«Лунный двигатель» «блока Е», созданный в Днепропетровске, прошел успешные испытания в космосе |
«Дно Спокойствия здесь. Орел приземлился». Такая шифровка 20 июля 1969 года в 20 часов 18 минут по Гринвичу полетела по радиоволнам на Землю. Если бы шифрограмму поймал какой-нибудь радиолюбитель, из тех, кто постоянно шарит в эфире, он ровным счетом ничегошеньки б не понял. Те же, для чьих ушей она предназначалась, мгновенно оценили все. Свершилось!
В невероятно далеких глубинах космоса, преодолев с космодрома имени Кеннеди во Флориде 384 тыс. километров межзвездной пустыни, лунный модуль «Орел» экспедиции «Аполлон-11» совершил мягкую посадку на Луну в районе Моря Спокойствия.
Шифровку послал по радио американский астронавт Нил Армстронг, первым из землян ступивший на Луну. Через 20 минут к первопроходцу присоединится второй астронавт — Эдвин Олдрин.
Третий же из экипажа, Майкл Коллинз, оставался в ста километрах — на окололунной орбите. Напряженно ждал в командном корабле-модуле их возвращения из рискованнейшей экспедиции в неведомое.
Большая ложь большой политики
Мир с восторгом вглядывался в показанную на телевизионных экранах в фантастическую еще вчера картинку — рубчатые человеческие следы на лунной пыли. Мировая сенсация в мгновение ока облетела земной шар. На все лады газеты стали повторять слова Нила Армстронга, столь же исторические, как гагаринское «Поехали!»:
— Один шаг мужчины — и гигантский скачок для человечества!
Это было сказано в момент, когда с нижней, девятой ступеньки трапика Армстронг шагнул на лунную поверхность, чтобы провести там 21 час 36 минут.
Национальных героев, экипаж «Аполлона-11», в Америке будут встречать, как когда-то в Москве папанинцев или челюскинцев, — тысячными толпами на улицах, снегом листовок с небоскребов. Еще бы, 24 миллиарда долларов налогоплательщиков вбуханы не напрасно! Выполнена провозглашенная еще Джоном Кеннеди грандиозная цель: Америка вернет себе лидерство в космосе, первой высадившись на Луну.
А в Советском Союзе пилюлю проглотили с трудом. Ведь соревнование в космосе давно уже стало предметом большой политики. В Москве привыкли хвастаться, что слово «спутник» в мировом лексиконе — наше, и Гагарин — наш, и первая женщина-космонавт, и первый выход в открытый космос — все наше. И вдруг — американцы обставляют по всем статьям.
Ко всему прочему, доктор Джордж Лоу после первого полета на Луну (а там за четыре года побывает 12 американских астронавтов) признается в журнале «Лайф»: идею полета, а заодно и «улиточную трассу» НАСА заимствовало из неприметной книжицы Юрия Кондратюка, обнаруженной в библиотеке конгресса США. Чем сэкономлена еще куча миллиардов долларов. Это было уже слишком: Кондратюк — наш земляк, гениальный полтавчанин, первым в мировой науке предложил так называемый метод встречи на орбите. В связи с чем у программы «Аполлон» будет и другое, почти поэтическое название — «Лунер орбит рандеву».
Это переполнит чашу терпения. СССР сквозь зубы признается: не больно уж и хотелось на эту самую Луну. Вы, мол, себе как хотите, а мы будем продолжать изучать извечную спутницу Земли автоматическими аппаратами — лунниками, зондами, луноходами.
Это была хорошая мина при плохой игре. А еще точнее — откровенная ложь на государственном уровне. Ибо уже пять лет, с 1964 года, в Советском Союзе в глубокой тайне от соперника осуществлялась своя программа покорения человеком Луны.
Семь букв алфавита прикрывают тайну
Теперь об этом страшном государственном секрете можно уже рассказать.
Десантировать советского человека, строителя коммунизма, на Луну Кремль повелел, как водилось, к празднику.
