Уроки веймарской истории

Существенным следствием Первой мировой войны стали изменения на политической карте Европы. Если раньше в ее центре сходились границы трех империй — Германской, Российской и Австро-Венгерской, то после нее появился целый ряд новых и возрожденных государств (Польша, Чехо-Словакия, Австрия, страны Балтии, Венгрия, Югославия). Для побежденной Германии, которая по Версальскому мирному договору потеряла 10% территории и 1/8 населения и из самой могущественной страны континента, отважившейся в своем стремлении к мировому господству бросить вызов всему миру, превратилась во второстепенную, подобная ситуация была неприемлемой. Немцы в массе своей не приняли нового статуса государства, безразлично и даже враждебно относились к республике, ностальгировали по кайзеру, колониям, большой армии... Для них веймарская демократия была чуждой, навязанной победителями. Общее недовольство вызывали новые границы. Все это порождало реваншистские настроения и стремления.

Первоочередной задачей веймарского реваншизма стала ревизия статей мирного договора и возвращение к границам 1914 г. на востоке. Это не было нечто присущее именно немцам. Нравственно-психологическому состоянию имперской нации, которая испытала поражение и для которой требовалось время, чтобы преодолеть его последствия, необходимо было переосмыслить свою роль в европейской истории.

При таких условиях новые государства, прежде всего Польша и Чехо-Cловакия, где проживали многочисленные немецкие национальные меньшинства, стали объектами фактического непризнания и давления со стороны Германии — экономического, политического, культурного, языкового; их попытки ослабить немецкие позиции на собственной территории, естественные в смысле развития государственного суверенитета, натолкнулись на противодействие руководящих кругов Веймарской республики.

Так, уже в первой половине 20-х годов Германии удалось остановить ликвидацию собственности немецких граждан (рейхсдойче) в Польше и Чехо-Словакии. Для ее сохранения последние принимали гражданство новообразовавшихся государств. От ликвидации гарантировало также 25-процентное участие иностранного капитала, чем воспользовались немцы. Они продавали часть акций иностранным компаниям, сохраняя свою собственность в Польше. Чем сильнее становились экономические позиции Германии в молодых государствах, тем четче проявлялась тенденция их зависимости и внутренней нестабильности. Немецкий капитал ставил перед собой прежде всего политические цели — замедлить экономическое развитие молодых стран, укрепить опорные пункты германизма и основы своего присутствия, сохранить немецкий элемент и обстановку тревожности и конфликтов. Масштабная экономическая война 1925—1934 гг. против Польши должна была доказать ее «нежизнеспособность». Расчет строился на колониальном характере прежнего развития экономики на польских северных и западных землях, ориентированной на обрабатывающую промышленность Германии, на неразвитость польского машиностроения. В разгар экономической войны Германия делала все, чтобы перекрыть иностранные кредиты Польше. Но сама готова была их предоставить при условии согласия Польши на ревизию своих западных границ. Таможенная война способствовала сохранению и укреплению экономических позиций Германии в Польше. В отношении Чехо-Словакии сполна использовалась ее экспортно-импортная зависимость, ориентация на немецкие рынки.

Мощная антипольская и античехословацкая пропаганда, развернутая сразу же после войны, формировала у немцев представление о новых государствах как о квазигосударствах, появившихся вследствие «французских происков». Элитная газета «Фоссише Цайтунг» 12 августа 1921 г. писала: «Чехо-Словакия не национальное государство, а государство национальностей, почти как старая дунайская монархия... созданная без немцев и вопреки их воле». Шеф рейхсвера генерал Г.Сект в мемориале рейхсканцлеру Й.Вирту в 1922 г. искренне сознавался, что для него «существование Польши невыносимо, не клеится с существованием Германии. Польша должна исчезнуть и исчезнет». В череде фальсификаций, направленных на разжигание национальной вражды, было охаивание и умаление роли в общественной жизни поляков и чехов и преувеличение и восхваление деятельности немцев. Распространялся тезис о «неспособности чехов и поляков создавать свою государственность».

В Польше делалась ставка на формирование антипольских настроений, на внутренний раскол общества. В соответствии с немецкой пропагандой, ни мазуры, ни верхнесилезцы, ни кашубы (все подверглись сильной германизации) не ощущали себя поляками. Им говорили, что они живут хуже, чем при Германии, и получат автономию, если будут в ее составе. Поляки жили под постоянным психологическим прессом — ощущением возможного возвращения немцев.

