначала встретились на священной земле Иерусалима. «Мы обнялись один раз, а затем еще и еще, - вспоминал об этой встрече патриарх Афинагор. - Как два брата, которые встречаются после долгой разлуки». А затем было снятие анафем. Православно-католический диалог на богословском уровне развивался достаточно динамично и принес немало добрых плодов. Казалось бы, после падения коммунизма он просто обязан обрести новое дыхание, а Церкви, признавшие друг друга сестрами, должны сделать навстречу решающий шаг.
Однако реальность оказалась гораздо сложнее. Среди христиан посттоталитарных стран неожиданно обнаружилась стойкая идиосинкразия к экуменическому движению.
Вызовы посттоталитаризма:
а) экуменизм «казенный»
Церковная общественность в СССР (прежде всего, но не только) слишком хорошо представляла себе, насколько напористо и бесцеремонно манипулировал Кремль международными религиозными институтами. Христианская Мирная Конференция и Всемирный Совет Церквей были превращены в эффективные орудия «миролюбивой внешней политики СССР», которые аккуратно поддерживали Москву не только в дни Карибского кризиса или Вьетнамской войны, но и в ее борьбе с религиозными диссидентами. Верующим, почти повсеместно лишенным элементарных возможностей выражать свои религиозные чувства, священникам и пресвитерам, штрафованным-перештрафованным райисполкомовскими админкомиссиями, трудно было, по меньшей мере, понять церковную администрацию, увлеченно обсуждавшую на зарубежных конференциях проблемы размещения ракет средней дальности и уничтожения сухопутных ракет промежуточного радиуса. Несмотря на регулярное «профилактирование», далеко не всем было понятно, почему требования полностью выплатить национальный долг латиноамериканскими странами со стороны богатых государств «оскорбляют нравственность и религиозную совесть» советских иерархов, а сотни узников совести и разгоняемые молитвенные собрания не затрагивают оснований их нравственности. Экуменическое движение оказалось серьезно дискредитированным; групповая память прочно связала его с неуемно-казенной «борьбой за мир» и массированными пропагандистскими акциями Старой площади. Подлинные же ростки межконфессиональной солидарности, отчаянные попытки воцерковленных интеллигентов, «знающих, что они разделены, но не знающих, зачем», протянуть друг другу руки, безжалостно искоренялись. Например, 20 сентября 1983 г. была арестована 25-летняя органистка житомирского костела София Беляк - член экумены, общины, искавшей пути к преодолению разногласий между христианами разных вероисповеданий. Она получила «5+5» (лагерь плюс ссылка) за «распространение антисоветской литературы» (книга о Фатимском чуде) и «создание подпольной группы» (кружок по обучению детей религии и экуменический семинар).
Совсем недавно митрополит Кирилл (Гундяев) - самый, пожалуй, заметный и влиятельный иерарх в Русской православной церкви, принимавший участие в богословском диалоге, и тогда и теперь - признал, что экуменизм рассматривался советским правительством чисто инструментально. Разумеется, что для его реабилитации в глазах постсоветской церковной общественности понадобится и время, и возвращение этому понятию его неповрежденного смысла в сознании миллионов христиан.
б) Проблема униатства
Еще одним, гораздо даже более серьезным препятствием на пути православно-католического диалога в посттоталитарную эпоху, стала проблема униатства или, скажем корректнее, Восточных Католических Церквей. Само существование этих Церквей - уже феномен, сложный и не до конца понятый ход истории. Сохраняя восточный обряд, литургические и иные особенности собственного бытия, они в разное время выделились из Православных или Древних Восточных Церквей, чтобы соединиться (войти в унию) с Римом. Уния не стала, как мыслилось, синтезом западного и восточного христианства, но Восточные Католические Церкви превратились в неоспоримое явление духовной жизни христианского мира. Украинская греко-католическая церковь (УГКЦ) - крупнейшая из них (около 5 млн. верных в Украине и 2 млн. в диаспоре), но далеко не единственная (как у нас почему-то полагают). В семье этих Церквей - Сиро-Малобарская, Мелкитская, Халдейская, Коптская, Эфиопская, Сиро-Маланкарская, Армянская (не путать с Армянской апостольской), Маронитская, Итало-Албанская, Румынская и др.
