Исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося деятеля украинского движения на Дальнем Востоке Юрия Глушко- Мовы
Давно замечено, что наиболее выдающиеся люди своего времени обычно заканчивают жизнь в нищете и забвении. История жизни крупного деятеля украинского движения на Дальнем Востоке Юрия Глушко-Мовы, человека, в свое время находившегося на острие политической жизни Приамурья и Уссурийского края, премьер-министра дальневосточного украинского правительства, к сожалению, еще раз подтверждает этот печальный тезис.
Вот как описывает последние дни этого человека украинская писательница Евдокия Гуменная: «Голодна зима в Києві 1941 — 42 року... Глушко-Мова голодував, мінявся на очах. Через місяць чи два після першого нашого знайомства він уже подався, потім побрезк, був жовтий, опухлий... В безлюдді, ніким не підтриманий, хоч міг би ще багато чого зробити, жив останні свої дні. Сам він усе добре розумів, що на ньому ще лежить обов’язок подати спогади про свою діяльність і мав усі до цього дані, бо володів пером. Але нікому те не було потрібне!.. Ще через який місяць прийшла звістка: що Глушко-Мова помер. Це було напровесні 1942 року. Помер він не стільки від старости, як з голоду...»
Сегодня украинцы Дальнего Востока ставят вопрос о том, что пришло время почтить память этого выдающегося сына украинского народа, по крайней мере, надлежащим образом упорядочить его могилу на Лукьяновском кладбище в Киеве, вернуть из забвения его некогда известное и уважаемое имя.
Как жаль, что история украинских колоний на территории современной Российской Федерации так мало знакома широкой общественности! Огромные массы украиноязычного населения в начале ХХ века разбрасывала судьбина по широким просторам огромной империи. Кто знает, если бы история повернулась немного иначе, появились бы на политической карте мира украинские Кубань, Серый и Зеленый Клин — как появились англоязычные Соединенные Штаты Америки, Канада и Австралия, испаноязычные страны Южной и Центральной Америки?..
Одним из главных украинских анклавов на просторах империи был так называемый Зеленый Клин — украиноязычный юг русского Дальнего Востока, заселенный в поисках лучшей доли переселенцами с Украины в конце XIX — начале ХХ века. Украинец Юрий Косьмич Глушко, уроженец городка Новая Басань Козелецкого уезда Черниговской губернии, отпраздновав 4 апреля 1901 года свое 19-летие, устроился машинистом в «Доброфлот» — акционерную пароходную компанию, совершавшую прямые рейсы из Одессы во Владивосток и занимавшуюся перевозкой украинских переселенцев на Дальний Восток. В 1904—1907 гг. Глушко работал на только что построенной Китайско-Восточной железной дороге, по которой с 1901 г. тоже шел массовый поток украинских крестьян-переселенцев на Зеленый Клин. С 1907 г. работает чертежником и техником на строительстве Владивостокской крепости.
Уже в первом десятилетии нашего столетия в Зеленом Клину зарождаются первые ростки украинской общественной жизни: появляются театральные кружки, а за ними — так называемые Украинские общины и клубы. В феврале 1910 г. в Никольске-Уссурийском была предпринята попытка зарегистрировать устав украинского общества «Просвіта». Юрий Глушко активно работает в таких организациях, как владивостокская «Громада», в полулегальном Украинском кружке при местном Народном доме. В качестве актера и режиссера участвует в театральной жизни Владивостока, выступает организатором и активным участником шевченковских праздников. В начале Первой мировой войны Юрий Глушко отправляется на фронт и возвращается во Владивосток только лишь в 1918 г.
За время отсутствия Глушко в украинском движении многое изменилось. «Февральская революция 1917 г. стала для украинцев Российской империи настоящей национальной революцией, — пишет современный дальневосточный историк — украинец по происхождению В.Чорномаз. — Самым распространенным типом национальных украинских организаций на Дальнем Востоке стали громады, объединявшие самые широкие слои украинского населения независимо от социального, классового положения, образования или рода занятий... В этот же период развернулись украинизационные процессы и в армии. В частности, во владивостокском гарнизоне, где украинцы составляли до двух третей личного состава, в течение лета 1917 г. было сформировано 9 украинских рот». В июне 1917 г. в Никольске-Уссурийском был созван первый Украинский дальневосточный съезд, на котором было представлено более 20 украинских организаций Дальнего Востока. В телеграмме, отправленной Временному правительству, съезд требовал предоставить Зеленому Клину широкую национально-территориальную автономию.
