БОРЬБА ШИФРОВАЛЬНЫХ СЛУЖБ
«Ультра» - это то, чем мы выиграли войну».
Уинстон Черчилль
«Ультра» внесла решающий вклад в победу».
Дуайт Эйзенхауэр
Первую в истории криптографии быстродействующую автоматическую шифровальную машину изобрел берлинский инженер Артур Шербиус. Это произошло в 1921 году. Машину он назвал «Энигмой» - «Загадкой». Работать на ней было просто: на клавиатуре набирался текст, который шифровался автоматически. В пункте приема достаточно было настроить «Энигму» на аналогичный режим, и при печатании кодограмма расшифровывалась также автоматически.
Бесценное преимущество «Энигмы» заключалось в возможности передачи-приема сведений и боевых распоряжений в реальном масштабе времени. Полностью исключались потери, связанные с применением таблиц сигналов, шифровальных блокнотов, журналов перекодирования и других атрибутов тайнописи, связанных с томительными часами кропотливой работы - причиной неизбежных ошибок.
Вместе с тем многовариантная система импульсной настройки аппаратов «Энигмы» почти полностью исключала возможность расшифровки ее передач противником. Для этого необходимо было точно знать номера вариантов импульсной настройки машин, а их смена была непредсказуемой.
Германские военные быстро оценили эффективность и надежность «Энигмы» и в 1926 году ее приняли на вооружение флота, в 1928 - армии, в 1933 - авиации.
Польская разведка где-то в те же времена сумела раздобыть несколько аппаратов «Энигмы» и документацию импульсной настройки. Однако к началу второй мировой войны немцы полностью перестроили систему функционирования шифровальной машины. И хотя поляки передали своим союзникам - Англии и Франции - по одной «Энигме», толку было мало: документация настройки не соответствовала применяемой противником.
Польшу, а вслед за ней и Францию разбили, их «Энигмы» канули в пучине поражения. Экземпляр, доставшийся англичанам, передали Элистеру Деннисону, начальнику Государственной школы кодов и шифров (ГШКШ). Ее резиденцией стал Блетчли-парк, солидный дом в пятидесяти милях от Лондона, в котором работали несколько тысяч сотрудников. Именно в Блетчли-парке задумали и провели операцию «Ультра», нацеленную на дешифровку материалов «Энигмы», в изобилии поставлявшихся радиоперехватом.
Успеху способствовал весьма удачный подбор криптоаналитиков - преимущественно молодых и талантливых выпускников университетов. Они применяли современную вычислительную технику и свято хранили в тайне суть своей работы. Именно этим, пожалуй, и объясняется тот невероятный факт, что секреты операции «Ультра» не просочились за пределы Блетчли не только во время войны, но и в последующие 30 лет. Один из руководителей английской разведки назвал это «феноменом, не имеющим аналогов в истории». Как мы увидим позже - он ошибался.
В значительной мере на секретность сработало то, что материалы операции «Ультра» поступали строго ограниченному кругу лиц: главе английской разведки «Сикрет Интеллидженс сервис» (СИС) сэру Стюарту Мензису и начальникам разведслужб армии, авиации и флота. В остальные инстанции отправлялись только оперативные распоряжения, основанные на сведениях «Ультра». Но и они составлялись таким образом, чтобы немцы не поняли, что информация получена радиоперехватом передач «Энигмы». Поэтому, прежде чем разрешить войскам действовать, проводили демонстративную доразведку.
Кстати, с аналогичной проблемой столкнулись и американцы, расшифровавшие японскую систему тайнописи «РО». Даже когда военным представилась возможность поразить соединенный японский флот, расшифровав информацию о его сосредоточении у атолла Мидуэй, криптографы было воспротивились: ведь враг может догадаться, что его код засвечен. Но удар все же был нанесен - и с блестящим результатом: американцы не только потопили корабли агрессора, но и сбили самолет главкома Ямамото Исироку, вычислив с помощью такой же расшифровки маршрут полета.
Криптологам из Блетчли-парка, конечно, существенно помогли шифровальные журналы, один из которых передал германский агент, перевербованный СИС (журнал морских шифров удалось снять с потопленной немецкой субмарины У-110). Два шифрблокнота передали русские, два - были добыты в боях на африканском побережье.
