Его исток - свобода индивида
Страх всегда остается. Человек может уничтожить в себе все: любовь, ненависть, веру, даже сомнения, но пока он цепляется за жизнь - ему не уничтожить страха: страх - вкрадчивый, непобедимый и ужасный - охватывает все его существо, окрашивает его мысли, таится в его сердце, следит за последним его вздохом.
Страсти человеческие... Уникальные и бессмертные. Они возобновляются в каждом поколении и вместе с тем сохраняют свою цельность на фоне иной эпохи. Любовь, страх, вера, властолюбие, фанатизм... Не они ли правят миром? Не через них ли проступает человеческое бытие? Проницательные мудрецы, писатели разных времен стремились вглядеться в человека, захваченного сильнейшим порывом, войти в мир тончайших душевных переживаний, распознать в них тайны жизни.
Джозеф Конрад
«Аванпост прогресса»
Верно ли, что страх владеет каждым человеческим существом без исключения? Правда ли, что он обладает всепроникающей мощью? Доподлинно ли, что страх - это глубочайшая бездна, в которой гибнут люди и народы? Наконец, можно ли преодолеть это чувство или человечество пожизненно приговорено нести на себе вериги страха?
Люди размышляли о страхе исстари, едва задумались о мироздании.
Какая леденящая тайна заключена в звездном небе? Почему так величествен и грозен просверк молнии? Отчего неумолим огнедышащий вулкан? Можно ли умилостивить вездесущих духов?
Позже, обратив взор на самих себя, люди стремились разгадать собственные наваждения.
Какая неодолимая сила приковала меня к земле, когда появились враги? Отчего ужас заставляет трепетать сердце? Как закалить сердце и избежать страха? Почему рождается искушение еще раз испытать странное, неотвязное чувство, побуждающее разглядеть лик ужаса?
Многие мудрецы, от античного философа Демокрита до современного мыслителя Сартра, пытались проникнуть в природу страха. Художественная литература коснулась разных граней этого феномена человеческого существования.
Предположим, однако, что нам неизвестны никакие философские постижения этого чувства. Допустим, что нам неведомы ни интуиции, ни прозрения древних. Попробуем поразмышлять, что называется, от неведения. Еще не вооруженные опытом поколений, разглядываем недавний газетный снимок. На нем изображен мальчик - жертва чернобыльской катастрофы. Многопалое, точно обрубок, однорукое тело... Жутко? Несомненно. Но страх рождается лишь в то мгновение, когда мы видим глаза ребенка - осмысленные, чистые, страдальческие.
Мир, вообще говоря, полон уродств. Вселенная буквально перенаселена эксцентрическими созданиями. Но разве эти тварные существа способны внушить ужас самой равнодушной природе? Она многолика и затейлива. Страх возникает только от брошенного окрест человеческого взора. Только человеку заповедано поразиться рассогласованности мира, испытать несоответствие желаемого и реального. Наш первый вывод таков:
страх возникает вместе с человеком. Это удостоверяет наше сознание. Инстинкт помогает животному избежать угрозы. Но он не содержит в себе размышления над творением. Человек - особый род сущего. Кроме него некому содрогнуться от того, что сотворила природа и сам адамов потомок.
Но привнесенный человеком страх образует целую вселенную. Он гнездится на всех ярусах человеческого существования, он заполняет не только сознание, но и бездны подсознательного. Вот пример: во время землетрясения в Армении девочку засыпало обломками обрушившегося здания. Ее нашли и вызволили из томительного плена немецкие спасатели. Услышав речь, знакомую по фильмам, она подняла ручки вверх. Ужас притаился в подсознании. Он только ждет опознавательного знака. В тайниках психики дремлют призраки. Не об этом ли: сон разума рождает чудовищ...
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ МЕРКИ
Ужас гонит не только человека, но и человечество. Грибовидное облако, которое поднялось над Хиросимой, испепелило не только все живое, оно разрушило и психическое состояние тех, кто был на спасительном расстоянии от взрыва. Образ вселенской катастрофы, одномоментно явленный сознанию, разорвал связующие нити обычного человеческого восприятия. Люди перестали понимать, кто они, собственно, такие. Сломалась житейская логика, распалась связь времен. Не только подсознание человека, но и вся родовая память человеческой соборности выплеснули на поверхность психики потоки эсхатологических знаков и предвестий.
Было сказано: в пустыне нет красоты, красота - в сердце бедуина. В той же мере во вселенской драматургии, в ее взрывах и протуберанцах, в угасании звезд и космическом сжатии нет страха. Страх живет только в душе грешного, чувствующего, отверженного и смертного человека. Это он соизмеряет неисчислимые проявления бытия с собственной участью. Он прилагает ко всему окружающему человеческие мерки и удивляется бездушию Вселенной. Это он стремится постичь таинственные маршруты нашего общества и поражается траектории катастрофы.
