А тени страшные
Украины, Кубани...
О.Мандельштам
«Страшные тени» - жертвы голода начала 1930-х годов. В Украине сегодня День памяти жертв Голодомора и политических репрессий. По минимальным подсчетам, голодоморовский «секвестр» населения составлял в тогдашнем УССР около пяти миллионов человеческих жизней. Накануне нынешней годовщины нашел я свои заметки о путешествии в США, Канаду и Италию в ноябре 2003-го. Казалось, в ту осень многое изменится в отношении мира к украинской трагедии 70-летней давности...
Осеннее путешествие за океан
Канадский Эдмонтон встретил снегом. После теплого Лос-Анджелеса я еще в самолете почувствовал холодное пространство прерий провинции Альберта. Подумал, а что я, собственно, делал полмесяца в Штатах? Принимал участие в различных акциях по случаю 70-летия Голодомора. Почему в США? Для чего, например, в центре Лос-Анджелеса с его голливудской развлекательной мистерией памятник украинцам - жертвам Голодомора? Зачем американцам наш голод, о который мы сами еще спорим (геноцид - не геноцид, искусственный - не искусственный, с украинской спецификой или без)?
Мне довелось бывать в Чикаго, Лос-Анджелесе, Бостоне и в городке Кембридж, где находится Гарвардский университет, в Филадельфии, Нью-Йорке и Вашингтоне. Разные города - по характеру, цели и содержанию импрезы. Их объединяло стремление разобраться в событиях начала 1930-х в Украине, не дать человечеству забыть об украинской трагедии, в свое время фактически проигнорированной западным миром.
Тема Голодомора занимает отдельное место в российско-украинских отношениях. И в России, и в Украине издано много документальных материалов. Но рост фактографии и наратива не идет параллельно с пониманием: а чем в действительности были отношения наших народов в рамках СССР, чем на самом деле был голод в судьбах наших народов, в чем параллели и отличительные черты? Непредубежденному осмыслению вопросов мешает прекращение научных контактов, обмена литературой, доступа к серьезным московским архивным источникам, отсутствие широкой концептуальной дискуссии. Между тем потребность в этом огромная, поскольку политика начала вмешиваться в исследовательскую работу.
Осенью 2002 года тогдашний президент Украины Леонид Кучма, вспоминая трагедию 1932-1933 годов, после длительного промедления наконец занял четкую позицию: «Должны признать - это был геноцид. Целенаправленный, тщательно направленный геноцид против украинского народа». В 2003 году, выступая на 58-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, Кучма апеллировал к мировой общественности, предлагая почтить память погибших во время Голодомора.
Но когда осенью того же 2003-го в сенате США начался сбор подписей законодателей в поддержку постановления, признающего события 1932-1933 гг. в Украине геноцидом против украинского народа, стало понятно, что определенные силы будут этому противодействовать. Пресс-секретарь посольства России в США тогда же заявил: «Мы категорически не соглашаемся с такой оценкой... Многие из видов выполнения политики советского руководства во главе со Сталиным были трагическими для многих народов на территории СССР, не только для украинцев... В данном случае американские законодатели достаточно произвольно дают политические оценки с далекоидущими последствиями. Это свидетельствует о непонимании американскими законодателями самой юридической сути термина «геноцид». Российский дипломат, разумеется, «певший» не только со своего голоса, подчеркнул: «...Мы не соглашаемся с формулировками положения в Советском Союзе тридцатых годов, голода на Украине и тех процессов, которые проходили в период коллективизации, и с толкованием этих событий как геноцида».
Прочитав это, я удивился, поскольку события 70-летней давности - это же, например, не дискуссии о Тузле или Крыме вообще... Не говоря уже о том, что процитированные слова можно интерпретировать и как попытку оправдать варварскую по методам сталинскую модернизацию, Молоху которой принесли в жертву миллионы украинских крестьян. Следующие события показали, что для России это была принципиальная позиция, поскольку именно Россия активно противодействовала принятию ООН резолюции с оценкой «украинского» Голодомора как геноцида. Вместо этого вдруг появилось общее заявление Украины, России, Казахстана и других стран в связи с 70-й годовщиной Великого голода (Голодомора) 1932-1933 годов в Украине. В документе нет ни единого слова об осуждении сталинского/коммунистического режима! Российская дипломатия оказалась удивительно эффективной: ни слова о геноциде, ни слова о том, что его на самом деле вызвало.