В большинстве случаев операции, проведенные с учетом информации криптографов, приносили успех. Но бывало и так, что перестраховка, боязнь скомпрометировать источник данных, приводили к негативным последствиям. Такого рода случай имел место при высадке в Анцио (январь, 1944 г.), когда генералу Лукасу приказали атаковать противника, но не сообщили, что немцы располагают ничтожными силами и не смогут оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления. Лукас, поразмыслив, не решился выступить, немцы постепенно укрепились - английского генерала отстранили от командования. Верховное руководство британской армии шло и на такие меры, лишь бы сохранить тайну «Ультры».
В некоторых операциях расшифровка играла лишь вспомогательную роль. К ним относятся такие, когда немцы не использовали радиосвязь, отправляя донесения по телефону, телеграфом, фельдъегерями, даже собаками или почтовыми голубями. Подобными способами во время второй мировой войны передавали почти две трети сведений и распоряжений.
Но и кроме того, далеко не все коды удалось раскрыть. Без особого труда в Блетчли прочли шифровки Люфтваффе, но с тайнописью сухопутных войск дело обстояло сложнее. И уж совсем крепким орешком стал шифр «Тритон», введенный немцами в 1942 году и действовавший на флоте около 10 месяцев. Даже когда сотрудникам ГШКШ удалось его раскрыть, от перехвата до передачи информации «своим» уходило столько времени, что материалы теряли ценность.
Печально, но нередко командиры игнорировали точные указания «Ультры», если они не подтверждали их собственные соображения. Так, фельдмаршал Монтгомери, своевременно предупрежденный о наличии в Арнеме двух германских танковых соединений, все-таки приказал 1-й парашютно-десантной дивизии выброситься именно в этом районе, где ее почти полностью уничтожили.
Еще более обескураживающий результат был получен, когда по линии «Ультры» (сентябрь, 1944 г.) штабам сообщили о возможном германском наступлении в сторону Антверпена. Но за десять дней военачальники никаких мер противодействия не предприняли - и немцы прорвали фронт.
Случалось и наоборот - некоторые британские генералы так полагались на данные «Ультры», что если криптографы их не предупреждали - пребывали в беспечности. Пример? Декабрь 1944 года, когда Гитлер, готовя контрнаступление в Арденах, ввел строгий режим «радиомолчания», - благодушных британцев, переложивших ответственность на специалистов «Ультры», захватили врасплох.
Но и тогда, когда материалы Блетчли-парка срабатывали с максимальной отдачей, британские военные подозревали, что немцы догадываются об уязвимости «Энигмы». И для этого имелись основания. 11 сентября 1942 года противник захватил на британском военном корабле схемы передвижения своих морских конвоев. И сразу стало понятным, что англичане смогли выйти на морские тропы немцев, только распечатав тайну «Энигмы». Варианты импульсной настройки этих машин сменили немедленно. Да и вообще, было бы нелепо считать германское военное руководство профанами в том, что касалось работы криптографов. Оно знало, что любой транспозиционный шифр уязвим. В Германии имелось шесть организаций, занимавшихся дешифровкой. Все они были весьма компетентными, но главной их слабостью являлась именно такая децентрализация и вызванное этим соперничество. Что касается радиоперехватов, то немцы сумели вторгнуться в радиотелефонную сеть правительственной связи Лондон-Вашингтон, расшифровывая все переговоры. Они также раскрыли коды британских морских конвоев и, перехватывая до двух тысяч телеграмм ежемесячно, следили за их движением. Полученные сведения наводили «волчьи стаи» (германские подлодки), рыскавшие в Атлантике.
Приверженность англичан старым кодам обошлась потерей сотен кораблей и гибелью большей части из 50 000 моряков.
Новые шифры доставили судовым радистам лишь в июне 1943 года, но торговый флот использовал старые еще целых шесть месяцев.
Англичане допустили также два непростительных промаха, дав немцам возможность проникнуть в систему их связи. Сегодня некоторые военные историки считают, что этот успех по стратегической значимости не уступает операции «Ультра».
11 ноября 1940 года германский рейдер «Атлантис» захватил британский пароход «Отомедон», который вез совершенно секретные документы особой важности и книгу кодов. Все эти материалы были уложены в специальный мешок, прикрепленный к грузу, чтобы в случае угрозы захвата, утопить их. Однако первыми же залпами рейдера ответственный за документы офицер был убит. Так немцы стали обладателями оперативных планов английского военно-политического руководства на случай войны с Японией. Расшифрованные документы срочно переслали в Токио. Можете себе представить ценность этой информации, если император Хирохито наградил командира «Атлантиса» Рогге одним из трех самурайских мечей (два получили Геринг и Роммель).