Что ж, плановая система есть плановая система. И в тогдашней шутке физиков о решении парткома «Откроем новую элементарную частицу еще в текущем квартале» — изрядная толика правды. Вот и в нашем случае то, чего человечество не достигало еще никогда за уйму веков своего развития, приказано было осуществить в первой половине юбилейного 1967 года. И ни часом позже.
А, Б, В, Г, Д, Е, И — в такой шифровке чувствовалась рука Королёва. Сергей Павлович обожал в секретных делах наводить тень на плетень не цифрами либо каким-то иным способом, а буквами алфавита.
С.Королёва со времен первого спутника и до некролога широкая публика знала лишь по сообщениям ТАСС как Главного Конструктора, безымянного и загадочного. Кремль совсекретным постановлением от 3 августа 1964 г. и поручил ему возглавить лунный проект. А семью буквами в нем обозначили ракетные блоки.
А, Б и В — это ракетоноситель тяжелого класса Н-1. Цель дальней экспедиции определяла небывалые параметры космического гиганта: длина 70 метров, способность зашвырнуть на орбиту 90 тонн полезного груза. Но это еще не все. Как и в алфавите, так и здесь за «В» следовала буква «Г» и так далее. Это к 70 метрам ракеты пристыковывался 30-метровый лунный комплекс. Последовательно соединенные четыре блока и должны были обеспечить полет к Луне, посадку там и возвращение космонавтов на Землю.
У каждого из блоков была и своя функция. Ракета Н-1 (три ступени) должна вынести весь лунный комплекс на опорную околоземную орбиту высотой примерно в две сотни километров, на ту самую гагаринскую, где один оборот вокруг Земли совершается за 90 минут. Далее мощный двигатель «блока Г» должен будет сообщить конструкции так называемую скорость отрыва. Это словно одноразовый шприц для могучей взбадривающей инъекции: одноразовым запуском двигатель обеспечит 40 тысяч километров в час, и больше не нужен. При таком разгоне невероятная сила сорвет с орбиты следующие три блока, и они, ложась на траекторию полета к Луне, унесутся в глубины космоса.
А вот на «блоке Д» двигатель, наоборот, — многоразового включения. Ибо призван обеспечить маневры в полете, коррекцию траектории, нацеленной на Луну, а затем при подлете затормозить лунный комплекс и перевести космических путешественников на орбиту вокруг Луны.
Буквицу «Е» Королёв присвоил самой ответственной и самой тяжелой (в заправленном топливом виде) части лунного комплекса. Это был корабль с одним космонавтом на борту. «Блоку Е» и надлежало прилуниться, а выполнив задачу, стартовать назад, на окололунную орбиту. Там лунного первопроходца в «блоке И», то есть в орбитальном корабле, если обойтись без секретных экивоков, будет ожидать второй участник экспедиции. Чтобы вместе отправиться в далекий путь назад, на родную землю.
Так в самом общем виде выглядел проект века, где недавно родившаяся космонавтика замахивалась на небывалое.
Бросается в глаза, что и в советском проекте использовалась схема достижения Луны, придуманная Юрием Кондратюком. Только американцы этого не скрывали, а здесь Кондратюк не упоминался. Впрочем, в связи с сугубой секретностью проекта и признаваться было не перед кем. Хотя приоритет Кондратюка-Шаргея каким-то способом зафиксировать не мешало бы.
Сроку Кремль отпускал всего ничего — три года. И вскоре Королёв придет к неутешительному выводу: как бы он ни был неукротим в работе, в одиночку в такие сроки ему не управиться. А на пролонгацию сроков рассчитывать не приходится. Поскольку высадкой советского гражданина на Луну Кремль возжелал отметить 50-летие советской власти.
Два медведя в одной берлоге
Как этого не хотелось самолюбивому, с непомерной гордыней Королёву, он вынужден будет скрепя сердце отправиться на поклон к Михаилу Кузьмичу Янгелю. К этому времени тот стал законодателем ракетных мод в военной отрасли и создал в Днепропетровске свое мощное и динамичное ОКБ.