Специфическим орудием в реваншистской политике веймарских правительств стало немецкое национальное меньшинство в странах Центральной и Юго-Восточной Европы (ЦЮВЕ). По данным веймарского историка профессора Эрнста Екка, за пределами Германии проживало 10 млн. соотечественников. Уже в октябре 1918 г., оценивая ситуацию, сложившуюся в Австро-Венгрии, МИД Германии считало, что включение немецких меньшинств в состав рейха может предотвратить появление независимых государств.

На Версальской мирной конференции в 1919 г. был подписан Трактат меньшинств, направленный на их защиту. Но Женевская конвенция от 15 мая 1922 г. предоставила польским немцам, в отличие от других национальных меньшинств Польши (украинцев, белорусов, евреев, литовцев), особые права. При условии лояльности к Польше немецкое меньшинство и даже ее отдельные лица получили право подавать жалобы в Постоянный международный трибунал справедливости, а в некоторых случаях даже в Лигу Наций, выступавшую гарантом Трактата и Женевской конвенции.

Такая ситуация была надлежащим образом оценена в Германии. В директиве Верховного командования от 27 июля 1919 г. одной из важных задач немецкой внешней политики считалась «организация немецкой ирреденты в уступленных областях» (территории, отошедшие от Германии в соответствии с мирными договорами). Берлин стал рассматривать немецкие анклавы как орудие подрыва изнутри новообразованных государств. С этой целью в рейхе и среди немецких национальных меньшинств была создана мощная сеть националистических и реваншистских организаций, в частности «Союз зарубежных немцев», «Остмаркферейн», «Шуцбунд» и т.п. Они поддерживали тесные контакты с подшефными организациями в Польше и Чехо-Словакии: с «Дойче Культурфербанд», «Бунд дер дойчен Бёменвальдбунд», «Фольксбунд», «Дойчтумсбунд», «Судето-немецким союзом», корректируя их деятельность. Последние, а также националистические партии немецких меньшинств, тесно сотрудничали с националистами А.Гугенберга и нацистами А.Гитлера.

Все эти союзы, их фюреры тесно сотрудничали с правительственными инстанциями рейха и щедро финансировались немецким МИД через «Дойче Штифтунг» («Немецкий фонд»), «Ревизионс-Тройгандгезельшафт» («Ревизионное и опекунское общество»). Аналогичные функции выполняли и Пангерманский союз, «Союз зарубежных немцев», «Шуцбунд» — тогда наиболее активная организация реваншистских союзов.

Для финансирования промышленности, торговли и сельского хозяйства немецких меньшинств в Польше в 1921 г. создали еще и «Дойченгильфе». В Чехо-Словакии такую же миссию выполняло посредническое и торговое общество «Осса»; только в 1927 г. (по отчету его руководителя Винклера) немецкое меньшинство получило более 41 млн. марок. С целью укрепления немецких хозяйств и полной занятости немцев в разработанных в том же году «Шуцбундом» «Принципах будущей работы на Востоке» от правительства требовалось размещать заказы на немецких предприятиях в уступленных областях, предоставлять «фольксдойчам» долгосрочные кредиты и т. п. Немецкие предприниматели Мемеля, Судет, Польши постоянно получали финансовую помощь из рейха. Деньги шли на организацию хозяйственных обществ, поддержку ремесел, задержку эмиграции путем дополнительных выплат немецким учителям и врачам. В 1926 г. на приеме в МИД представителей «Союза немецких восточных союзов» рейхсминистр Г.Штреземан подтвердил систематическое предоставление средств из фондов министерства немцам в уступленных областях, где у их капитала и так были довольно сильные позиции; в некоторых районах, как в польской части Верхней Силезии, он доминировал. Все производство продукции черной металлургии там контролировали немцы, постоянно росла их доля в угольной промышленности. И в Чехо-Словакии экономические позиции немцев были намного сильнее, чем у любого другого национального меньшинства в Европе.