Через два года другой германский рейдер «Тор» захватил в Индийском океане австралийский лайнер «Нанкин». Капитан лайнера успел выбросить за борт все коды и секретные документы судна. Но 120 мешков с дипломатической почтой и среди них - оперативные материалы британского командования - достались врагу. В том числе и сообщения о том, что союзники сумели вскрыть японские шифры. Последовала немедленная реакция: с помощью германских криптографов система кодирования информации в японских вооруженных силах была срочно перестроена.
Попробуем разобраться во взаимоотношениях англичан с советскими специалистами тайнописи. В Лондоне считали, что советские коды примитивны и ненадежны. Если передать русским материалы операции «Ультра», не скрывая источник, то немцам станет известно, что их «непревзойденная» «Энигма» давно уже у британцев «в кармане». Но и полностью игнорировать СССР было невозможно - две трети германской армии бросили на Восток. И уже 24 июля 1941 года Уинстон Черчилль приказал сэру Мензису передавать в Москву материалы «Ультра», убедившись предварительно, что компрометация источника исключена.
Был избран метод, по мнению англичан, полностью исключавший возможность того, что в Москве узнают об операции «Ультра». Материалы тщательно отбирались и маскировались ссылками на агентурные источники. Их пересылали офицеру связи майору Эдварду Крэнкшоу, который представлял в Москве британские разведслужбы, а тот, минуя начальника ГРУ ГШ генерала Голикова, информировал своего посла; последний в цепочке выходил непосредственно на Сталина.
Однако в Лондоне сильно сомневались в том, что Сталин безоговорочно доверял британским расшифровкам. Что дало повод так думать? Летом 1942 года англичане предупредили русских, что, наступая под Харьковом, те толкают свои войска в немецкую западню. Кремль не прислушался к вполне достоверным расшифровкам «Энигмы». К чему это привело - общеизвестно.
Англичане до самого последнего времени были самоуверенно убеждены, что о существовании Блетчли-парка и операции «Ультра» русские ничего не знают. В самой ГШКШ весьма скептически относились к советским криптологам. И до некоторой степени такое отношение было оправдано.
В Москве расшифровкой иностранных дипломатических и военных кодов занималось объединенное подразделение электронной разведки НКВД и 4-го Главного управления генерального штаба. Но в 1938 году, когда НКВД возглавил Берия, он расформировал это подразделение, и с тех пор специалисты по тайнописи работали только в ГРУ ГШ.
Но в феврале 1941 года Пятое управление НКВД получило исследовательский отдел для расшифровки радиоперехватов и дипломатической почты. Успехи нового звена отмечены в прочтении радиоперехваченных «диалогов» Квантунской армии, расквартированной в Маньчжурии. Это помогло Ставке ВГК уяснить, что Япония не собирается осенью 1940 года напасть на СССР. Это подтвердил позже и Рихард Зорге. Своевременная информация развязала командованию руки, и оно к ноябрю перебросило на Центральный фронт из Сибири и Дальнего Востока десять дивизий и около тысячи танков, которые помогли остановить марш-бросок немцев на Москву.
Но англичане, увы, зря обольщались, полагаясь на «непросвещенность» русских разведчиков. Москва получила данные об «Ультре» еще в 1939 году от Кима Филби, которому предложили проникнуть в ГШКШ. Однако он не сумел выполнить приказ. Это сделал в 1942 году другой советский шпион: оставив значительный пост личного секретаря лорда Хэнки, Джон Кэрнкросс поступил на службу в Блетчли-парк, снабжая Советы не только пересказом расшифровок «Энигмы», но даже и подлинными документами.
После Сталинграда англичане стали резко дозировать объем информации русским, и деятельность Кэрнкросса приобрела особое значение. Правда, 30 апреля по распоряжению Черчилля Кремль все же предупредили о подготовке крупной германской операции «Цитадель» в районе Курска. Но и об этом Сталин уже знал от Кэрнкросса - даже дислокацию гитлеровских соединений, о которой умолчали англичане. Больше всего Ставку заинтересовали данные Кэрнкросса о расположении германских эскадрилий, и за два месяца до немецкого наступления советская авиация нанесла три упреждающих удара по семнадцати аэродромам. Это была крупнейшая воздушная операция Москвы второй мировой войны - враг потерял более 500 самолетов.
Когда англичане резко усилили контроль и передавать информацию из Блетчли-парка стало чрезвычайно трудно, Кэрнкросс ушел из ГШКШ.