Это только казалось, когда нам всё рапортовали и рапортовали о звонких победах, что все эти засекреченные созидатели ракет дружно, в единении шагают на штурм космоса. На самом же деле между главными конструкторами, чьи фамилии не назывались в газетах при жизни, отнюдь не все было, мягко говоря, безоблачно. Королёв не жаловал Янгеля, Янгель — Королёва, Челомей — и того, и другого. А тех двоих, непримиримых по отношению друг к другу оппонентов, дважды золотозвездных, с одинаковыми званиями академиков, объединяло разве что одно — неприятие Челомея, которого они считали выскочкой и интриганом, правдами и неправдами добившегося тоже звания академика и дважды Героя. Тот вообще пытался подмять под себя все советское ракетостроение, вовсю пользуясь тем счастливым моментом, что в его фирму попал после института сын самого Хрущёва Сергей. Несмотря на инженерную молодость руководящего дитяти, Челомей быстренько сделает его своим замом. В общем, соперничество, борьба, жесткая, бескомпромиссная конкуренция.
Так уж случилось, что пути Королёва, уже признанного лидера советского ракетостроения, и Янгеля пересеклись с первого же дня прихода Михаила Кузьмича в новое для него, крайне перспективное и захватывающее ракетное дело. Как конструктор Янгель, окончивший МАИ, сложился в авиации — в КБ знаменитых Поликарпова, Мясищева и Микояна. А после окончания второго образования, в Академии авиационной промышленности, неожиданно получил назначение в закрытый НИИ-88 министерства вооружений. Так шифровался головной институт в подмосковных Подлипках, где тайно занимались новой отраслью — ракетами.
На работу Янгель был принят на должность начальника отдела приборов систем управления в ОКБ-1 Королёва, входящем в структуру института. Произошло это в 1950 году, а точнее — 12 апреля. (При желании можно узреть в дате некую символичность, ведь 12 апреля — будущий День космонавтики.)
До него отделом руководил опытный специалист Борис Евсеевич Черток, в будущем один из многолетних замов Королёва. У него было не все в порядке, как тогда говорили, с пятым пунктом. А разгоралась борьба с так называемым космополитизмом, и дабы сохранить от гонений нужного специалиста не той национальности, Чертока спрятали за спину Янгеля.
В общем, с первых шагов в ракетном деле Янгель оказался под волевым началом Королёва. А спустя год с небольшим по приказу министра оборонной промышленности Устинова Янгеля и вовсе сделают заместителем Сергея Павловича.
И вдруг еще менее чем через год они меняются ролями. Янгеля назначат директором НИИ-88. А это значит, что теперь главный конструктор ОКБ-1 в его, директора Янгеля, подчинении…
Этого властный, всегда и везде стремящийся быть первым Королёв пережить не мог.
О взаимоотношениях Янгеля и Королёва той поры живущий в Москве ветеран ракетно-космической техники Б.Черток (ему за 90) свидетельствует так:
— К сожалению, они не выдержали испытания на мирное, дружественное идеологическое и практическое взаимодействие. Оба они поощряли деловые контакты своих заместителей и сотрудников, но друг с другом встречались только на совещаниях в министерстве по вызову или в других высоких инстанциях. Наша ракетно-космическая техника могла бы, вероятно, получить еще большее развитие, если бы эти два руководителя объединили усилия, а не противоборствовали.
Обострение дошло до того, вспоминает Черток, что они старались не встречаться и не разговаривать друг с другом:
— Королёв использовал меня, Мишина и других своих заместителей как посредников по связям с новым директором. Ну а Янгеля раздражали властолюбие, честолюбие и нелегкий характер Королёва.
