Повіджте вуйку,
ци не задарь
Колись була Москва
спалена,
А пак французом
зухаблена.
Вас не забуде Руська зимля,
Як билисьте
французкой плимня
Прославилисьте
руськой имня
Коло Бородіна...
Павел Чучка, «Бородино» г. Ужгород
Может, кому-то и слышится что-то смешное в фамилии Павла Чучки, однако хозяина этнокорчмы «Деца у нотаря» это нисколько не волнует. На пресс-конференции после организованного им фестиваля «Закарпатский словоблуд-2004» он объяснил, что Чучка — это никакой не Чукча, а, если верить венгерскому языку, — кочан, огрызок, ботва... Со временем в несколько нервных интонациях лауреат конкурса политической сатиры «Золотое копыто-2003». рассказал о наездах налоговиков. Дальше что-то о партизанском отряде из двух украинцев, который после присоединения третьего превращается в партизанский отряд с предателем. Анекдот удобно лег между мытарями и санитаро-водолазами с полномочиями все тех же мытарей любой ценой прикрыть националистическую «лавочку». Позже, когда нервишки у хозяина перестали шалить, я задала свой первый вопрос.
— Откуда «пошел есть» этот ресторан?
— По принципу: не так, как у людей. Чтобы выделиться и конкурировать, нужно обладать или сверхмощными инвестициями, или иметь чуть больше ума в голове. Вот я пошел и «врезался» в тему этнографического ресторана. Это тогда, когда все шли путем «евростиля». Никель, пластик, вакуумы, прочий модерный материал. Называли их соответственно: Арчибальд, Голливуд, Манхэттен, Карма... Эти вещи тут без корня. Нужно было показать что-то свое. Немец в Закарпатье желает видеть Закарпатье. Свое ему дома надоело.
— Скорее, третьесортная Германия под Мукачевом... Ну а начинали вы в каком году?
— Первого февраля ресторану стукнет десять.
— То было время, переполненное всякого рода рэкетменами. Как ты со всем этим разобрался?
— Я коренной ужгородец, но десять лет жил, работал в Киеве в Академии наук, и когда вернулся, то эта шваль, от шпаны поднявшаяся до бизнесменов, меня как-то миновала. Мягко говоря, мы просто не «познакомились». В те годы, когда я начал заниматься этим этнографическим объектом, мои ровесники-приятели потихоньку готовились к пенсии. Кто в милиции, кто в прокуратуре. Такова была их жизненная линия. У нас же создалась эдакая клубная защита ужгородских людей, обошедших грязь той эпохи. Да и деньги тут крутились небольшие. Я был кандидатом филологических наук. Литература меня интересовала больше, чем имущественные, денежные и товарные отношения. Теперь, когда я вышел на большую славу, те, кто обладает умом, видят, что денег от этого у меня стало только меньше.
— Кто у тебя расслаблялся из таких людей, которых знает мир?
— Самым резонансным было посещение Карлоса Паскуаля. Оставил после себя интересную запись на английском языке о том, как ему тут релаксировалось.
— Говорят, что и Кучма здесь бывал...
— Лично не был, может, не успел... Но службы, сопровождающие президентские вояжи, тут бывали. Один отметился тем, что не рассчитался. Обманул даже людей, которые с ним были. Сказал, что все уладил с хозяином. Григорьевич его отчество, а зовут, наверное, свинья.
— Ну а вы его соответственно прикончили. Недаром же на «децевском» кладбище появилась эпитафия: «Сбежал не рассчитавшись, умер от стыда»? Но хватит о свиномордых... Художники, писатели... Является ли твой ресторан эдакой художественной точкой, перекрестком?
— Это место является своего рода клубом. Я даже табличку заготовил. «Вход желателен только для гомо сапиенс». Людям без головы тут делать нечего. Самым большим своим достижением считаю наполнять не так желудки, как головы людям. Те, кто не был на Закарпатье, за полчаса могут создать себе образ края, ощутить прикосновением дух этой Украины. Как звучит язык, как выглядит наш быт — начиная от вещей домашнего употребления и завершая архитектурными формами. И главное: люди, мысли, творчество. Имеется здесь журналистский клуб «Нетайная вечеря». Собрание 20—25 закарпатских журналистов, одной задницей на двух стульях еще не сидевших. Это наш резерв на будущее. Кадровый. Идеологический. Патриотический.