Почему же, спросите вы, криптографы НКВД и ГРУ КШ не расшифровывали сами радиоперехваты материалов «Энигмы»? Ведь они прекрасно знали о ее существовании. Более того - имели около десяти таких аппаратов. Два захватили еще в декабре 1941 года, отогнав немцев от Москвы. Остальные - при ликвидации Сталинградского котла. Да и среди военнопленных было несколько операторов «Энигмы», раскрывших секреты дешифровки чекистам-костоломам.
Однако германские спецы тайнописи предусмотрели такую возможность и еще в январе 1943 года защитили свои шифры рядом дополнительных усовершенствований. Русские расшифровали только старые радиоперехваты. Несмотря на наличие в НКВД и ГРУ ГШ талантливых криптографов, там не сумели «расколоть» немецкие новинки - сказалась нехватка электронной техники.
Англичане еще в 1940 году сконструировали несколько мощных аналоговых аппаратов. А через два года в Блетчли уже создали «Колосс» - первую в мире электронную счетно-вычислительную машину, специально предназначенную для дешифровки тайнописи нового германского криптоаппарата «Гехаймшрайбер» (на основе телетайпных импульсов). С помощью «Колосса» в последние два года войны удалось получить гораздо больше оперативно-разведывательной информации, чем за все время до этого. В том числе была раскрыта, наконец, одноразовая таблица криптосистемы «Флорадор», над которой в Блетчли бились еще с 1940 года.
Рассмотрим взаимоотношения советских разведслужб с американскими в области криптографии. В ноябре 1944 года начальник отдела специальных служб США (ОСС) генерал Донован приобрел у финляндских контрразведчиков 1500-страничную шифровальную тетрадь, которую они изъяли у советского шпиона. Он пытался ее сжечь, но для декодирования она была еще вполне пригодна. К сожалению, государственный секретарь США Стеттиниус убедил президента, что «джентльменам негоже читать переписку своих союзников», и Рузвельт приказал отослать тетрадь в Москву. Но предусмотрительный генерал Донован сохранил копию.
Дешифровка советских сообщений (даже при наличии этой тетради) представляла немалую трудность. В радиограммах Центра или его американской резидентуры каждое слово и цифра давались пятизначным числом из шифровальной тетради. Но затем оператор добавлял в каждую группу еще пять знаков, взятых из серии цифр по «лотерейному» принципу, пользуясь разовым блокнотом перекодирования, второй экземпляр которого имелся только в московском центре.
Если бы разовый блокнот действительно использовался только раз (как это и было предусмотрено правилом), то шифр так бы и не прочли. Но в последний год войны объем агентурной информации из Англии и Америки был так велик, что Центр, не успевая менять разовые блокноты, разрешил их повторное использование. Кроме того, были случаи перехвата зашифрованных сообщений, повторенных клером - открытым текстом. И наконец в сентябре 1945 года шифровальщик посольства Игорь Гузенко перебежал в Оттаве к канадцам, рассказав об основных принципах засекречивания, принятых в НКГБ и ГРУ ГШ.
И хотя в мае 1945 года исследовательский отдел НКГБ сменил многие шифры, но сама система кодирования оставалась прежней до 1948 года и благодаря этому удалось впоследствии раскрыть немало советских шпионов, внедренных в американские и британские руководящие органы во время второй мировой войны и до нее. Засекли их и в святая-святых - атомном Манхэттенском проекте. Решающий вклад, если так можно выразиться, внес в 1948 году выдающийся криптограф Мередит Гарднер из армейской службы безопасности США. Он был не только классным расшифровщиком, но и блестящим лингвистом: за три месяца сумел, к примеру, овладеть японским языком. Гарднер разработал гибкую методику дешифровки, позволившей выловить свыше трех тысяч сообщений советской агентуры. Операция эта получила название «Венона». Пусть расшифрованные документы и не были свежими, но они «высветили» множество советских агентов почти во всех основных инстанциях государственного управления США, Англии и некоторых других стран. Даже в Австралии. Там в министерстве иностранных дел служил Джим Хилл, по расшифровкам «Веноны» укрывшийся под кличкой «Турист». В ООН работал австралийский дипломат, числившийся в НКГБ как «Бур».
В высших кругах вашингтонской администрации были разоблачены: сотрудник Госдепартамента Элджер Хисс, в министерстве финансов - Гарри Декстер Уайт, в военной разведке - Дункан Ч. Ли, в Белом доме - Лочлин Карри.
