Событие
20 октября Поместный Собор Украинской православной церкви Киевский патриархат избрал на вдовствующий после смерти патриарха Владимира (Романюка) престол местоблюстителя - митрополита Филарета (Денисенко).
Представительство на Соборе давало возможность предугадать результаты выборов достаточно точно. Поэтому группа его делегатов, для которых фигура Владыки Филарета в патриаршем облачении представлялась совершенно невозможной, вместо Владимирского собора отправилась в Феодосиевскую церковь. Там они подписали акт о своем объединении с Украинской автокефальной православной церковью. Ее глава патриарх Дмитрий (Ярема) пообещал, что на будущем Поместном Соборе объединившейся Церкви он сложит свои полномочия, дабы был избран достойнейший. Среди четырех патриархов, покинувших лоно Киевского патриархата, двое - митрополит Галицкий Андрей (Абрамчук) и архиепископ Тернопольский и Бучачский Василий (Боднарчук) - контролировали около 40% всех его приходов. Новоизбранный патриарх Филарет, член Высшего церковного совета В.Червоний и другие соборяне, клеймившие отступников (те, впрочем, неоднократно предупреждали о возможном развитии событий), заявили, что эти приходы они просто так не отдадут. Спираль межправославного конфликта в Украине вышла на новый виток.
Пролог
Изменение политической ситуации в странах Центральной и Восточной Европы обнажило острейшие разногласия в православных церквах посттоталитарного пространства. Демократы потребовали от Церкви покончить с ролью «великой немой» и ожидали радикального обновления, смены иерархии, покаяния за сотрудничество с режимами Живкова, Чаушеску и Брежнева. Болгарский физик-ядерщик Христофор Сибев, приняв монашеский постриг, бросил вызов патриарху Максиму, и вот уже четыре года в стране действуют два параллельных синода. Мятежный священник Глеб Якунин призвал следователей Гдляна и Иванова переключиться с «узбекского дела» на изобличение злоупотреблений верхушки Московского патриархата. Политические фронты расчленяют не только социальную ткань, но и целые Поместные церкви, епархии и даже приходы.
Но украинское православие оказалось едва ли не в наиболее драматическом положении. Неистребленное осознание церковным народом особого, отличного от российского, пути православия в Украине, входившее в острое противоречие с упорным стремлением Московского патриархата преодолеть «вредное своеобразие» украинских епархий, было одной из серьезнейших общественно-религиозных проблем, загонявшихся советской властью вглубь и вследствие этого накапливавшей потенциал социальной опасности. Однако, несмотря на серьезные усилия, полностью ассимилировать православных в Украине так и не удалось. Тем более, что после хрущевской антирелигиозной кампании униатская Галиция стала крупнейшим православным анклавом на территории СССР (не менее четверти всех приходов Русской церкви). Встреча этих неассимилированных, условно говоря, элементов с ассимилированными и создала то социально-психологическое поле, на котором развернулся межправославный конфликт.
В конце 80-х годов православная община в Западной Украине оказалась перед лицом вызова национально-освободительного движения, требовавшего не только от политических, но и от церковных институтов четкой идентификации, а также, с другой стороны, - греко-католической церкви, триумфально выходившей из катакомб. Единственным реальным ответом на этот двойной вызов «украинского Пьемонта» для православных края стал лозунг «Москва нам не мать, а Рим - не отец» и самовольное провозглашение автокефалии. Непризнанная Вселенским православием, оболганная и ошельмованная священноначалием Русской церкви, Украинская автокефальная православная церковь, чьей главой стал патриарх Мстислав (Скрипник), после 1990 г. превращается в заметный фактор украинской конфессиональной сцены. Это понуждает Украинский экзархат Русской церкви стремиться к новому, адекватному быстро меняющейся политической ситуации, статусу. Экзархат переименовывается в Украинскую православную церковь, получает определенную автономию, а в конце 1991 г. обращается к Москве с просьбой о полной канонической самостоятельности - автокефалии. С такой же просьбой обращается к Московскому патриарху лично президент Л.Кравчук. Вежливый отказ Алексия II заставил заискриться дугу напряжения между Москвой и Киевом. Украинская политическая элита рассматривала автокефалию как необходимый атрибут государственности. За ее недостижимостью мерещилась тень российского президента и фигурки модных московских демократов, представших перед изумленной киевской публикой в августе 1991 г. рьяными противниками украинской независимости.
Повторное обращение митрополита Филарета к московской церковной администрации по тональности своей уже отражало глубину российско-украинских противоречий состоянием на начало 1992 г. К тому времени ему отступать уже было нельзя.
Филарет
Митрополит Филарет (Денисенко) действительно ключевая фигура в событиях внутри и вокруг украинского православия нескольких последних лет. Он 36-летним архиепископом возглавил Киевскую кафедру и вот уже 30 лет занимает свою резиденцию на Пушкинской, 36. Митрополит Филарет входил в руководящие органы христианских международных организаций, объездил свыше 80 стран мира, выполнял различные внешнеполитические задания, награжден двумя советскими орденами.