На международной конференции в Колумбийском университете в Нью-Йорке тогдашний глава представительства Украины при ООН убеждал: в принятии такого документа следует видеть только первый шаг и что это уже является прогрессом для такой «консервативной» структуры, как ООН. Я не только лишний раз удивился «гибкости» нашей дипломатии, но и тому, как аргументированно она умеет отступать от вещей действительно принципиальных, от того, что называется коллективной памятью народа. Получается, дело в нас самих, а не в российском (или еще каком-то) противодействии.
Я был в ООН, где состоялось официальное открытие выставки, посвященной Голодомору. Это был конкретный шаг хотя бы потому, что выставку расположили около входа в здание ООН. Кто хотел ее осмотреть, сам убедился в сути режима, который был виновником трагедии, и в том, чем на самом деле были события начала 1930-х для нашего народа.
Наиболее фундаментальный разговор об этих проблемах состоялся в Вашингтоне на конференции под весьма прозрачным названием The Ukrainian Man-Made Famine of 1932-1933 (Украинский искусственный голод 1932-1933 годов). Очень интересными для меня были выступления специалистов, профессионально занимающихся исследованием и типологией геноцидов. Это были, в частности, профессор Фрэнк Чок, содиректор Института по исследованию геноцида и прав человека в Монреале, а также Грегори Стентон, президент Фундации Genocide Watch. Они анализировали то, что произошло в Украине в начале 30-х годов в широкой сравнительной перспективе, и единодушно «вписали» действия кремлевско-сталинского истеблишмента относительно украинцев в понятие «геноцид».
Чрезвычайно важными были также выступления, касающиеся позиции официального Вашингтона непосредственно в 1932-1933 гг. И Юджин Фишэл, работник Государственного департамента США, и Леонард Лешук, независимый исследователь, дали действительно всесторонний анализ поведения президента Франклина Делано Рузвельта и «разновекторных» влияний на него. Чем те влияния закончились, известно: в ноябре 1933-го США признали Советский Союз. Через 50 лет президент Рональд Рейган назовет его «империей зла» и санкционирует работу комиссии Конгресса, которая специально будет заниматься изучением вопроса причин и следствия Голодомора в Украине. У истории своя логика.
В Канаде мне также довелось выступать. Я снова подумал: «Господи, зачем канадцам наш голод, о котором мы сами еще спорим? И что это за судьба народа: пережить несчастье и доказывать, что ты его все-таки пережил?» И вот здесь уместно вспомнить человека, отдавшего много усилий для того, чтобы в мире знали о трагедии Голодомора в Украине и знали, что это был геноцид. Последние 20 лет своей жизни он посвятил доказательству именно этой истины. Мы были вместе на упомянутой конференции в Вашингтоне.
Джеймс Мейс
Мы познакомились задолго до нашей первой встречи. Точнее, я познакомился с Джимом заочно. Работал я тогда в Институте истории партии при ЦК Компартии Украины, куда пришел с началом горбачевской перестройки. Когда началось «переосмысление исторического прошлого», начальство поручило мне готовить справки о политических процессах и делах, инспирированных в 20-30-е годы в Украине, а со временем и принимать участие в подготовке материалов для комиссии политбюро ЦК КПУ, которая официально реабилитировала жертвы репрессий.
«Голодоморовские» сюжеты поручили автору нескольких книг, в которых он «развенчивал» украинский «буржуазный национализм». Можете сами представить, что этот профессиональный борец с национализмом написал. И о Джеймсе Мейсе говорилось в связи с созданием в 1983 г. и работой комиссии Конгресса США по изучению причин и последствий голода в Украине. После прочтения справки, подготовленной упомянутым автором, и после бурных дебатов на ученом совете института мне захотелось встретиться с Мейсом, чтобы услышать его аргументы, понять, зачем американцу наш голод.
Мое желание реализовалось. Прошло несколько лет, и вот как-то позвонил мой знакомый из Киевского университета. Он сказал, что в Киеве находится известный американский историк Джеймс Мейс, который знает, уважает мои «перестроечные» публикации и хочет со мной встретиться. А далее спросил, не против ли я?
Вопрос был непростой. На улице бурлила перестройка, но реалии тогдашней политико-идеологической жизни не исчезли. Об этом мне периодически (правда, уже в деликатной форме) напоминали в стенах института. И все-таки я позвонил знакомому и назначил встречу. На удивленный вопрос, приходить ли в институт, я ответил: «Да, именно в институт и приходите».