В данном случае нас прежде всего интересуют Восточные Католические Церкви в странах Центрально-Восточной Европы. Разгромленные режимами после II Мировой войны, но не прекратившие своего существования, они сохраняли на протяжении более четырех десятилетий свою подпольную структуру, преемственность традиций и рукополагали священников даже на лесоповале. Их выход из катакомб в конце 80-х был прямым вызовом для православных иерархий, привычно настаивавших на «добровольном возвращении» униатов в Православие после Львовского псевдособора 1946 г. и не желавших признавать за украинскими, словацкими, румынскими католиками восточного обряда права на существование в принципе.
Особенно острым православно-греко-католическое столкновение оказалось в Украине, вернее, в четырех ее западных областях. Борьба за легализацию УГКЦ серьезно радикализовала галичан, интегрируя в единый поток достаточно разнородные силы. Выбор местной компартийной номенклатуры, которая, рассматривая православных как меньшее зло, откровенно поставила на них и даже передала им в 1989 г. около 800 пустовавших культовых зданий, придала конфликту резкий политический привкус. Православные не хотели признавать реальности возрождения Греко-Католической Церкви. Греко-католики не сразу признали иную реальность - в крае, который до войны был полностью католическим, сформировалась сильная православная община. Выход из катакомб репрессированной Церкви не был лишен налета триумфализма и, по признанию ее главы кардинала М.-И.Любачивского, стал смесью «достижений и неудач». В Галичине и на Закарпатье разгорелась жесточайшая борьба за храмы, культовое имущество, сферы влияния, в которой, несомненно, правых быть не может по определению.
В этих условиях православная сторона прерывает диалог с католиками, требуя сосредоточить его исключительно на одной проблеме - проблеме унии. Ей были посвящены заседания православно-католической комиссии по экуменическому диалогу во Фрайзинге (неподалеку от Мюнхена, 1990 г.), в Ариччи (близ Рима,
1991 г.) и в ливанском городе Баламанд (1993 г.). И православные, и католики на этих встречах согласились отбросить унию как метод поиска истины и достижения единства между христианами. То есть, униатским Церквам отказано в праве быть своеобразным мостом между католиками и православными. Они являются именно Католическими церквами и в этом качестве «имеют право существовать и действовать так, чтобы отвечать духовным нуждам своих верующих».
Следует особо отметить, что в православно-католическом диалоге последних лет незримо, но постоянно присутствует Украинская греко-католическая церковь. В кругах греко-католической интеллигенции уже давно и очень настойчиво говорят о том, что Апостольская Столица, в свое время возносившая голос в защиту «своих русинов» и перед Хрущевым с Подгорным, и перед Брежневым с Громыко, и наконец, перед Горбачевым, сегодня явно готова принести интересы УГКЦ в жертву процессу улучшения своих отношений с Московским патриархатом. Именно жесткой позицией Москвы многие склонны объяснять упорное нежелание Ватикана признать за УГКЦ патриарший статус, положенный ей в соответствии с решениями II Ватиканского Собора. Статус, возвещенный покойным Иосифом Слипым более 20 лет назад, но так и не утвержденный Святым Престолом. Совершенно очевидно, что провозглашение Верховного архиепископа Львова патриархом Киевским и Галицким моментально отбросит православно-католический диалог далеко назад. Поэтому-то так часто и напоминает Апостольский нунций в Украине архиепископ Антонио Франко о благе всей Католической Церкви, лишь только заходит речь о патриархальном завершении УГКЦ; поэтому-то так раздражены миряне в Украине и диаспоре, ощущающие себя разменной монетой в большой игре. Впрочем, это уже тема отдельного и очень сложного разговора, которого в следующем году, году 400-летия Берестейской и 350-летия Ужгородской уний, избежать не удастся.