В марте 1918 г. Юрия Глушко избирают председателем владивостокской «Просвіти». В апреле 1918 г. он председательствует на третьем Украинском дальневосточном съезде, в ходе которого было решено для координации деятельности местных украинских организаций создать десять окружных советов, представители которых участвовали бы в заседаниях общедальневосточного Краевого совета. Исполнительным органом Краевого совета становился его секретариат. Юрию Глушко было доверено возглавить Владивостокский окружной совет. А на четвертом Украинском дальневосточном съезде (июнь 1919 г.), который в условиях гражданской войны на Дальнем Востоке по сути представлял все украинское население Зеленого Клина, его избрали председателем Украинского секретариата.
Вот как незадолго до своей смерти рассказывал Юрий Глушко-Мова Евдокии Гуменной о своей работе на этой должности: «Вдосвіта встаєш, вдягаєш двірницького фартуха, береш мітлу й ідеш замітати вулицю та прибирати будинок і навколо. Приходить восьма година, — вже в повному блиску засідаєш в урядовому кабінеті, на високому посту прем’єра! Приходить час візитів до різних посольств — удягаєш фрак, циліндр, рукавички, сідаєш в екіпаж і їдеш до японського посольства. Отак доводилося одночасно бути й двірником, і прем’єром, і послом!» На должности руководителя Украинского секретариата Юрий Глушко находился до самого своего ареста большевиками в ноябре 1922 г.
На четвертом чрезвычайном Украинском дальневосточном съезде, проходившем во Владивостоке в октябре 1918 г., был выработан проект конституции украинства Дальнего Востока, принято постановление об организации украинского дальневосточного войска. Конституция была утверждена на сессии Краевого совета в мае 1919 г. Украинство Зеленого Клина стремилось занимать нейтральную позицию по отношению к русским политическим и военным силам, противостоявшим друг другу во время гражданской войны. Однако позиция украинцев не нашла соответствующего понимания. В июне 1919 г. Ю.Глушко-Мова был арестован колчаковскими властями за формирование украинских военных подразделений. В сентябре 1919 г. один из руководителей колчаковской контрразведки писал, что «Ю. Глушко-Мова... глубоко и фанатично предан идее самостийности Украины, а потому ясно, что, будучи освобожден из-под стражи и оставлен на свободе в Приамурском крае, он неминуемо возобновит здесь свою противоправительственную деятельность в указанном направлении, поддерживаемый имеющимися у него связями и знакомствами, а также пользуясь всем тем престижем, который он снискал себе среди местного украинского населения, как председатель Краевой рады». По фиктивному обвинению в пробольшевистской деятельности Юрий Глушко-Мова был приговорен к казни, позднее замененной тюремным заключением и ссылкой на Камчатку.
По ряду причин ссылка не состоялась, и Глушко-Мова продолжал содержаться во владивостокской тюрьме. Затем в связи со смертью сына он был отпущен на похороны и перешел на нелегальное положение до самого падения в Зеленом Клину колчаковского режима.
Повторно Юрий Глушко-Мова был арестован 5 ноября 1922 г. , спустя десять дней после того, как Владивосток был захвачен большевиками. «Одразу ж після введення більшовицьких частин до Владивостока, — пишет дальневосточный историк украинского происхождения О.Мамай, — ГПУ розпочало арешти місцевих політиків. Першими були заарештовані лідери Далекосхідної Ради і місцевих українських організацій, а не білі офіцери й російські чиновники. Але завдяки широкій популярності лідерів українського руху в Зеленому Клину більшовики побоялися їх розстріляти, як вони це робили з партизанами, що не збиралися складати зброї. Над ними було вирішено провести показовий суд у Читі, де радянська влада вже значно укріпилася».