— Подобный проект предусматривает различные формы разрастания. Печатный орган, сайт... Что-то подобное задумывалось?
— Все происходит на этой площадке, в «Деці у нотаря». Ею ограничивается мой бизнесовый и жизненный интерес. Никаких филиалов, расширений... Ничего такого не будет. На все это не хватит жизни. Думаю, что богат не тот, кто имеет, а тот, кому хватает. Своего «хватания» я уже достиг. Я не прячусь по углам и не считаю деньги с утра до вечера, я считаю людей, с которыми встретился, породил какую-то новую идею, что-то новое подсказал им или они поддержали мою мысль.
— Твой ресторан — прежде всего ресторан-концепция, а, как по мне, это еще и некая модель Украины у себя во дворе?
— Я леплю облик Закарпатья. Не вчерашний, а модерный, европейский. Это сказал обо мне Петр Скунц, известный поэт, лауреат Шевченковской премии. Более того, он заметил, что въезд в Украину начинается не от ворот ужгородской таможни, а с другого конца, ближе на восток, — от «Деці у нотаря». Ворота эти всегда были и будут открыты, если не опечатают, ведь уже четыре дня тут бродят налоговики, санитары, пожарные... Я жду, когда придут авиаторы, водолазы, прочие защитники насекомых и земноводных... Такая традиция. Кому-то закрывают ресторан, а кому-то — и рот...
— В отеле меня удивила местная телепрограмма. На сто процентов построенная на рекламе налоговиков и той политической силы, которая за этим стоит...
— Это тоталитарная реклама. Это то же, что и проводить военные парады и пугать людей так называемой силой. Деньги ваши идут на нас, но вы должны нас за это любить, ведь если мы вас не защитим, то выпустим из вас кишки. Это одно и то же. Люди должны бояться.
— Как бы то ни было, а ты человек преуспевающий. На фоне общего украинского непреуспевания тебе не слишком одиноко?
— Успех — вещь относительная. Тут кто как посмотрит. У меня нет даже своей собственности. Парадокс... Помещение арендую. Земля не выкуплена. Нет ни денег, ни времени этим заниматься. Родители на меня смотрят как на чудика. А формула успеха... на то она и формула. В ресторанном бизнесе я преуспеваю, в филологии — отец.
— Говорят — физики и лирики. К физикам принадлежат бизнесмены, к лирикам — поэты, художники... С тобой мы получили счастливое сочетание. Это нормально или тут имеется какой-то парадокс?
— Есть середина, она называется психология. Если ты психолог в жизни, то будешь и хорошим бизнесменом, и неплохим лириком. А если живешь по принципу «человек человеку — колода», то успеха не будет ни там, ни там. Я контактирую с людьми и обогащаюсь во взаимодействии. Правда, в семье обо мне думают, что я пошел совсем не туда, куда следует.
— Слоганы, которых так много в твоем ресторане, ты сам придумываешь?
— Все слова и картины из моей головы. На холст или картон их бросает нанятый художник. Нет времени возиться с красками.
— В чем, так сказать, заключается идея твоего фестиваля «Закарпатский словоблуд-2004»?
— Хотелось увидеть то, чего уже нет. Не слышно по радио, не видно в печатном варианте, на телевидении. Я имею в виду украинскую сатиру и смех. Когда украинец смеется — над чем он смеется? Гражданин этого государства смеется нечасто, а когда смеется — то организованно, по заказу, как правило, в московских студиях или в киевской или одесской лаборатории. Это искусственно созданная ситуация. Патент на смех еще никогда никому не выдавали. Украина обладает значительно более широкой смеховой географией. Что же касается принципов — он один: избегать галушково-шароварного стиля. В идеале я хотел бы, чтобы люди смеялись не так животом, как головой. Пьяный кум, самогон, шаровары, гречка — это наш профильный юмор еще с феодального периода. Так пусть бы оставался он в музее памяти. Нам нужна перспектива.
— Сколько на фестивале было настоящей аутентики? И как ты отличаешь аутентику от пластмассы?
