В древней советской школе педагогическим ноу-хау было правило: не переводить нерадивого ученика в следующий класс, а оставлять "на второй год".
Дабы он повторно зубрил обязательную общеобразовательную программу. Послевоенные тоталитарные нравы тогда еще не сменились показушной борьбой за показатели и отчетность.
Затем, по мере общей эрозии (и последовавшего разложения) социально-политических связей, из пятибалльной системы фактически исчезла "единица" (она же "кол"). "Двойка" стала равняться нулю. "Нуль" когда-то тоже был оценкой, но еще в царских гимназиях.
Во времена Брежнева дуракам и лодырям уже массово писали в оценках "тройки". Поскольку до демократических выборов в руководство страны было еще очень далеко, официально прослыть наставником тупиц и классным руководителем дураков не имело никакого практического смысла.
В итоге уж совсем тупые ученики отправлялись в ПТУ и, зачастую, в колонию. Повзрослев, следовали в тюрьму. Второгодники по факту были постарше, а значит - физически сильнее. А что это означает в школе, все знают и по своим детям. Ибо наша школа - это поломавшаяся машина времени.
Кто из второгодников был похитрее, шел в милицию. Везучие застряли в армии сизыми прапорщиками и вечными капитанами. А там рукой подать до комсомольско-партийной работы.
Ну вот, теперь многие из них нами и руководят. Сначала были комсомольцы, потом хулиганы. Потом снова комсомольцы, и потом снова эти. Дурная бесконечность.
А теперь уж вовсе как-то все перемешалось в плавильном котле политической нации. Правда, плавится как-то туго, наверное, с углем не сложилось.
Говорят еще, что были в тех старых школах даже третьегодники. Совсем страшные люди. Видели в этой жизни все. Кроме знаний, естественно.
Собственно, у нас как раз третий год войны, а мы все еще в том же классе. Зато повидали уже много чего. В критической ситуации человек перестает соответствовать своим мечтам, а опускается с небес на землю, до уровня собственной квалификации.
Что же такого мы не выучили и не сдали? А что все же осилили?
Война, вопреки ее художественному восприятию и осмыслению, не вносит в набор личностных черт ничего нового. Проще говоря, она не делает человека каким-то совсем другим. Одни существовавшие ранее черты поведения она усиливает, делает доминантными. Другие, напротив, подавляет. Предсказать, какие именно это будут черты, практически невозможно, да и сам человек об этом до определенного момента ничего не знает.
Это к тому, что любая пропаганда любой страны представляет войну как массовый трамплин для личностного и нравственного роста "своих" и яму для падения - "чужих". Именно поэтому ей особо не доверяют, ведь реальная жизнь точно не двумерна.
Война, если вы противника в итоге не грабите (или вам войну не оплачивают противники противника), - дело сильно убыточное. А это, кроме общеизвестной ситуации с бюджетом и социалкой, означает следующую стратификацию. Воры (что во власти, что в оппозиции) в этот период воруют гораздо энергичнее, а самые ловкие еще и кооперируются. Друг с другом и с врагом (тут вообще непонятно, какое из слов брать в кавычки…). Поскольку старые институты власти разваливаются, параллельно пробиваются ростки новых, и надо все успеть до "Борисполя" и "Жулян".
Менее ловкие и более благородные отличники (то есть политкорректные, религиозные, послушные, терпеливые, честные - можно продолжать долго) довольствуются взаимоподдержкой в социальных сетях, и пылким стремлением к радикальным изменениям - там же. Особо нетерпеливых любителей прямого действия все вышеперечисленные группы завистливо обзывают политтитушками.
Теперь о "домашке".
Во-первых, все, кроме тех, кто умер или уехал, научились выживать. В самом широком смысле этого слова. Этому явлению нельзя дать оценку "хорошо" или "плохо", поскольку это просто активизация древних навыков. При этом нужно помнить, что эффективная реалистичность видения оплачивается тем, что принято называть человечностью. Что для одних - триумф, для других - драма. Но уже меньше соплей, меньше слез. Всего чувственного вообще стало гораздо меньше.
