Традиция празднования Дня матери берет начало еще в женских мистериях Древнего Рима, предназначенных для почитания Великой Матери — богини, матери всех богов. Также известно, что в Англии XV века отмечалось так называемое Материнское воскресенье — четвертое воскресенье Великого поста, посвященное чествованию матерей по всей стране. Постепенно этот праздник приобрел другое значение — чествовать стали не матерей, а «Матерь Церковь», так что праздник стал отчасти церковным.
В США День матери отметили впервые в 1872 году по инициативе Джулии Уард Хоу, но по смыслу это был скорее День мира. Собственно День матери отмечается в США с 1907 года ежегодно во второе воскресенье мая, а в 1914 г. президент Вудро Вильсон сделал этот праздник официальным. День матери во второе воскресенье мая отмечают также Мальта, Дания, Финляндия, Италия, Турция, Австралия, Япония, Бельгия и Эстония.
В православных странах праздновали и празднуют православный «женский день» — «неделю жен-мироносиц». С княжеских времен этот же праздник отмечали как День матери и на той территории, которая ныне именуется Украиной. «Забыли» о нем только после того, как в 1922 году советское правительство ввело обязательное празднование 8 марта — Международный женский день.
И вот теперь на ласковый месяц май, осыпавший нас множеством праздников, выпал еще один, недавно появившийся в Украине День матери. Ежегодно во второе воскресенье мая будут поздравлять и поклоняться мамам и будущим мамам в отличие от 8 марта, когда поздравления рассыпают всем представительницам слабого пола.
Есть надежда, что традиция празднования Дня матери укоренится в Украине, как и во многих странах мира, и в этот день семьи будут собираться вместе, чтобы поклониться началу всех жизненных начал, оплоту дома и любви — матери.
...Не знаю, сколько Союз заплатил моей матери за воспроизводство очередной пары рабочих рук, но тридцать лет спустя в новой стране настоящий бум. Пока не рождаемости. Предчувствий. «8,5 тысячи за душу. До 2006-го лучше оптом…» Циники, в связи с социальными поправками в бюджет-05, показывают в сторону притонов и бомжей, мол, ждем-с прибавления. Романтики же вместе с правительством во весь голос радуются «за простых украинских женщин, которые наконец-то могут в удовольствие родить и (аж!) целый год пожить припеваючи».
Благо, скорость информационных потоков в стране набрала такие обороты, что не успел народ сказать «а», как правительство уже «учло» замечания оппонентов. Теперь представители социальных служб в регионах в составе специальных комиссий, вооруженных инструкцией Министерства социальной политики и труда, будут навещать «подозрительных» мамаш, определяя уровень ухода, заботы и… любви (?) к драгоценному объекту государственной собственности. Но, простите, по какой и кем утвержденной шкале сие вообще можно измерить? Где гарантии, что тень формального подозрения не убьет ростки искренности даже у оступившейся женщины, родившей и все-таки забравшей ребенка домой? Что такой подход не оскорбит и добропорядочную мать, случайно попавшую в черный список? Здесь приуныли даже оптимисты.
Я же вместе с расчувствовавшимися циниками, прижавшись к двери родзала в приморском Херсоне, дышу в такт с очередным, только что появившимся на свет подарком государству. Вот за эти кричащие «3.700» держава может не заплатить ни копейки. Разве что себе?.. Ведь застиранная больничная пеленка с треугольным штампом по определению не подразумевает иной хозяйки. Мать же этой крошки со «дна» и за миллион не вытащишь. По привычке всё пустит на ветер…
Выход? Вот сейчас же туда, за ней, на самое дно — и комиссию, и Президента (для корректировки обещаний), и гуманную общественную мораль с глубоким состраданием, а главное — планом спасения, чтобы для начала уже рожденному вернуть любовь…
Пролог для теоретика
Итак, потенциальных мам, к которым государство, исходя из своих меркантильных соображений, и апеллирует, можно разделить на две группы. В первую, многочисленную (90%), входят женщины, адекватно оценивающие материнство. В идеале это счастливые представительницы слабого пола, которых на ступеньках роддома встречают любящий муж, заботливые родители и полная уверенность в том, что вместе они преодолеют все. Перед ними не стоял вопрос: рожать или не рожать? Возможно, их мучил токсикоз, но вряд ли терзала тоска о «спасительной» свободе, которую остро ощутили 10% матерей, впоследствии подписавших отказ от ребенка. (Теоретически где-то между этими группами может образоваться и прослойка из не совсем благополучных мамаш, которые родят «за деньги». Но только через год станет ясно, сойдутся ли судьбы таких женщин и их потомства: кто-то в итоге все равно откажется, кто-то уже не сможет расстаться… Однако логично об этом говорить в 2006-м, после детальных мониторингов и анализа, если, конечно, таковые государство предусмотрело).
…Так вот, после триумфального отъезда из роддома представительницы первой группы на те же ступеньки выходит одинокое, сжавшееся существо из второй. По медицинской истории — биологическая мать. И только. Она оглядывается. Пожилая нянечка быстро закрывает дверь, бросив в сердцах: «Что б глаза мои тебя больше не видели…» Муж? Может, сидит… Может, на заработках… Может, вообще не знает о том, что он — отец… Да и сама она уже его не помнит... Мама? Возможно, пьет… Отец? Возможно, бьет… А были ли вообще эти родители, если самое любимое лицо из детства — затертая мордочка зайца, доставшегося от дочки воспитательницы… Она медленно опускает ногу на следующую ступеньку и вздыхает. С облегчением. Потому что отпал самый страшный вопрос: куда идти с ребенком?