На директорском посту Янгель начнет действовать энергично, со свойственным ему размахом и хваткой, что сразу же станет сказываться на работе ведущего института ракетной отрасли, а позже, в Днепропетровске, разовьется в целую науку руководства, которую назовут уважительно «школа Янгеля». Но здесь, в Подлипках, в директорском кресле он надолго не задержится — кругом-бегом всего полтора года, да и то без двух недель. В возникшем вследствие подковёрной борьбы министерском приказе о назначении Янгеля главным инженером того же НИИ-88 сделана неуклюжая попытка позолотить пилюлю: «В целях укрепления технического руководства». Ведь фактически этим «укреплением» прикрывалось ничем не заслуженное понижение. Мудрецы где-то наверху, в цековских и министерских кабинетах, решили: пора прекращать корриду. Иными словами, подыскать другого директора, который не действовал бы на Главного Конструктора, как красная тряпка на быка. Но и королёвские выверты, видимо, наверху поднадоели. Пора заодно кончать и с его монополией. Так и был задуман в промышленном городе на Днепре второй в стране ракетно-космический центр.
Летом 1954 года Янгель с семьей проводил отпуск в излюбленных местах — на озере Селигер. Вдруг на пороге нарочный из Москвы. Привез срочный вызов в Белокаменную.
Вернулся Михаил Кузьмич только через два дня.
— ЦК отсылает меня в Днепропетровск, — сообщил он жене.
— Зачем?
— Считай, командировка.
— Надолго?
— Года на два, на три.
Знал бы он, что командировка продлится всю оставшуюся жизнь…
В Днепропетровск Янгеля посылали возглавить новое ОКБ. Двум, как говорится, медведям в одной берлоге НИИ тесно.
Ну а что касается противоречий, которые Б.Черток назвал идеологическими, это была отнюдь не разная трактовка каких-то постулатов марксистско-ленинской идеологии. Я давно подметил, что многие ракетчики, с которыми мне приходилось встречаться в разных городах, обожают выражение «идеология ракеты».
Так вот, в этой идеологии оба выдающихся конструктора скоро проявят свою приверженность к совершенно разным, чтобы не сказать противоположным, направлениям в развитии ракетной техники.
Все свои ракеты, начиная с первой, Р-1, которая была нечем иным, как точной копией немецкой ФАУ-2, Королёв конструировал на жидком кислороде и керосине. Для ракет боевого назначения топливо это было не из лучших: кислород постоянно давал утечку, ракета нуждалась в беспрерывных подпитках, и для этой цели возле стартовой площадки приходилось строить целый кислородный завод. К тому же управлялась ракета в полете по радио. А все эти наземные антенны были не то что не рассчитаны на условия атомной войны, их и во время обычного боя можно было просто расстрелять из пулемета.
Янгель же исповедовал другую веру: молодое днепропетровское ОКБ ракеты начало делать на высококипящих компонентах топлива, чем сразу же смогло увеличить вдвое дальность сравнительно с ракетами Королёва. А также с автономной, бортовой системой управления, резко повышавшей точность стрельбы.
О победе направления в боевом ракетостроении, которое прозорливо избрал для себя Янгель, красноречиво свидетельствует такой важнейший показатель, как сроки боеготовности. Королёвские ракеты на жидком кислороде обходились без подпитки всего 20 минут. Подпитка удлиняла боеготовность до пяти часов.
Ну а у Янгеля? Уже в первом поколении его ракеты (а это Р-12, Р-14 и Р-16) стали способны на три месяца боевого дежурства. Позже, отвечая за конструкторскими кульманами на все более жесткие требования к ракетно-ядерному щиту, Днепропетровск поведет счет уже на годы. Пять лет… десять… А рекорд рекордов — это Р-36 2М. Продежурив в шахте целых 22 года, она сохранила все бойцовские качества, будто бы только вчера сошла с конвейера Южмаша.
Королёв очень ревниво следил за новым ОКБ. На 22 июня 1957 года на полигоне в Капустином Яру (на языке ракетчиков просто «Капяр») готовился пуск первой ракеты ОКБ Янгеля Р-12, сконструированной на иных принципах. Королёв не выдержал: что же там такого наконструировали соперники? И под предлогом запуска своей геофизической ракеты с «Капяра» прилетел из Тюратама. Там, на будущем космодроме Байконур, у него две подряд неудачи с пусками новой межконтинентальной Р-7. Кстати, в секретных документах эта точка именовалась тогда как войсковая часть 11284 или полигон № 5 Минобороны. Название «космодром Байконур» возникло, когда ТАСС готовился устами Левитана сообщить миру, откуда был запущен в космос Юрий Гагарин. Настоящий же Байконур действительно существует, но в 400 километрах отсюда и северо-восточнее. Путать вражеские разведки, так путать…
— Это что за карандаш? — воскликнул Королёв, завидев издалека на стартовом столе заостренную и необычно малого диаметра ракету. — Да она же сломается, не успев взлететь!