Человек - песчинка Вселенной. Его окружают грозные природные стихии. Небо осыпает людей кометами. Недра Земли извергают огненные лавы. Человек постоянно испытывает на себе предательство земной тверди. Однако источник страха, как можно полагать, вовсе не в игре природных смещений. Он только в помышлении человека о них. Миг прозрения рождает оцепенение.
Истончение живой пленки над планетой угрожает прорывом смертоносных излучений. Ужас не в самом этом природном катаклизме, а в человеческом осознании неотвратимых для него последствий содеянного. В наши дни из рукотворных сооружений человека вырывается поток всепоражающих частиц. И вот уже страх настигает нас, когда мы видим всеведущие глаза младенца, изуродованного смертоносной стихией, когда боимся сорвать ягоду с куста, поднять упавший плод. Всепостижение кошмара пронизывает все наше существо. «Пока рассудок мой не изнеможет?» (Мирра Лохвицкая).
Но ведь и другие земные создания не глухи к смертной душераздирающей тоске. «Есть тонкие властительные связи...» (Валерий Брюсов). Лебедь, потерявший подругу, кидается оземь. Томимые неясным инстинктуальным порывом, киты выбрасываются на берег. Чует смертный час, судя по всему, любая живая особь. Нет ли здесь преувеличения в том, что человек возведен в ранг уникального существа? Может быть, страх ведом всей живой материи?
Однако человек и в самом деле феномен особого рода. По своим физиологическим функциям люди принадлежат к миру животных, существование которых определяется инстинктами и гармонией с природой.
Но вместе с тем человек уже отделен от животного мира. И эта его «раздвоенность» составляет суть свойственного человеку экзистенциального противоречия.
Человек остается частью природы, он неотторжим от нее. Он понимает, что «заброшен» в мир в случайное место и время, осознает свою беспомощность, ограниченность своего существования. Над ним тяготеет своего рода проклятие: быть несвободным от этого противоречия, от собственных мыслей и чувств, сопряженных с ужасом бытия. Человек - единственное животное, для которого само существование является проблемой: он ее должен решить. От нее никуда не уйти. «Не первородный, а предмирный грех/ Мы искупать обречены страданьем» (Александр Чижевский).
Человеческое самосознание сделало человека странником в этом мире, он отделен, уединен, объят страхом.
ПОЖИЗНЕННЫЙ УДЕЛ
Исток человеческого ужаса - свобода, которой наделен индивид. Все живые существа соприкасаются с бытием, но человеку ведомо нечто большее - возможность отвержения сущего. Ставя мир как реальность под вопрос, человек как бы сам себя выводит за пределы бытия. То, что ускользает от него, становится недостижимым, покидает границы существующего. Эту способность человека выделять нечто его обособляющее великий французский философ Рене Декарт вслед за стоиками назвал свободой.
Человеческое существование и свобода с самого начала неразделимы. Люди не имеют, скажем, инстинктивной предопределенности действий, поэтому подвержены всем опасностям и страхам, которые порождены подавленностью инстинктов. Эта беспомощность явилась той почвой, на которой развился и вырос человек. Свобода повергла человека в преисподнюю страха. Выходит, страх - пожизненный удел человека, бремя избранной им свободы. Но почему тогда мы называем это чувство страстью? Ведь многие мудрецы прошлого и современные ученые (сошлемся хотя бы на книгу итальянца А.Моссо «Страх», изданную в Полтаве в 1887 г.) считали, что страх - это болезнь, которую надо лечить. Издавна это состояние человека изучали психологи, толкуя страх как отрицательную эмоцию, которая обнаруживает себя, когда возникает реальная или мнимая опасность.
Плиний Старший в «Естественной истории» рассказывает, как из двадцати гладиаторов едва ли можно найти двух, которые не опустили бы век, когда перед ними делали внезапный угрожающий жест. Историк иронизирует: ничего себе храбрецы... Поэты открыли вдруг, что нежданное чувство обнаруживается по ритмам сердца. Плутарх сообщает о способе, который позволил врачу, ориентируясь на биение пульса, узнать, что Антиох влюблен в Стратонису.
Страх парализует волю. Героем считали того, кто способен силою воли побороть в себе чувство ужаса. Отправляясь на битву, Александр Македонский приносил жертвы демону страха. Гостилий построил храм этому божеству и приставил жрецов к его алтарям. В Туринском музее и сегодня можно видеть римские медали, на одной из которых вычеканена женщина в состоянии ужаса, а на другой - мужчина, объятый страхом. Они были выбиты консулами в память тех обетов, которые были даны для умилостивления страха.