в) Прозелитизм
Еще одним чрезвычайно серьезным препятствием на пути развития православно-католического диалога является проблема прозелитизма. На всякий случай напомню, что слово это греческого происхождения и в буквальном переводе звучит совершенно невинно -«пришелец». Но понимают под ним настойчивое стремление обратить в свою веру человека иного исповедания. И православные, и католики осуждают прозелитизм в двухсторонних отношениях, но определений этого понятия существует великое множество, и полного согласия между Церквами, что же понимать под прозелитизмом, в конечном счете нет.
Православные Церкви настаивают на том, что они духовно окормляют народы с тысячелетней христианской традицией, и проповедь католических миссионеров среди украинцев, русских или болгар это и есть прозелитизм, воровство православных душ. Католики возражают, утверждая, что государственный атеизм оставил после себя духовную пустыню, и «новая евангелизация» обращена к людям, ничего и никогда не слышавшим о Христе. Давайте проповедовать Спасителя вместе; на огромной посттоталитарной ниве работы хватит для всех, - предлагают они православным.
Израненное давнишними подозрениями и обидами православное сознание видит тут, однако, коварную ловушку. Чем закончится для нас совместное возвещение Царства Божия? - задаются вопросом православные иерархи. - Ведь начальные условия вопиюще неравные! С одной стороны, мучительно выбирающееся из-под многолетних завалов, раздробленное на множество церковных юрисдикций, ослабленное внутренними настроениями, перегруженное общими проблемами и не имеющее надежных механизмов их разрешения Православие. С другой - Церковь, объединяющая более 18% населения планеты, ведомая мощнейшим религиозным центром, оказывающая серьезное влияние на социальный и духовный климат современного мира. Навряд ли сегодня, памятуя исключительную роль Ватикана и лично Иоанна Павла II в ненасильственном свержении коммунизма в Центрально-Восточной Европе, кто-либо решится воспроизвести сарказм знаменитого сталинского вопроса: «А сколько у этого папы дивизий?»
...Символический возглавитель Православия, живущий под контролем турецкого правительства, и глава города-государства, наделенный огромной административной и духовной властью, популярнейшая личность наших дней; зияющие пустыми глазницами тысячи разоренных храмов, на восстановление которых нет средств, и бюджет, исчисляемый миллиардами долларов; революционный импульс II Ватиканского Собора, сорвавший Церковь с «мертвого якоря», и зыбкость надежд на созыв Всеправославного Собора...
Православные - даже наиболее свободно мыслящие, даже обучавшиеся в Риме, - боятся поглощения и чрезвычайно болезненно реагируют на наращивание присутствия Католической церкви на землях, которые считают своими. Они отмечают, что католические церковные структуры, созданные в последние годы в Восточной Европе, и особенно в постсоветских странах, многократно превышают реальные нужды проживающих здесь католиков. Православным тяжело принять то, например, что численность католических общин в Украине за последние годы возросла в 6,5 раза, что почти 60% священников в них - иностранные граждане и даже то, что за 7 лет католики возвели 36 храмов и еще 86 строят. Выступления православных иерархов изобилуют антикатолической риторикой, они прямо обвиняют католических священнослужителей в подкупе своих верных, в «обольщении» их гуманитарной помощью, перспективами получения хорошего образования и апеллируют к государству, требуя державной протекции.
В Украине и Беларуси данная проблема приобретает особую тональность, поскольку и православные, и греко-католики полагают, что римо-католический костел тут становится инструментом польского влияния. «Новая евангелизация» - ключевая категория католической «теологии посттоталитаризма», подразумевающая повторное открытие для обезбоженной Европы глубин и спасительной силы Евангелия, - превращается в этих условиях для слишком многих православных в едва ли не бранное понятие.
Сколько осталось пройти?