Суд состоялся в январе 1924 г. Зал был битком набит читинскими украинцами, и советским судьям не удалось вынести подсудимым смертный приговор. «Фактичний матеріал, який мав бути доказом гріховности українських організацій супроти радянської влади, був дуже слабкий і акт оскарження, щось понад 40 сторінок друку, зраджував повну неграмотність його авторів у справі української історії, історії переселення, фактів і шляхів, якими проходила організація українців після революції, — вспоминает один из тогдашних подсудимых В.Кийович... — Під час процесу наша оборона і ми самі загнали (прокурора Стрижевского. — М.С.) своїми зізнаннями на ковзькі місця, доказали йому повний абсурд оскарження так, що він під час розправи зімлів і кінець суда (три дні) пройшов без оборони і без прокурора. Все ж таки головним моментом оскарження залишився сепаратизм і самостійність, аж поки спільними стараннями голови секретаріату Крайової ради Юрія Глушка-Мови і моїми і цей момент був розбитий... Та суд судом, а ГПУ зробило своє. О 12-й годині ночі 13 січня 1924 р. суд виніс вирок, яким Юрій Косьмич Глушко-Мова, голова секретаріату Далекосхідної української крайової ради, Петро Іванович Горовий, голова крайового кооператива «Чумак» і Василь Козак, діяч читинської Ради, — були засуджені до ув’язнення: Горового до 10 років, Мова і Козак — 3 роки (по другим данным — на 5 лет. — М.С.)! Але не за діяльність українських організацій, а за те, що одержали від отамана Семьонова якісь гроші, що мали служити доказом співпраці з білими...»
После освобождения из тюрьмы Ю. Глушко-Мова работал на строительстве дорог в Забайкалье и Таджикистане, а где-то в 1930 г. возвратился в Украину, где работал инженером в различных строительных организациях.
Каким образом Глушко-Мове удалось пережить репрессии конца 30-х годов — неизвестно. Есть предположение, что все это время он скрывался под чужим именем. Последнее свидетельство о выдающемся украинце дошло до нас из оккупированного гитлеровцами голодного Киева.
«До софіївської управи, — вспоминает Евдокия Гуменная, — прийшов Глушко-Мова, може, не стільки по допомогу, як просити роботи. Це був дуже високий, ставкий і стрункий старий сивий чоловік понад сімдесят років. Не був опущений, а навпаки вражав на тодішньому тлі своєю елегантністю, артистичністю. Випрасуваність, чистота, добірна увага до своєї зовнішности й навіть чорний метелик під шиєю. Риси обличчя дуже аристократичні і, на диво, не вдіяла нічого старість із його красою. Імпозантність його, промовистість та свіжість думки й оцінок відразу завойовували.
Знайомившись, він рекомендувався:
— Глушко-Мова, не Василь Мова, а Глушко-Мова.
З дальших розмов відразу відчувалося, що людина ця була в центрі культурного життя до радянського періоду. Згадував він видатних діячів, як своїх особистих знайомих. Але після діяльності на Зеленому Клину та дальших подій, про які все ж неохоче згадував, проживав у Києві, здається, не під своїм прізвищем. «Доводилося усе життя ховатися, маскуватися під обивателя, щоб ніхто не догадувався, хто я такий», — пам’ятаю цю його фразу. Пригадую також, говорив, що з великим ризиком переховує важливі акти й документи, які вдалось йому зберегти. Але не було кому до цієї справи прилучитися, сам він не дуже кому й довіряв, час був дуже холодний, голодний, було «не до того». Сам він виглядав ще настільки бадьоро, що не було й мови про його близький кінець. Крім того, невідомо було, де певне місце, а де швидше можна загинути...
Дивлячись на нього, коли й нині його життя не зломило, не перетворило на безликого київського обивателя, уявляєш, який він був колись. Але закінчував часом свої розмови такими словами: «Ну, вгостіть обідом!», це означало, що просив 3 карбованці на водичку з помиями, які можна було тоді дістати в їдальні».
В 1942 г. от физического и морального истощения, сломанный многолетней полуподпольной жизнью и бременем оккупационного режима, Юрий Глушко-Мова умер.