Экономическую независимость меньшинства Берлин представлял как основу политической изоляции немцев от государств, в которых они проживали; их поддержка и обособление были направлены на подрыв процесса формирования экономики новых государств. Одновременно делалось все, чтобы не допустить уменьшения численности немецкого меньшинства в уступленных областях. «Каждый немец, оставляющий Верхнюю Силезию, — бил тревогу в МИД Германии генконсул в Катовицах барон фон Грюнау, — каждая акция, переданная в чужие руки, уменьшает надежду на возвращение». Как следствие, Польша в Верхней Силезии не имела настоящего суверенитета, там хозяйничали немецкие промышленники. Тех, кто выезжал, правительственные инстанции и реваншисты клеймили как предателей «нашего благородного дела», пугали безработицей и хозяйственными санкциями в Германии. Националистическая пресса жаловалась, что «поредеют немецкие ряды в Польше», убеждала: «...нет оснований немцам оставлять свою отчизну только потому, что какому-то возрастающему польскому шовинизму нравится заниматься спортом строительства национального государства». Деньги выплачивали даже безработным и тем, кто заявлял себя как пронемецкий протестный элемент. Особенно этими вопросами был озабочен реваншистский «Остмаркферейн». Как следствие, немало выехавших немцев возвратились. Из 120940 немцев Поморья на 1927 г. 109196 приняли польское гражданство. Проходил и тайный процесс заселения западных польских земель немецкими колонистами из Волыни и Подолья, о чем сообщала польская пресса в 1930 г.

Хозяйство немецких меньшинств в Центральной Европе в начале 30-х годов представляло собой мощные экономические комплексы с собственными торговыми институтами, банками, находившимися за границей и в Гданьске, а их владельцы готовы были выполнить любой заказ руководящих кругов Веймарской республики.

Не менее важное значение в политике реваншизма занимала внешняя культурная экспансия и «культурная пропаганда», осуществлявшиеся под патронатом культурного отдела МИД. В уже упоминавшихся «Принципах будущей работы на Востоке» эта деятельность определялась как популяризация и преобразование немецкой культуры в притягательный центр духовной жизни ненемецкого населения Центральной Европы, а немецкого языка — в средство общения между народами. Так, 23 марта 1924 г. шеф-редактор «Фоссише цайтунг» Г.Бернгард писал: «Вполне справедливо, что Германия устанавливает культурный протекторат над немцами, живущими за пределами рейха».

«Культуртрегерскую» миссию выполняли сотни образовательных, общественных, церковных, спортивных организаций. Только в Поморье их было 200, в Верхней Силезии — около 300. Профессора из фатерлянда читали курсы в немецких высших учебных заведениях Чехо-Словакии, Румынии, Прибалтики, в которых акцентировался приоритет немецкой научной мысли. В Берлинском центральном институте воспитания и обучения организовывались курсы учителей для зарубежных немцев. Устраивались дни немецких учителей, куда приезжали коллеги из рейха делиться опытом, как «в сердцах учеников» растить «пылкую любовь к Родине». В укреплении школьного дела реваншистские организации видели ключ к формированию идейного, политического и экономического единства между рейхом и немецкими меньшинствами, к созданию «единого немецкого сообщества».

Главным средством сохранения и укрепления культурных позиций Германии считалась всесторонняя поддержка немецких школ, привлечение в них местного населения, его дальнейшая германизация и ассимиляция. «Самая важная борьба за сохранение немецкого народа — борьба за немецкие школы», — писал министр внутренних дел Веймарской республики (1926 г.) В.Кюльц. «Немецкие школы за рубежом, — говорил в 1929 г. депутат рейхстага Г.Шрайбер, — важнейшие носители немецкого языка».

Особое неприятие вызывала полонизация и чехизация, проводившаяся независимыми государствами, возвращение чехов и поляков к истокам своей национальной культуры и языка, постепенное уменьшение численности так называемых немецкоязычных, в чем немцы усматривали нарушение Трактата меньшинств. Категорически не принималось то, что все государственные дела стали вести на «языке слуг». Можно смело сказать: если бы этого не сделали в межвоенный период, то сотни тысяч чехов и поляков в шинелях вермахта воевали бы против Объединенных наций в войне 1939—1945 гг.

Шумиха о полонизации и чехизации не утихала в немецкой прессе. Вот названия публикаций только на полосах «Берлинер Анцайгер» за 1924 г.: «Чешская злоба против немецкой культуры», «Чешский террор», «Страдание немцев», «Неслыханное насилие» и тому подобное. Кампания не отвечала действительному положению вещей. Так, если у 257805 немцев польской Верхней Силезии в 1930/1931 учебном году было 82 народные школы, в которых учился 21881 ученик, то из 528243 поляков, проживавших в немецкой Верхней Силезии, только 384 ученика учили польский язык. Благодаря финансовой помощи рейха во второй половине 20-х годов немецкие школы повсеместно восстановили — от Польши до Баната и Семиградья. Расширяя свою германизаторскую деятельность, они поощряли и ненемецких детей. Так, немецкие предприниматели требовали от польских рабочих разговаривать на работе только на немецком языке и учить своих детей в немецких школах.