Не сломалась. Успех к Янгелю пришел с первой же попытки.
— Первый пуск еще не пуск… — процедил сквозь зубы Королёв.
Легендарный ракетный гигант в Днепропетровске Южмаш, где, как хвастался Хрущёв с трибун, «ракеты делают, словно сосиски», в свое время создавался по распоряжению правительства как серийный завод под ракеты Р-1 и Р-2. Теперь же эти ракеты Королёва здесь снимут с производства и вместо них поставят ракету Янгеля. А на базе днепропетровской Р-12, той самой, что просто обязана была сломаться, как остро очищенный карандаш, в Вооруженных Силах СССР создадут новый род войск — Ракетные войска стратегического назначения.
Так что и здесь, как в Подлипках, у Королёва особых причин для любви к Янгелю, согласитесь, оказалось с гулькин нос.
К Янгелю на поклон
Для первых трех блоков А, Б и В, т.е. самой ракеты Н-1, Королёв изберет привычный для него кислородно-керосиновый вариант.
В своей книге о Королёве Я.Голованов описывает его резкое неприятие ракетного топлива, которое выбрал для своих ракет Янгель. Во времена лунной эпопеи Н-1 это приведет к стычке с академиком Глушко, главным конструктором ракетных двигателей:
«…Когда В.Глушко в ультимативном тоне заявил, что новой ракете нужны двигатели только на высококипящих компонентах, разразился большой скандал.
— Но ведь это не ракета, а пороховая бочка! — кричал Королёв.
— Всякая ракета — пороховая бочка! — парировал Глушко.
— Нет. Не всякая! Эта гадость самовоспламеняется!
— Работай грамотно, и она не будет самовоспламеняться!
— Да причем тут грамота? И азотный тетраксид, и гептил — это яды! Если ракета с полными баками этой дряни свалится на землю, на многие километры вокруг не останется ничего живого, ты это понимаешь?
— Я понимаю, что идеальным был бы двигатель на водяном пару! Мы бы орошали Кызылкумы! Ты хочешь летать в космос и остаться чистеньким?!
— Да! Пока я жив, человек не сядет на ядовитую ракету! Ты становишься на моем жизненном пути! Ты это понимаешь?!
— Существуют еще интересы государства, которые не позволяют мне…
— Не хочешь — не делай! Обойдусь без тебя!»
Резко, ничего не скажешь. Королёв вообще был человеком крутых решений. В начале работы над лунным проектом возник спор: какая же поверхность у Луны — мягкая, твердая?
— Под какую прикажете проектировать?
— Твердая! — убежденно воскликнул Королёв.
— Но наука этого, Сергей Павлович, еще толком не знает. Может, вообще еще какая-нибудь?
Главный Конструктор порывисто схватил чертеж и крупно начертал на нем:
«Твердая! Королёв».
Но вот у блоков Е и И, посадочного и орбитального, была своя особенность. Им предстоит функционировать в космическом пространстве довольно долго. И посему, стиснув зубы, Королёв вынужден будет согласиться здесь на горючее, на которое только что обрушивался со всей свойственной ему резкостью и темпераментом. Тут уж не до жиру, быть бы живу. Разведка доносила: американцы над своим лунным проектом работают вовсю. В общем, опять кто кого. А если раньше «кого» успеют они, Штаты, то из советского проекта автоматически выходит пшик…
Короче говоря, в проекты Е и И было высочайше дозволено заложить ненавистные высококипящие компоненты — азотный тетраксид в качестве окислителя и несимметричный диметилгидразин в качестве горючего. А у кого, спрашивается, самый большой опыт проектирования на таком топливе? То-то. Хочешь не хочешь, а нужно ехать на поклон к Янгелю.