В этом аспекте все на повышенных тонах говорят о небывалом единстве страны. Хотя при этом отчетливо видно, что эти разговоры ведутся от имени более узких и более устойчивых социальных групп. Структурированных по тем признакам, которые они сами для себя считают ценными. Это означает, что каждая из групп претендует на определение будущего страны, но денег нет.
Общество научилось выживать отдельно, государство - отдельно. В совсем уж критические для существования моменты эти конструкты сотрудничают, и довольно эффективно. Например, у страны появилась армия. Но это, пожалуй, пока уникальная точка компромисса между государством и народом, да и в этом каждая сторона большинство заслуг числит за собой. До реального общественного договора еще очень-очень далеко, ибо каждая из сторон, общество и государство, претендует на права другой, норовя заодно впарить ей свои обязанности.
Во-вторых, мы наконец-то выучили, что слова, обещания, договора (и даже печеньки) зарубежных политиков имеют точно такую же цену, вес и вкус, как и наши. Что их обещания и меморандумы - это вроде той самой "двойки", которая по факту является нулем.
Иногда эти обещания могут выполняться. Но уж точно не тогда и не так, как нам надо. А когда и как надо тем, кто эти обещания давал и дает.
В-третьих, в обществе почти исчезли панические ожидания, а существовавший ранее страх весьма успешно конвертировался (к большому огорчению европацифистов) в ненависть к оккупанту и их пособникам. Мы сжились с войной. И те, кто любит фейерверки, и те, кто предпочитает трассеры.
Разговор о национальной идее, казавшийся вечным из-за своей квазирелигиозности, естественным образом распался на более предметные, а потому более острые темы - о социалке, налогах, культуре, государственном языке. Надо при этом понимать, что конкретные темы, требующие как минимум образования, никогда не предусматривают расширения круга единомышленников. Ведь профессиональный диалог - скучен, а пафосный - глуп.
Кстати, о языке (хотя все началось с законодательного проекта, который первыми бросились критиковать конкуренты по Раде). Разумеется, язык - одна из доминантных черт национальной идентичности. Эксклюзивное поклонение ему создает новую энергичную группу молодых "якобинцев", если говорить языком исторической науки. При этом остается открытым вопрос, какому именно количеству людей в стране а) действительно нужна национальная идентичность, б) что именно они под ней понимают в) каков реальный уровень приоритетности у этой категории.
Социология традиционно дает мрачноватые ответы на такие вопросы, но яркая пассионарность никогда не считалась со скучной реальностью, если при этом не страдала материально.
Впрочем, вопрос это общеевропейский, так и не получивший внятного ответа из-за ЕС. Дискуссия эта, безусловно, продолжится, и на том образовательном уровне, который есть.
Наши национальные ценности не были и не являются (даже после 2014 года) свободно конвертируемыми в евроатлантические. Но они наши, какие есть. Конечно, лучше бы мы их развивали лет двести назад. Потому как сейчас, с такими картами и без денег, за европейский стол играть не садятся.
Плюс - то, что у представителей государства, дипломатов хватает квалификации не цитировать прямо то, чего требует от них проголодавшийся во всех отношениях народ. Минус - то, что они, государственные мужи, не в состоянии честно рассказать народу, чего на самом деле хочет Запад, и сообща придумать какие-то приемлемые отмазки.
Потому что от нас хотят минимум производства и максимум потребления, чтобы все по квотам, пропорциям и балансам. Безвиз - он для рабочей силы и молодежи, желающих уехать. К политическим интересам страны это никакого отношения не имеет. Но для начала нужно встать в длинную очередь на идеологически-партийную санобработку: шмотки - в ящик, е-декларации - в топку, все - под душ.
Что еще из тормозного (и бесперспективного пока) состояния можно отметить?