И вот Мейс в моем кабинете. Первое впечатление: он, «советолог», не знает русского языка. То есть знает, читает, но говорить ему трудно, лучше на украинском. Поскольку в капиталистической загранице я тогда еще не бывал (в частности, не встречался с научными сотрудниками, которые не могут общаться на русском, но знают украинский), поверить в это было трудно. Во-вторых, Джим произвел на меня впечатление тем, что совершенно не стремился навязать собственное мнение, приводил аргументы, дискутировал, но не давил. Длительный у нас получился разговор. Договорились мы и попытаться издать общий американско-украинский сборник статей, в котором будут представлены различные взгляды на узловые проблемы истории Украины ХХ века. Даже тематику и авторов наметили. Со сборником так ничего и не вышло, хотя он был бы вполне уместным в «перестроечном» контексте.
Кто бы мог подумать, что через несколько лет, после провозглашения независимости Украины, уже я буду агитировать нашего директора (после декабря 1991-го - Института национальных отношений и политологии НАН Украины) принять Джеймса Мейса на работу в отдел национальных меньшинств. Это в конце концов осуществится. Несколько лет он будет работать у нас. Я при случае иронически буду напоминать, что работает он в стенах бывшего партийного института. В ответ Джим всегда будет спокойно отвечать, что это не мешает его глубоким антикоммунистическим убеждениям.
Потом Джим перешел на работу в Киево-Могилянскую академию и окончательно украинизировался. Мы встречались не слишком часто. Я ездил к Джиму и Наталке Дзюбенко на Троещину, где они живали. До поздней ночи дискутировали...
Научное наследие самого Мейса сейчас не может обойти ни один серьезный исследователь поры «коренизации»/«украинизации», а его монография об украинском национал-коммунизме, написанная в Гарвардском университете, стала классической. Такими же ценными останутся его публикации - и научные, и публицистические (в частности, в газете «День», где он работал редактором англоязычного дайджеста и где печатался с 1997 по 2004 год) о «нашем» голоде начала 30-х годов. Я написал «наш» в кавычках потому, что это был и его голод. Трагедию украинцев он понимал, переживал как свою собственную, стремился сделать ее понятной для Запада.
В уже упомянутом осеннем путешествии в 2003 году мы с Джимом и его женой Наталкой Дзюбенко были в США. Выступали на конференциях в Колумбийском университете в Нью-Йорке, в Центре Рональда Рейгана и Международном торговом центре в Вашингтоне. Мейс, хотя имел уставший вид (давала о себе знать недавно перенесенная болезнь), выступал удачно, динамично, убедительно. Его позиция перекликалась со взглядами упомянутых мною специалистов, исследующих «геноцидные» проблемы. На той конференции они солидаризировались с тем, что много лет отстаивал Мейс.
В ту осень 2003-го мы были в Виченце, старинном итальянском городке, где проводилась конференция по случаю 70-летия Голодомора в Украине. Тогда нашлось время и для коротких прогулок, и для путешествия в Венецию. Я записал один наш разговор во время прогулки. Мы говорили о различных вещах, любовались домами, которые на радость потомкам создал знаменитый архитектор Андреа Палладио, и беседа как-то незаметно вышла на тему: «Зачем итальянцам украинский Голодомор?» Джим задумался, а потом произнес: «Знаешь, нужно уметь понять чужую беду как свою. Итальянцы способны на это. К сожалению, не все так делают. Например, в мире многие понимают, что в Украине в начале 30-х Кремль совершал настоящий геноцид, но кто-то упрямо мешает признанию этого». Недаром тогда, в Виченце, Мейс назвал свое выступление Is the Ukrainian Genocide a Myth? Упрямо и последовательно он доказывал, что инфернальные события 1932-1933 гг. в Украине были следствием преступной политики (а не погодных катаклизмов) и подпадают под общепринятую дефиницию «геноцид».
Тогда казалось, что наконец упадет «последняя баррикада» в дискуссиях о голоде, и международное сообщество признает, что действия Кремля имели конкретную антиукраинскую направленность. В 2003 году этого не случилось. Но я лично не теряю надежду и считаю, что это еще впереди.
…Однажды Джеймс Мейс, оценивая вклад тех, кто содействовал возрождению правды о Голодоморе, написал: «...Если есть историк, заслуживающий памятник (а историки обычно предпочитают книги, а не мрамор), то это Дмитрий Соловей». Эту фразу, думаю, стоит адресовать и самому Джиму. Он все-таки достоин памятника, а еще того, чтобы память о нем увековечили хотя бы в названии какой-то киевской улицы. Может быть, тогда какой-то киевлянин спросит у знакомого: «А кто этот Мейс?» А в ответ, надеюсь, услышит: «Это американец, исследовавший наш голод». Возможно, тогда соотечественники будут знать, что был голод и был такой американец, Джеймс Мейс, который стремился рассказать миру правду, необходимую не только украинцам.