На выбор поляков влияли и распространяемые слухи о скором возвращении уступленных земель Германии. Как следствие, в 1926 г. 7000 польских детей пошли в немецкие школы. А по всей Польше в 1928 г., при наличии 22 тыс. немецких детей, в немецкие школы было подано 47 тыс. заявлений. Польские попытки как-то противодействовать этому вызывали громкие кампании о «неслыханном насилии над немецкими школами». Усиливался поток жалоб о «несправедливостях», которым якобы подверглись немцы, и о нарушении Женевской конвенции, предоставляющей родственникам право выбора школы, которые рейхсрегирунг отсылал в Международный трибунал справедливости в Гааге и в Лигу Наций в Париже.

Важная роль в защите и укреплении немецких позиций принадлежала прессе. Количество газет на немецком языке в Чехо-Словакии переваливало за 170 наименований. Аналогичная картина была в Польше: кроме общепольской «Рундшау ин Полем», только в польской части Верхней Силезии выходило 35 газет. В основном это была националистическая пресса, которая занималась воспитанием чувства долга перед рейхом, проповедованием культурной общности всех немцев, мобилизацией зарубежных немцев для участия в создании сильного фатерлянда. Прессу координировала и направляла специальная служба МИД Германии «Дойче Прессеамт».

Во второй половине 20-х годов наблюдается дальнейшая консолидация реваншистских сил Германии и националистических устремлений немецких меньшинств, процесс формирования единой программы стратегических целей. Показательной в этом смысле была конференция 16 декабря 1926 г. в МИД, в которой участвовали дипломаты Пруссии, немецкое консульство в Катовицах, руководители «Фольксбунда». Там приняли решение об увеличении потока жалоб в Лигу Наций, усилении антигосударственных акций, повышении субсидий для того, чтобы удержать немцев от эмиграции. Как утверждает польский историк М.Цыганский, вскоре состоялось тайное совещание представителей немецкого правительства и крупного капитала с руководителями немецких партий Австрии, Чехо-Словакии, Польши, Югославии, Румынии, Венгрии и Гданьска. На нем были очерчены контуры проекта «нового европейского порядка», суть которого — включение в состав Германии вышеназванных стран и образование «большого пространства немецкой колонизации от Балтийского моря до Адриатики и Черного моря».

Таким образом, за шесть лет до национал-социалистического рейха началась разработка проекта ликвидации существующего государственного порядка в Центральной Европе. В 1928 г. германские правительственные круги совместно с представителями немецких меньшинств выработали «Немецкую целевую установку» («Дойче Цильзетцунг»), лейтмотивом которой было «укрепление германского рейха как родины немецкого народа». Важное значение в документе отводилось зарубежным немцам. Их будущее объединение с рейхом называли главным условием воссоздания мощной Германии. Ради «мирного и приемлемого развития» все немцы должны проникнуться объединительной идеей. В частности, уже упоминавшийся В.Кюльц утверждал, что «каждый немец, живущий в чужом государстве, сознательно и охотно признает себя частицей немецкого народа»...

Документ нацеливал на культурное и экономическое укрепление немецких меньшинств, призывал руководство Германии осуществлять их правовую защиту, заботиться о руководящих кадрах и о сращении экономики немецких анклавов с экономикой рейха. Далее утверждалось, что реализация стремления немцев к объединению будет справедливым решением всех спорных европейских вопросов. В этом документе, именуемом Памятной запиской «Шуцбунда» (общественная организация должна была камуфлировать инициативу и участие государственных учреждений в насаждении идей реванша), отмечалось: «Немецкие меньшинства должны содействовать усилению рейха», и только таким образом Германия достигнет «руководящей роли в Европе». Следовательно, национальный вопрос с плоскости внутриполитической трансформировался во внешнеполитический, в фактор вмешательства во внутренние дела стран ЦЮВЕ и постоянной напряженности на грани военного конфликта.