— Пока пиво не начало работать вместо ума, у людей был страх, оцепенение. Они боялись, что тут на куски разнесут Кучму, власть... Из-за того не вошли во вкус от изначально очень красивых, ярких выступлений. Был интеллектуал Дочинец Мирослав, читавший миниатюры. Практически он прошел незамеченным. Люди, потея, страдая, ждали магическое слово «рыжий». Из-за страха они не прочувствовали вкуса. На самом деле все прошло так, что можно было в прямом эфире без купюр показывать.
— Наполеон говаривал: нужно ввязаться в драку, а там увидим. В драку ты ввязался. Что дальше... Будет следующий фестиваль?
— Будет обязательно. Главное — правильно выбранное оружие. Все тот же Наполеон в свое время отогнал от себя одного шизофреника, убеждавшего его, что Англию нужно атаковать кавалерией. Мы, кажется, не наступаем на море лошадьми. Нужно разделить два больших смешавшихся сегодня потока. Я имею в виду старостовско-свадебно-обрядовое направление. Его обязательно нужно вычленить, дать ему формат отдельного праздника.
— Мне кажется, что в показанных вариантах обряда как раз и есть значительный процент совковой пластмассы. То, о чем я тебя спрашивала и не получила ответа...
— Несмотря ни на что, эти несколько совковых, но методически хорошо организованных старост являются рейтинговыми. И ничего тут не поделаешь. Разве что нужно было отравить их сегодня тут, в ресторане. Мне более интересны (но этого мы никогда не увидим на сцене, какой бы фестиваль ни делали) свадебные тосты простых мужиков. Невелеречивые, часто простоватые, но в такой форме вылепленные, что кайфуешь. По сравнению с ними остальные — бронза, шаблон. Тут мы видели людей, готовившихся к сцене. Не думаю, что в жизни они такие же «паркетные» и искусственные. На настоящей свадьбе их перебивают, комментируют, могут врезать бокалом, если не в ту сторону повернет. Он там ведет себя адекватно к конкретной невесте, к конкретным родителям, к конкретному своему заработку.
— Прошу прощения, но из меня полез вдруг совет — следующий фестиваль сделать со скрытой камерой, что ли...
— Если подобный фильм построить на контроверсии, может получиться очень неплохо. Скажем, несколькими камерами собирать эти мини-планерки по углам, где матами и перематами народ спорит, отдаются команды, вносятся изменения, ставятся на место люди, потом улыбки тех же людей, плавность на сцене. Или я беру за горло одного из ведущих и говорю, что он идиот и что идиот его отец и дед, и дети его точно будут эмбицилами, а потом в другом кадре я улыбаюсь, а он уже хорошо себя ведет... Собственно, фильм этот нужно было бы порвать на куски, а тогда уже что-то из этого лепить...
— Ближе к завершению кое-что в миниатюрной форме о себе...
— Родители — закарпатцы. Мама — из-под Мукачево, отец — из-под Ужгорода. Филологическое образование у меня в отца. Мама — химик. Отец стал профессором филологии. Может, из-за того, что на вступительных экзаменах в мединститут схлопотал двойку по химии. Пришлось документы перебросить на филфак. Так я оказался в семье филолога. Прокрутившись в Академии наук в Киеве, написал диссертацию. Теперь она мне не нужна. Сейчас подобное можно купить на базаре, там, где мясо берем. Но мне понадобились контакты, знание литературы и психологии. Ныне, владея рестораном, я его расцениваю в качестве лазарета. Место, где лечат искореженные души. Люди, жаждущие культуры, отдыха, общения. У Сократа для этого был оливковый сад. Ходили там люди под оливами, прятались от солнца, разговаривали, а потом расходились, потом снова сходились. Эдакая оливковая «деца».
— Что-то вроде Платоновой мечты об идеальном...
— А ведь и в самом деле, тут что-то есть. Платон думал о структуре государства. Элита, рабы, охрана. В зависимости от того, насколько она эффективна, охранники списываются в рабы или же поднимаются до элиты. Но как быть с той частью, которая формально не является элитой и не желает ходить с ножом, кастетом, дубиной и быть «правопохоронным» органом? Многие люди в обществе являются интеллектуально свободными президентами Вселенной. Это потому, что та часть головы у них развита выше среднего. Их во главе государства можно ставить без выборов. Этим людям где-то нужно встречаться, обмениваться книгами, мнениями, творческими планами, встречаться на международном уровне. Тут Платон мне вправду помог.