Но самым, пожалуй, примечательным уловом «Веноны» стало разоблачение советского шпионажа за атомными секретами США, Канады и Великобритании. В сентябре 1949 года, почти в тот же день, когда был произведен первый советский ядерный взрыв, Мередит Гарднер расшифровал радиограмму НКВД пятилетней давности, которая вывела на след одиозного Клауса Фукса. К этому времени он уже давно покинул Лос-Аламос, в момент разоблачения занимая ключевой пост заместителя научного руководителя атомных изысканий в Харуэлле. Клаус Фукс быстро сознался англичанам, заявив: «Переданная мной информация была, пожалуй, самой ценной для советских атомщиков, потому что помогала им избежать неверных и бесперспективных направлений в работе по созданию бомбы...»
«Венона» помогла разоблачить Джулиуса и Этель Розенбергов. Сначала взяли Дэвида Грингласса, брата Этель, работавшего в самом атомном центре. Расшифровки «Веноны» и показания Грингласса изобличили супругов Розенбергов - их приговорили к смерти и казнили. Показательно, что на суде обвинители, изобличая шпионов, всячески избегали упоминать о «Веноне».
В Америке эту тайну хранили более 30 лет. Даже в 1980 году, когда в печати появилось немало сведений о работе Мередита Гарднера, представители федеральных органов США дистанцировались от «Веноны» официально. Но никакой необходимости в этом уже не было: тайну операции и методы работы Гарднера еще в 1948 году выдал русским шифровальщик американского криптографического центра Уильям Уэйсбанд, завербованный МГБ. Американцы узнали об этом в
1950-м, но не рядовые - от общественности тайну «Веноны» скрыли; Уэйсбанда даже не обвинили в шпионаже, а осудили по другому поводу.
Еще до этого советская разведка сумела в определенной мере блокировать результативность работы команды Мередита Гарднера, внедрив в руководство американских разведорганов известного Кима Филби. До этого он работал заместителем начальника британской «Сикрет интеллидженс сервис», отвечая за всю контрразведывательную деятельность.
В 1949 году Кима Филби назначили представителем СИС в создаваемом ЦРУ - обменяться опытом, так сказать. И он сумел получить самый широкий доступ к материалам «Веноны». Благодаря этому Филби нередко успевал предупредить Центр о грозящем разоблачении советских «рыцарей плаща и кинжала».
Тем не менее в результате работы Мередита Гарднера почти полностью ликвидировали агентурную сеть Советов, раскинутую в США, Англии и Канаде до второй мировой войны и в ходе ее. Провал Филби, Кэрнкросса, Маклина и других членов «великолепной пятерки» - одной из наиболее ценных агентурных групп в истории КГБ - несомненное следствие успеха операции «Венона». Объективно оценивая работу дешифровальных служб в годы второй мировой и «холодной» войн, следует отметить безусловное преимущество английских и американских криптографов над своими коллегами из враждебных лагерей.
В эпоху компьютерной связи и спутниковой ретрансляции, неимоверно высоки уровни быстродействия и секретности передач закрытых сообщений. И... выше уровень расшифровки радиоперехватов. Современные суперкомпьютеры, способные в секунды просчитать миллиарды текстовых вариантов, могут оперативно «расколоть» самые сложные электронные шифры.
Невольно возникает вопрос - а возможно ли при таком развитии вычислительной техники обеспечить абсолютно надежную передачу закрытых сообщений? Практика свидетельствует, что степень надежности увеличивается в зависимости от времени на кодирование и раскодирование. Иначе говоря, применяя «ручную» шифровку, можно надеяться, что противник вообще не сумеет вас «раскусить», либо добьется этого, когда сообщение утратит ценность.
В среде криптографов самым надежным считается «книжный» код. При его использовании на передающих и приемных терминалах в качестве ключей применяют заранее оговоренные книги. И если они с «лотерейной» нетипичностью сменяются, а противник не знает, какие именно книги служат ключами, у него нет шансов прочитать перехваченный текст. Однако при этом способе требуется относительно большое время на кодирование и декодировку, а малейшая ошибка оператора может сделать текст бессмысленным.
Современные международные отношения не утратили остроты после развала Варшавского пакта и крушения СССР. Терроризм, растущая криминализация жизни и другие негативные факторы вполне однозначно свидетельствуют - необходимость в засекреченной информации не исчезла и не канет в небытие в обозримом будущем.