Но вместе с тем, Католическая церковь очень далеко ушла сегодня от своих прежних представлений о единстве христиан. Она уже не говорит об этом в категориях «возвращения заблудших овц» или присоединения к Апостольскому Престолу целых Церквей либо их частей через унию. Признается не только огромная значимость духовных преданий христианского Востока, но и принятые здесь методы познания и исповедания божественных тайн, а также то, что различные богословские формулы Запада и Востока следует считать скорее дополняющими друг друга, чем противоположными. Рим призывает всячески уважать своеобразие, автономность и внутренний уклад православных Церквей. Он, кажется, осознал, что если единение состоится, то это будет, как говорил митрополит Андрей Шептицкий, намного опередивший в экуменическом видении свое время, единением без подчинения, без победителей и потерпевших поражение, без торжествующих и пристыженных.
В свою очередь официально и канонически католики для православных вовсе не такие монстры-враги и еретики, как об этом говорят афонские монахи или, например, участники III съезда православных братств Украины, состоявшегося в мае этого года в Киево-Печерской Лавре. Еретик - это человек, отлученный от Церкви после соборного осуждения его ереси. Ни католиков, ни, между прочим, протестантов Православная Церковь соборно еретиками не объявляла. Строго говоря, католики для православных неправославные, разделенные братья по вере, братья по сопричастности к телу Христовому через таинство крещения, действительность которого признается (как и таинства евхаристии, священства, апостольское преемство епископов и др.). То есть, если мирянин переходит из Католической церкви в Православную, перекрещивание его не допускается, также как и, скажем, перерукоположение православного священника, принятого в Католическую церковь.
Даже пресловутое филиокве не выглядит непреодолимым препятствием. Нынешний папа Иоанн Павел II уже неоднократно, молясь со Вселенскими патриархами, провозглашал Символ веры в редакции Православных Церквей, то есть без филиокве. Он постоянно дает понять, что многовековые противоречия есть не более чем недоразумением, основывающимся на разном понимании одних и тех же слов.
Но даже если абстрагироваться от сложнейшего социально-политического фона, на котором развиваются события церковной истории, и православные, и католики осознают, что между ними остаются чрезвычайно серьезные еще догматические и экклезиологические проблемы. Едва ли не самая сложная из них - и Иоанн Павел II признал это в окружном послании «Да будут все едино» (май 1995 г.) - догмат о непогрешимости папы. Этот догмат, принятый I Ватиканским Собором (1870 г.) и утверждающий непогрешимость папы, когда он выступает по вопросам веры и морали «с амвона» (ex cathedra), совершенно невыносим для православных (впрочем, он также оказался неприемлемым и для части католиков, выделившихся после 1870 г. в самостоятельную, т.н. старокатолическую общину).
Папский примат является краеугольным камнем экклезиологии Римско-Католической церкви, хотя нынешний папа выразил готовность начать поиск такой формы его осуществления, которая была бы открыта для новой ситуации.
Безусловно, путь, который предстоит пройти православным и католикам навстречу друг другу, еще очень и очень длинен. Но сегодня, в условиях глобальных кризисов, наверное, очевиднее, чем вчера, насколько устал христианский мир от разделения и как тяжело ему свидетельствовать истину. Православию явно недостает социального динамизма западной Церкви, а западный рационализм нуждается во врачевании восточной духовностью.
Мы бессильны заранее определить, как именно и когда произойдет объединение Церквей-сестер. Возможно, как полагают многие богословы, случится это на Вселенском Соборе, которому будет предшествовать титаническая, поистине сверхчеловеческая работа. Может быть, на пути к этому Собору православные отыщут необходимый им центр согласия, а католики станут избавляться от того, что называется «одержимостью папством». Очевидно, единение предварит безоговорочное осознание абсолютной ценности и достоинства всех объединяющихся Церквей. Ведь каждая из них лишь тогда сможет охватить идею Вселенскости, когда ощутит себя в христианской ойкумене равной другим, уважаемой, признанной в своих правах, уникальности и неповторимости.
Единство сегодня может быть таковым лишь в разнообразии, унификация этому процессу противопоказана. Впрочем, не только сегодня. Вспомним послание апостола к разобщенной Церкви Коринфа весной 57 г. после Рождества Христова: «Дары различны, но Дух один и тот же! И служения различны, а Господь один и тот же; И действия различны, а Бог один и тот же...»