Первый за последние полтора века этнический украинец на Киевском митрополичьем престоле, Владыка Филарет, тем не менее стал наипоследовательнейшим и наиболее бескомпромиссным борцом против движения за независимость украинского православия. Практически все аргументы против «самосвятов», «бесчинных и безблагодатных автокефалистов», которые сейчас в ходу у его нынешних самых ярых оппонентов, Владыка проартикулировал гораздо раньше. Сейчас он признает это своей ошибкой, но слишком многие в Украине и украинской диаспоре не простят такого никогда.
В 1990 г. митрополит, тогда местоблюститель Московского престола, едва не примерил патриарший кукуль, но проиграл выборы митрополитам Алексию (Ридигеру) и Владимиру (Сабодану), вышедшим во второй тур голосования. Связывать его последующую решительность выйти из-под московской опеки именно с этой неудачей было бы слишком примитивно, хотя какую-то роль она, несомненно, сыграла.
Но переиграть Московский патриархат митрополиту не удалось. В конечном счете его лишили всех степеней священства и сместили с поста предстоятеля. Владыке оставалось либо подчиниться и уйти в безвестность, либо объединиться со вчера еще поносимыми им автокефалистами. Он выбрал второе, и в июне 1992 г. при поддержке политического руководства страны была создана Украинская православная церковь Киевского патриархата, реальным главой которой все эти три с половиной года был фактически митрополит Филарет. Между тем объединение не было признано частью, объявившей о неприятии Филарета, УАПЦ и практически всей УПЦ, оставшейся в юрисдикции Московского патриархата. Когда после смерти патриарха Мстислава Автокефальная церковь и Киевский патриархат избрали себе по патриарху - Владимира (Романюка) и Дмитрия (Ярему), возможность объединения двух украинских и независимых церквей утратила обозримую перспективу. После смерти в июле этого года патриарха Владимира галичане попросили митрополита Филарета не выдвигать свою кандидатуру на патриарший престол, угрожая расколом. Он категорически отказался, зная на что идет. Те, кто пророчат ему небытие, ошибаются. Филарет всегда умел находить решения, позволявшие оставаться на плаву. Сегодня он уходит в жесткую наступательную оппозицию к власти. В ближайшее время разгорится (если уже не разгорелась) борьба за многочисленные галицкие приходы, храмы, имущество, здания епархиальных управлений. Октябрьский Собор Киевского патриархата призвал новоизбранного патриарха срочно ехать на запад, а народные депутаты пообещали обеспечить ему надежное сопровождение.
Для УАПЦ же и УПЦ в юрисдикции Московского патриархата фигура нового патриарха Киевского и всея Руси-Украины превратилась в антисимвол, нечто наделенное демоническими характеристиками вне зависимости от конкретных акций и заявлений. Руководители этих церквей так или иначе заявили о невозможности диалога с ним.
Перспектива
Новый раскол углубляет «збручанский разлом» и безусловно способствует регионализации страны. Автокефальная церковь локализована Галицией, где продолжается изнурительный православно-греко-католический конфликт. К очагам напряженности в отношениях между православными Московского и Киевского патриархатов на Волыни и Буковине теперь неизбежно прибавляются новые - между Автокефальной церковью и Киевским патриархатом на Ивано-Франковщине и Тернопольщине.
Впрочем, в стране, где свыше 600 населенных пунктов отмечены межцерковным противостоянием, где только две трети религиозных общин обеспечены культовыми строениями, а во время прошлогодних президентских выборов Церкви были близки к превращению в партии, прогнозировать катаклизмы на религиозной почве не сложно.
Между тем наивно полагать, что эти катаклизмы укрепят позиции крупнейшей религиозной организации страны - Украинской православной церкви в юрисдикции Московского патриархата (свыше 6 тыс. приходов, 5 тыс. священников, более 60 монастырей, 1,7 тыс. монашествующих, 10 духовных школ с 2 тыс. семинаристов и пр.). «Смуты и нестроения» позволяют московскому священноначалию отодвигать вопрос о даровании автокефалии УПЦ в необозримую даль и даже просто не торопиться с рассмотрением этого принципиального с точки зрения установления межправославного мира в Украине вопроса (ранее говорилось, что Поместный Собор Русской церкви, который рассмотрит его, состоится в 1995 г., а в конце прошлого года было заявлено, что «в ближайшие два года»). Нет нужды доказывать, что Московский патриархат решительно не заинтересован в предоставлении независимости украинскому православию. Киевский импульс, прежде всего, слишком много значит для русского православия. К тому же потеря тысяч приходов (37% всего их количества в Русской церкви), всемирно известных святынь и реликвий представляется невыносимой для русского сознания, в котором «русское» и «украинское» вообще дифференцируется чрезвычайно редко. Вряд ли уход УПЦ вызовет энтузиазм и в Кремле, где слишком многие чувствуют себя комфортнее, осознавая сохранение, вопреки всем политическим бурям, подчиненности Киево-Печерской лавры Свято-Даниловому монастырю.