А дело это не такое простое, как кажется, даже ежели смирить гордыню. Как отнесется к идее дражайший Михаил Кузьмич? Ведь ему предлагается стать в первой лунной экспедиции не центровой фигурой (она уже определена постановлением Совмина), а пристяжным.
Зондаж Королёв решил осторожно осуществить по правительственной связи через директора Южмаша. С Александром Максимовичем Макаровым он был коротко знаком еще с той поры, когда завод серийно клепал его, Королёва, ракеты. А теперь тот тесно сотрудничает с Янгелем. Макаров взялся за деликатную миссию. И теперь Королёв, горя от нетерпения, едва дождался от него сигнала: можно лететь в Днепропетровск.
Через день на совещании у Янгеля Королёв пригласит, как он выразился, полететь на Луну вместе. И с мелом в руках доложит суть замысла.
— Королёв нарисовал мелом большой треугольник. Так он обозначил ракету.
Это рассказал мне Владимир Сергеевич Соколов, в прошлом начальник космического производства № 7 и главный инженер Южмаша, по рангу присутствовавший на той исторической встрече.
— На треугольнике Королёв отчеркнул мелом верхушку: «Вот это вам».
А в финале он неожиданно предложит Михаилу Кузьмичу взять себе все четыре блока, следующие за буквой «В». Другими словами — за собой он оставит только ракету Н-1.
Пока шло обсуждение предложенного, где его ближайшие соратники высказывали свои мнения, Янгель мучительно раздумывал. Конечно же, Королёв во всей реальности представил себе край пропасти, которая его ожидает, если он не справится с заказом Кремля. А иначе ни за какие коврижки не примчался бы к бывшему не очень любимому подчиненному. Да и был бы разве столь щедр, чтобы делиться изрядным куском лакомой работы? А, может, свою роль играет и хитрый дипломатический расчет? В случае, мол, чего… Это если янки опередят. А что? Будет с кем разделить ответственность.
Да, но и здесь, в его, Янгеля, ОКБ, тоже в замыслах тяжелый носитель — ракета его мечты Р-56. Габариты ее видятся столь внушительными, что транспортировка на полигон по железной дороге исключалась, и для доставки намечались водные маршруты со строительством специальных причалов. Эскизный проект успешно прошел предварительную защиту у военного заказчика, а в космическом варианте тоже способен решать задачу доставки экспедиции на Луну. Для этого достаточно было бы, считал Янгель, двух таких носителей, дабы лунный корабль собрать на орбите. Но, увы, в те времена сборка на орбите многим казалась чистым Жюль Верном. И, не оценив в достаточной степени высоких характеристик по энергетике и экономичности, проект этой многострадальной ракеты позже наверху закроют.
С.Конюхов возглавляет сегодня КБ «Южное» имени Янгеля.
В общем и целом, все указывало на то, что от предложения Королёва Янгелю скорей всего следовало отказаться.
Но он — согласился. Хоть и без восторга.
Как всегда у Янгеля верх над эмоциями и личными амбициями взяли государственные соображения, престиж страны. Такой уж он был человек.
— По роду своей деятельности в КБ я бывал во многих высоких кабинетах. У союзных министров, у секретарей ЦК, — сказал в беседе со мной бывший сотрудник Янгеля профессор Н.Урьев. — Но как государственный человек Янгель выше их на десять голов.
Экспертиза под замком
Однако для принятия окончательного решения Янгель не захотел полагаться на чужие мнения. Так и заявил Королёву:
— Свое заключение о вашем проекте должны вынести мои люди.
Того это задело, но он сдержался.
Через неделю Королёв прислал с офицером-секретчиком аванпроект. Для изучения секретных документов двух молодых специалистов заперли на ключ в отдельной комнате.
— Из-под замка, — рассказал мне один из узников поневоле Михаил Антонович Онищенко, ныне начальник проектного сектора КБЮ, — выпускал нас по нужде лично руководитель первого отдела. Он же, не доверяя этого подчиненным, и запирал.