Невероятный по масштабам и уровню эмоциональный всплеск 2014-го и Небесная Сотня - это была стадия, когда человек отказывается принимать то, что с ним случилось. И она закономерно сменилась гневом, позволившим дать отпор агрессору, мобилизовав значительную часть страны. Без особого участия органов верховной власти. Те немногие чиновники и служащие, которые не ждали разрешения спасать страну, впоследствии неявно, но все же были осуждены олигархатом за такое некорпоративное поведение.
Сейчас мы почти прошли стадию торга. И это то, что очень хорошо понимает образованный Запад-миролюбец и его промоскальские друзья-коллаборанты. Появлялись мысли о том, чтобы договориться с кем-нибудь о лучшей участи, потому что - сколько, мол, можно, и так далее. Однако, учитывая общее настроение, проводникам таких идей отчетливо ясно, что их продвижение может быть вредно для здоровья, а гололеды, в силу климатических изменений, могут случаться когда угодно.
Но вот этап подавленности, разочарования и прочего еще будет. Подлость ситуации в том, что его используют украинские политики для сведения своих личных счетов, нагоняя "зрады" друг на друга с ретивостью колдунов вуду. Очевидность в том, что враг тоже очень не глуп, и обо всех этих фазах в курсе. Синхронность текстов о всепропальстве будет поражать, вызывая ощущение вездесущности ФСБ. Но, поверьте, домашние политические подонки дадут сто очков вперед любому платному агенту, тот еще и у них научится.
Поэтому принятие этих факторов как очевидных в нашем политическом климате могло бы стабилизировать социальное поведение (бог с ними, с идеологиями, воюйте в Фейсбуке до посинения пальцев) и повысить общую прочность страны.
Но стране по-прежнему любо на качельках всенародной ненависти - всенародной любви. Новая волна спекуляций вокруг будущего ОРДЛО, манипуляции экономическими показателями и плохо переведенной западной терминологией порождает у не очень образованных людей ожидаемый эффект перехода на личности. Разговор об экономике и внешней политике скучен, а вот о людях, в смысле того, насколько они наши люди и люди ли вообще - перспективен, ибо так электорат легче структурировать.
То "а давайте их всех залюбим нашей любовью", то "стена и ров с крокодилами". За чей счет будут содержаться экваториальные твари, которым и в Сиваше-то холодно, почем стена, и кто из патриотических сил уже возвел ее у себя на дачных участках - вопросы открытые. Равно как и то, спросили ли людей, которых собираются быстро залюбливать, об их желании вступить в такую близкую связь? Потому что в противном случае - это ж статья в Уголовном кодексе.
Никто не обязан любить всех. Да мы и не обучены. Множество нехороших, с нашей точки зрения, людей, со взглядами и манерами глубоко нам неприятными и раздражающими, и прежде жили рядом. Они просто проявили эти качества в аспекте войны, ранее не существовавшего. И стали для части из нас категорически неприемлемы. То есть ситуация "глухого угла" - когда мысленно посчитать этих людей очень некомфортно, но чем человек принципиальнее, тем больше шансов, что количество не устраивающих его людей будет приближаться к 99%. Люди, сужающие свою коммуникацию до размеров однопроцентной тусовки, должны радикально снизить уровень собственных потребительских и коммуникационных претензий и довольствоваться малым. Такие случаи, примеры самоотверженности, в истории бывали, но это точно не наш случай в масштабе страны.
Ни нам, ни тому же Западу пока не виден механизм общественного принятия очевидных объективных факторов-преград и отделения их от тех факторов-вызовов, которые можно и нужно принять, чтобы изменить. Вот на этой необразованности нас пока и разводит внешний мир, представляя все как не подлежащее самостоятельным изменениям. Власть, финансово зависящая от этих милых влиятельных господ, послушно повторяет их мантры.
Мантры (любые) должны вызывать лишь улыбку, а не гнев, даже если вы не буддист. Поведение должно быть расчетливым, но не кредитованным. Спасая кого-то вдалеке, будет не лишним вначале поинтересоваться проблемами ближних.
Ну, а вор должен сидеть в тюрьме - если добежит, конечно.