Вообще, по правде сказать, немногие в православном мире заинтересованы в полной канонической самостоятельности для украинского православия. Константинопольский патриарх, первый «по чести» во Вселенском православии, конечно, не забыл более чем сомнительные обстоятельства переподчинения Киевской митрополии из своей юрисдикции под омофор Московского патриарха в 1686 году. Но лучшие времена «Нового Рима» давно позади, к тому же в этом году московско-константинопольские отношения резко обострились из-за украинского (да еще и эстонского) вопросов. Идти на полный разрыв Константинополь не посмеет, а, очевидно, демонстрируя некоторую отличность своей позиции в украинском вопросе от московской, будет стремиться пользоваться благосклонностью как Москвы, так и Киева и далее играть, по едкому замечанию одного богослова, роль «торговца своим первочестием».
Те украинские православные церкви, которые самовольно провозгласили свою автокефалию, считают такое провозглашение самодостаточным. При этом они ссылаются на волю церковного народа; отсутствие в канонах точного механизма дарования автокефалии; доминирование государственно-политического фактора над церковно-каноническим в ее обретении; прецеденты и трудности получения самостоятельности целым рядом Поместных церквей в XIX - XX вв. и особенно на получении автокефалии и патриаршества Московской церковью, буквально вырванных в 1589 г. у практически плененного в Кремле константинопольского патриарха Иеремии царем Борисом Годуновым. Говорят о том, что проблема автокефалии - сложнейшая на пути созыва Вселенского православного Собора, которого православие не знает вот уже более тысячи лет; утверждают, что канонический способ обретения автокефалии, которая даруется Церковью-матерью Церкви-дочери, в отношениях Москва-Киев неприемлем, так как «мать» это все-таки Киев. Каждый из этих аргументов пусть и не бесспорен, но далеко не беспочвенен. Беда лишь в том, что полной самостоятельности изыскует не все украинское православие, а лишь его часть. В этом смысле ситуация вокруг него является опосредованным, но достаточно точным отражением украинской общественно-политической и социально-психологической ситуации, более или менее надежным индикатором состояния национального самосознания и даже, если угодно, - тестом на прочность молодого государства. Украинцы, как известно, склонны к поискам разрешения собственных проблем вовне. Но автокефалия Украинской православной церкви нужна только им и мало кому еще. И нужна не для того, чтобы сделать православие закваской государственно-охранительной идеологии, как полагают депутаты, а с целью объединения православных и прекращения межправославной борьбы, подрывающей основы гражданского согласия, для обретения нового дыхания и большей откровенности, для одухотворения посттоталитарного пространства, превращения его в более человеческое и более соответствующее Божьему замыслу. А это требует еще и (а не прежде всего) органичности Поместной церкви национальному контексту.
Будущее
Таким образом, будущее украинского православия решается не в Москве и не в Стамбуле (Константинополе), а в Киеве и во Львове, на Подолье и Слобожанщине. А, возможно, в первую очередь вовсе не там, а в задымленных приднепровских мегаполисах, в унылых серых шахтерских поселках, где голос Церкви совсем не слышен, куда забредают изредка по-американски деловитые мормоны, но почти никогда - православный священник-миссионер.
Будущее Украинской православной церкви - в исходе ее борьбы с «миром сим», который хочет видеть в ней либо инструменты политической или этнической мобилизации, либо безголосую требоисполнительницу. «Мир» еще согласен на Церковь-утешительницу, которая выслушивает сломленных житейскими невзгодами и врачует душевные раны, но не готов принять Церковь, вскрывающую социальные язвы, стыдящую мироправителей и вообще - всякое общество и человеческое несовершенство.
Стремление целого ряда наших политиков объединить православных Украины, используя социальные технологии XVI, XVII и даже начала XX веков, вызывают, как минимум, изумление (при безусловном осознании благородности замыслов). Религия как вызов неизбежному, как ответ на глубинные и вечные, проклятые вопросы человеческого бытия, бессмертна. Но она стремительно «приватизируется», покидает публичную сферу, чтобы закрепиться на территории людских душ.
Будущее православия - в решительном обновлении и очищении от случайных наслоений, в осознании, что оно - не порядок возжигания свечей, а тяжкий духовный труд.
Идентичность православия смещается по направлению к общности творческих мирян, для которых Литургия не завершается после литургии; она среди молодых христиан, работающих с умственно отсталыми, пораженными церебральным параличом, не ожидая не только вознаграждения, но и общественного ободрения; среди монахов и монахинь, помогающих неизлечимо больным, достойно встретить финал. Здесь много крови, много зловония, гноя и страданий, но именно здесь, а не среди блестящих митр и пышных облачений понимаешь, что христианство, по словам К.Льюиса, совсем не умирает от старости.