Cверхсекретность лунной акции не допускала утечки информации. Еду и курево подсовывали чуть ли не под дверь.
Пропахав в заточении аванпроект, «узники», посовещавшись с баллистиками, вынесли вердикт: замысел Подлипок технически осуществим.
Однако из всех составляющих лунного проекта для своего ОКБ Янгель выберет только «блок Е». Ту самую посадочную кабину, что должна была побывать на Луне. В свое время о самом существовании этой штуковины категорически запрещалось даже говорить вслух. А она, осуществленная в металле, по слухам, хранится где-то в закромах КБ «Южное» и доныне.
Конструкторы не особенно заботились об обтекаемости форм, поскольку этой таинственной незнакомке предстояло начать и закончить свой век в условиях вакуума, где обтекаемость ни к чему. Другое дело стройность «фигуры» — на всех стадиях разработки станут упорно бороться с весом. Но главным для здоровья капризной дамы станет надежность сердца. То есть двигателя, самой ответственной части «блока Е». Жутко представить и на секундочку: космонавт включает двигатель, чтобы стартовать назад с Луны, а тут — бац! — отказ. И спасения не жди ниоткуда.
— За «блок Е» я отвечал персонально. От завода, — вспоминает В.Соколов. — А от КБ — Губанов. Вот эта надежность двигателя и стала самой большой нашей головной болью.
Спроектировал же двигатель в КБЮ человек, чье имя, отчество и фамилия словно специально выдуманы кагэбистами для прикрытия секретности: Иван Иванович Иванов. Ну, разве спрячешься надежней?
А натуральный И.Иванов для секретной миссии достижения ночного светила учинил такое. Двигателей для «блока Е» он задумал целых три штуки. Маршевый — для спуска на Луну и подъема. А два резервных— для полной гарантии того, что космонавт не будет брошен навсегда на безжизненном спутнике Земли.
Откажет, допустим, маршевый — включается резервный. А на самый крайний случай есть еще один.
По ходу дела внешняя разведка донесла: американцы собираются высадить на Луну дуплетом двух астронавтов. Это был серьезный удар по престижности задуманной в Подлипках акции. В Днепропетровске бросились было делать штампом в «блоке Е» углубление для шлема второго космонавта. Но тут же запутались в куче проблем по энергетике корабля, по жизнеобеспечению и т. д. В конце концов затею пришлось оставить.
Стихотворная отходная Н-1
В Днепропетровске мы вспоминаем о тех давних событиях с Виктором Филипповичем Назаренко. Он ведущий специалист по конструкциям и отработке ЖРД, т. е. жидкостных реактивных двигателей. Да еще в прошлом «кавээнщик», создатель сценариев и исполнитель реприз в том звездном составе, где капитаном был сын генерального, остроумный и талантливый, но рано умерший Саша Янгель. Команда КБ в Клубе веселых и находчивых добралась тогда до полуфинала Союза, но ее остановили одесситы. Существует, правда, и иная, весьма оригинальная версия: мол, дальше было пропускать нельзя, чтоб окончательно не рассекретить.
— Секретность, — вспоминает мой собеседник.
В эпопее с Н-1 Назаренко пребывал в качестве одного из отработчиков лунного двигателя. Для огневых испытаний нужного стенда дома не нашлось, поэтому их проводили под Москвой, в Загорске. Да вот беда: из Загорска с КБ не было закрытой связи, а по междугородке режимщики запрещали любые подробности. Посему, допустим, камеру сгорания по телефону первоначально называли бутылкой. Позже секретчиков не устроило и это:
— Слишком похоже по форме. Низзя.
Все шло как нельзя лучше. Лунный двигатель не только сдавал экзамен за экзаменом, но мог работать дольше запланированных сроков.
Однако на этом фоне у Королёва без конца не клеилось. Н-1 была очень уж сложна, двигатели маломощны по тяге. Вот и пришлось поставить их более трех десятков, а это сделало уязвимой надежность.