«Целевая установка» требовала обусловливать торговые договоры политическими требованиями. Так, от Литвы требовали предоставить автономию Мемелю, а от Польши — решить проблему Данцига и Коридора, то есть возвратить эти территории Германии. Вместе с тем звучали призывы бороться против интеграционных проектов, а именно: Дунайской федерации, «Срединной Европы» Т.-Г. Масарика и тому подобное, которые могли помешать планам Берлина.

Ощущая всестороннюю поддержку рейха, националистические лидеры немецких меньшинств откровенно призывали к уничтожению «вражеских государств» (Польши и Чехо-Словакии), создавали на их территории сеть нелегальных организаций, занимающихся шпионажем в пользу Германии, консолидацией «фольксдойче» в закрытые, враждебные независимым государствам группировки. Хотя немцы в Польше были четвертым по количеству лиц меньшинством, но, опираясь на значительную экономическую мощь и тесные связи с рейхом, они стали наиболее опасной силой для польской независимости. В Чехо-Словакии эта политика породила Генлейна и его пятую колонну.

Немало внимания «немецкому вопросу» уделяли веймарские дипломаты, развернувшие бурную деятельность в Лиге Наций. Выступали они не за права меньшинств вообще, а только за права немецких меньшинств. В общественном мнении Европы систематически насаждалось положение, что рейх — единственный представитель всех немцев и Германия, как их защитник, имеет право распоряжаться судьбой соплеменников. На это обратил внимание и Б.Муссолини, 10 февраля 1926 г. заявивший в итальянском сенате, что Германия стремится взять на себя руководство всеми немцами, живущими в мире.

Под предлогом защиты прав меньшинств Германия все чаще вмешивалась во внутренние дела независимых государств. Ни в Польше, ни в Чехо-Словакии немцы не были унижены и бесправны. Как признавал немецкий историк Х.Хельтье, отношение чехословацкого правительства к немецкому меньшинству было довольно благосклонным. А президент Масарик считал, что «агрессивная политика против меньшинства была бы неразумной политикой, и я такую никогда не потерплю». Немцы обладали мощной экономической базой, развитой сетью образовательных, в том числе и высших учебных заведений. Всюду, кроме Румынии и Венгрии, у них были свои парламентские фракции. Между тем польское меньшинство в Германии подвергалось унижению и дискриминации. Сохранение и укрепление германских экономических позиций в Польше и Чехо-Словакии не было надлежащим образом оценено руководством этих стран. Хотя и нельзя обвинить их правительства в содействии немецкому наступлению.

Экономическая и финансовая помощь, крепкие связи с рейхом, насаждение идеологии реванша способствовали обособлению немецких национальных меньшинств в хозяйственном, культурном и политическом смысле, появлению специфических немецких анклавов, предназначение которых — подтачивать суверенные государства, разрушать их изнутри, «готовить» к поглощению Германией.

Немецкие национальные меньшинства стали заложниками имперской политики реванша; им отводилась роль пятой колонны, перед ними ставились задачи устраивать «инциденты» и заявлять «протесты» против «бедственного положения немцев» и таким образом психологически готовить европейскую общественность к спокойному восприятию будущих территориальных изменений в Европе как закономерных и справедливых. Именно в такой рукотворной ситуации завязывались кровавые узлы будущих межгосударственных конфликтов. Время показало, насколько опасно было пренебрегать судьбой людей в угоду имперским амбициям. Немцы после Второй мировой войны поняли это и навсегда, кажется, отказались от такой губительной политики.

К сожалению, аналогичную практику не сдали в архив, хотя уроки и последствия такой политики взывают к тому, чтобы ее больше не повторять. Немецкие национальные меньшинства горько поплатились за пунктуальное выполнение роли, отведенной им еще веймарскими правителями и инсценированной национал-социалистами. Так, по данным немецкого историка Ханса-Адольфа Якобсена, в 1944—1945 гг. 14,5 млн. немцев, проживавших восточнее Одера и Нейсе, в Данциге (Гданьске), Мемельской (Клайпедской) области, Польше, Румынии, Венгрии, Югославии и Чехо-Словакии, были вынуждены под дулом автоматов покинуть свою малую родину. В Калининградской области России (60% территории Восточной Пруссии), где проживало 1,1 млн. немцев, не осталось ни одного. В ходе депортации погибли или были насильственно вывезены в Советский Союз как минимум 1 млн. немцев. Печальная статистика судьбы немецких национальных меньшинств должна стать предостережением для тех, кто, забывая уроки истории, раздувает межнациональные конфликты, разыгрывает федералистскую карту с целью реализации своих имперских амбиций.