Страсть - это нечто, к чему неодолимо тянется душа человека, без чего человеческое бытие оказывается неполным. Но правомерно ли называть страх глубинным, трудноутолимым побуждением индивида? Неужели, преодолевая ужас, человек сам бессознательно устремляется к нему? Какие тайны человеческого естества открываются при этом? Фридрих Ницше однажды заметил, что упорядоченное общество пытается усыпить страсти. Напротив, самые сильные и злые умы стараются воспламенить эти могучие импульсы. Без них человечество, по словам немецкого философа, не может развиваться. Едва ли не во всех человеческих культурах обнаруживается специфическая метафизика страха. Люди вовсе не пытаются отогнать это переживание, они хотят изведать его в полной мере.
В современных апокалипсических видениях нередко проступает архаический страх, образующий изначальный пласт коллективного опыта человеческого рода. В патриархальных, языческих культурах обнаруживаются особые культы страха. Древние мистерии предлагают людям изведать ужас символических событий прошлого.
АПОКАЛИПСИС
Человечество со всей страстью предается страху. Но что это за причуда? Какая человеческая потребность рождает это всепроникающее влечение? Наконец, что такое свобода человека, если через нее в мир приходит нечто? Этот последний вопрос принадлежит Сартру. Философ приходит к следующему выводу: исследования, предпринимаемые нами до сих пор, ясно показывают, что свобода не может полагаться и описываться как некое свойство человеческой души. О человеке нельзя сказать, что он сначала есть, а затем - что он свободен. Но тогда возникает еще один вопрос: в какой форме существует такое сознание свободы? Французский экзистенциалист отвечает: человек осознает свою свободу в тревоге. Тревога, если угодно, - это способ бытия свободы. Именно в тревоге свобода в своем бытии оказывается для самой себя под вопросом.
Но можно ли отождествить тревогу и страх? Нет, страх нередко порождается конкретными причинами. Мы боимся смерти, разорения, предательства, нападения. Все это порождает смятение духа. Фактор враждебности, как говорится, налицо. Но есть и другой тип страха, когда никакой реальной опасности нет, но человек все равно пребывает в предельном замешательстве. Это страх человека перед самим собой. Великий датский философ Серен Кьеркегор проводил различие между этими двумя экзистенциальными состояниями. Есть безотчетная тревога, постоянно живущая в душе человека и взыскующая все новые и новые образы. Но есть и страх, порожденный конкретными угрозами. Комментируя это различение, Сартр приводит впечатляющие примеры. Головокружение у края пропасти можно назвать тревогой, но вовсе не потому, что я боюсь сорваться в бездну, но потому, что не могу поручиться, как бы я сам в нее не бросился.
Какие выводы следуют из этих рассуждений? Прежде всего страх рассматривается в данном случае как нечто, что постоянно сопутствует человеческой жизни. В этом контексте он и оказывается одним из основных понятий экзистенциализма. Страх неотделим от человека, потому что без этого глубинного переживания вообще немыслимо подлинное существование. В противном случае можно говорить лишь о бездумном, растительном пребывании в реальности. Действительное восхождение к достойному бытию обеспечивается такими феноменами, как «страх» (К.Ясперс, М.Хайдеггер), «экзистенциальная тревога», «тошнота» (Сартр), «скука» (А.Камю).
Слова, как видим, разные. Но предполагается нечто глубоко сходное. Напомним еще раз, что речь идет вовсе не о психологических основах неких отрицательных эмоций. Экзистенциальный страх нельзя ни вылечить, ни изжить. Его можно лишь испить полной чашей. Ведь он порожден не физической опасностью, в нем обнаруживается не малодушие человека, не его готовность укрыться от беды. Это метафизический ужас, в основе которого неустранимое горькое откровение, своего рода прозрение.
В современной культуре невероятную притягательность приобрели эсхатологические темы, мотивы вселенской катастрофы и гибели Человечества. Читаем у Томаса Манна в его «Докторе Фаустусе»: «Поистине существует апокалипсическая культура, до известной степени посвящающая исступленных в несомненные факты и события, хотя это и наводит на мысль о странном психологическом феномене, заключающемся в повторяемости наитий прошлого, в несамостоятельности, заимствованности, шаблонности исступлений».
Вряд ли за всю историю человечества найдется поколение, которое было бы более, чем нынешнее, лишено опоры, почвы под ногами. Любой выбор представляется одинаково невыполнимым...