Соловецкая казарма-кухня |
«Не ударьте женщину даже цветком!» — умолял в пьесе «Народный Малахий» один из героев Мыколы Кулиша.
Гражданская война бросила женщин в жестокую политическую игру. Выяснилось, что равенство — это равенство не только перед смертью, оно касается и права быть в лагерях и тюрьмах.
В 1927 году драматург еще не совсем представлял себе, что происходит с женщиной, когда она попадает в тиски тюрем и концлагерей. На Соловках женщины переносили неподъемные сырые «кирпичики» и крутили «веревочки» в канатной мастерской. Женщины работали в больницах, на кухне, шили белье, ухаживали за детьми чекистов, учили жен чекистов красивым манерам. Вся грубая лексика великого русского языка выливалась на женщину, унижая ее. За плохо выполненную работу их ждало наказание — ссылка на остров Зайчики, где был женский изолятор.
Очень быстро женщины поняли, что прямая борьба с обстоятельствами невозможна. Хотя случалось и непредвиденное. Молодая жена расстрелянного поэта Ярославского бросила камень в начальника лагеря, и он ее застрелил. Осталась единственная для женщины форма самозащиты — не теряя человеческого достоинства, последовательно и упрямо исполнять свои обязанности по отношению к миру и людям.
В лагере на Соловках оказалась и красавица-философ Юлия Данзас, и «леди» Высоцкая из семьи богатых купцов, и уже немолодая баронесса Гольдгойер, и немало других.
Достойно вынесла соловецкие пытки женщина преклонного возраста, баронесса, родственница министра императорского двора Наталия Фредерикс. В годы войны она работала медицинской сестрой в госпитале. Когда баронессу арестовали, ей было почти 60 лет.
В книге писателя Ширяева «Неугасимая лампада» есть воспоминания о ней. В женской казарме Наталия Фредерикс не забывала о своем благородном воспитании. Вечером тщательно чистила одежду, мылась холодной водой, перед сном молилась и тихо ложилась на узкий топчан. Женщин постепенно покорила эта спокойная, уравновешенная натура, и Наталию даже сделали уборщицей в казарме — она могла больше не таскать «кирпичики», что давало шанс выжить. Но все пошло по-иному. В лагере вспыхнула эпидемия тифа. Больные без сознания лежали в бараке на полу. Из-за дикой антисанитарии все были обречены на смерть. Начальник больницы пришел к женщинам с просьбой идти в санитарки. Поднялась только одна баронесса. Потом к ней присоединилось еще несколько женщин — среди них артистка соловецкого театра, бывшая проститутка Сонька-Глазок. Обе, баронесса и проститутка, ухаживали за больными, а потом заболели сами, легли рядом на грязный пол и уже не поднялись.
Среди тех, кто тоже сочувствовал больным, была и Владимира Антоновна Крушельницкая. Крушельницкие были известны и уважаемы в Галичине. После переезда в Харьков в 1934 году вся семья Крушельницких подверглась репрессиям, а Владимира вместе с отцом оказалась на Соловках. Владимира, получившая специальность дерматолога в Вене, начала работать в больнице. О сдержанной Крушельницкой пишут в воспоминаниях те немногие узники, которым посчастливилось дожить до лучших времен. Вспоминает ее и Юрий Чирков, попавший на Соловки 15-летним пареньком. Только благодаря заботам Крушельницкой он поднялся на ноги, выжил.
«Не ударьте женщину даже цветком...»