Первый экземпляр ракеты приказал долго жить, когда на 70-й минуте полета вдруг вспыхнул пожар в хвостовом отсеке. При втором пуске — взрыв. Настолько был силен, что разнес в клочья стартовый комплекс.
— Бесконечные задержки с Н-1, как ни странно, оказались нам на руку, — так оценивает давние передряги «персонально ответственный» В.Соколов. — «Блок Е» отрабатывался без спешки, без перескоков через стадии, по всем классическим канонам. Двигатель мы успели даже испытать на орбите, на корабле «Союз».
Увы, так и не дождавшись успешного полета ракеты своей мечты, скончался Сергей Королёв.
Как ни пыжился Кремль, но 50-летие советской власти волей-неволей пришлось отмечать не эпохальным полетом на Луну, а обычным военным парадом. Мощные тягачи, наполняя синим дымом Красную площадь, тащили по брусчатке новейшие ракеты. Кинохроникеры ловили объективами своих «конвасов» дежурный кадр: военные атташе зарубежных посольств на трибуне вытягивают шеи и прижимают к глазам бинокли. А транспортно-пусковые контейнеры везли-то мимо них порожние…
А Янгель за это время успеет стать лауреатом Госпремии и союзным академиком. А главное сдать на вооружение ракету Р-36 (позже на Западе ее с перепугу нарекут «Сатаной») — сперва с комплексом ложных целей для прикрытия от противоракетной обороны настоящей боеголовки, а затем и с орбитальной головной частью, способной наносить из космоса удар с любого направления.
Третий пуск Н-1 — и снова авария. Едва приподнявшись над стартовым столом, ракета рухнула наземь. Госкомиссия определит: потеря управляемости по каналу вращения.
Заменившему Королёва его первому заму Мишину позволят еще и четвертую попытку. Но в конце активного участка снова откажет хвостовой отсек, и 107 секунд прерванного полета предопределят печальную участь советского лунного проекта.
А в Загорске решили все же устроить в столовке прощальный банкет, ведь все обязательства по своей доле лунного проекта Янгель выполнил с честью.
— Несмотря ни на что, мы добились в двигателе высочайшей степени надежности, — с гордостью говорит Виктор Назаренко. — Три девятки, да? После запятой.
В данных обстоятельствах банкет, правда, более походил на поминки. К этому времени — «Орел приземлился». И вложенные Кремлем миллионы теряли смысл. Советскую лунную программу прикрыли и стали рассказывать миру басни по части космических приоритетов. С этой Луной пойдем, мол, другим путем.
Во время застолья неистребимый кавээновский выдумщик продекламировал свой вольнодумный стихотворный опус — «Отчет о том, как мы старались, но на Луне не оказались».
Заканчивался он строками, которые и через 33 года Виктор Филиппович прочтет мне по памяти:
И вот стоят
в Кремлёвской роще
Три символа российской мощи
И наших нераскрытых сил:
Царь-колокол, что не звонил,
Царь-пушка — та,
что не стреляла,
И Н-1, что не летала.
— Что же было, — спрашиваю, — дальше?
Оказывается, когда вернулись домой, в Днепропетровск, КГБ пытался найти автора.
— Пасквиль, понимаешь, нацарапал. Опорочил советскую ракетную технику!
На дознание таскали даже родного брата Виктора-кавээнщика, Василия Назаренко (он тоже работал в КБЮ). Видимо, чуток перепутали инициалы. Допытывались:
— Стихи пишете?
— Только прозу. Отчеты начальству по технике.
К чести участников банкета в Загорске, истинного автора никто не заложил.
* * *
Тридцать три года назад огромная американская ракета «Сатурн-5», поднявшая человечество к Луне, казалась верхом совершенства. Она и была венцом тогдашних мировых научно-технических достижений. Между тем мощность бортового компьютера, управлявшего исторической экспедицией по «улиточной трассе» Кондратюка, не превышала ту, какая имеется у нынешних, ставших привычным атрибутом быта калькуляторов.
Вот что такое время, граждане.