…Ее ребенок. Чертыхающаяся нянечка зашла в палату. Сердце рвется. Но всех не обогреешь. Одеяло, пеленка, карточка… Она несет сверток в детское отделение, где ему найдется место с табличкой и бутылка со смесью. Кстати, не от государства, а от благотворительной организации. Потому как держава примет его в свои объятия только в доме ребенка. А туда — очередь. Так что месяц или год он будет плакать здесь, получая казенную заботу медперсонала. Не в обиду будет сказано. Но хватит спорить с тем, что семью можно заменить!
…Когда-то по указу одного из прусских королей новорожденных детей забирали из семей и размещали в изолированных от социальной жизни помещениях, где нянькам и кормилицам приказано было кормить, купать, пеленать детей, однако не реагировать на их лепет, плач, движения, не общаться с ними и не пестовать. Может, со временем они заговорят на старейшем из языков — иудейском, арабском или латинском? Усилия короля оказались напрасными, потому что все младенцы вскорости умерли — не смогли жить без общения, ласки и любви. Если в периоде до трех-четырех месяцев дети еще реагировали на свет, звуковые сигналы, то позднее они становились равнодушными к окружающим, отказывались есть, пить, постепенно превращаясь в вялых, пассивных биологических существ. Периоду апатии предшествовал эмоциональный, болезненный бунт — дети плакали день и ночь, как бы выпрашивая у взрослых хоть каплю сочувствия, и, не получив его, теряли смысл жизни…
…Итак, советский эксперимент с широкой сетью презрения сирот в домах ребенка, интернатах и прочих специальных казенных учреждениях можно также считать провальным. Хотя бы потому, что сеть эта продолжает расти. За счет воспроизводства ее воспитанниками себе подобных. Нет, сейчас наши сироты не умирают в детских домах физически. Но умирают духовно. Половину отказов в роддомах подписывают выпускницы интернатов. Мировое сообщество давно пришло к выводу, что лучшего места, чем семья, для воспитания ребенка не существует. Только в кругу близких людей формируются привязанности. В этой связи любое гуманное государство должно следовать двум направлениям: во-первых, активно пытаться сохранить биологическую семью, во-вторых, но только когда первое может действительно навредить ребенку (асоциальная среда), способствовать максимально быстрому его попаданию к приемным родителям. На этот счет разработана масса методик и форм. И в Украине в том числе. Усыновление, приемная семья, опека и попечительство, детский дом семейного типа… Однако держава, объявив о смене исторической эпохи, настойчиво продолжает чудовищный эксперимент! Больше половины из 96 тысяч официальных украинских сирот, а по мнению экспертов их 150 тысяч, растут в специальных учреждениях. При этом многие государственные мужи, в том числе и работники интернатов, по-прежнему «компетентно» заверяют, что это не так уж и плохо. Питание, одежда, обучение, уход… Что еще надо?
…В послевоенной Америке беспризорных малышей, которым не нашлось места в интернате, отдавали умственно отсталым женщинам, проживающим в отдельных комнатах психиатрических клиник. Оказалось, что дети, которых начали воспитывать умственно отсталые мамы, демонстрировали более высокие показатели роста коэффициента умственного развития, чем те, которые воспитывались в надлежащих педагогических условиях интерната. Большинство «домашних» детей успешно закончили школы и даже пошли учиться дальше, в отличие от своих сверстников — воспитанников интернатов. Крайность времени, конечно. Однако довольно показательная…
Теперь вернемся, скорее, к бермудскому, нежели любовному треугольнику: биологическая мать — ребенок — государство. В его пучине гибнет несколько поколений семьи. И здесь украинское государство снова безмолвствует, продолжая предоставлять банальный набор услуг — врач, палата, кровать, совет на ходу… Этого вполне хватает одной женщине, и катастрофически недостаточно другой... Но если бы ей, замечу — не алкоголичке и не наркоманке, в момент жизненного кризиса кто-то предложил конкретную помощь, возможно, она не ушла бы из роддома без своего малыша. Эту страшную пленку можно было бы отмотать назад, и те 10% отказов превратились бы в три. Здесь могло бы начаться то самое возвращение любви и смысла уже рожденным в Украине мальчикам и девочкам. Бесспорно, это трудный, «не пиарный» ход для власти, способный привести к отдаче разве что к парламентским выборам — надцатого года, однако готовый засвидетельствовать истинный патриотизм нынешнего поколения столь красноречивых политиков.
Херсонские интервенты
Тем не менее у дверей родильного зала в Херсоне я стояла с надеждой. Сегодня это единственный город в Украине, где третий год продолжается эксперимент. Можно даже сказать, что он уже успешно завершился, и государство, кажется, даже озаботилось тем, как постепенно распространить этот опыт по всей территории страны. О цене такой «постепенности» ниже. Сначала о херсонской маме, которая только что тихо произнесла: «Я не буду забирать ребенка…».
…В ту самую минуту, когда, казалось бы, решение принято и только чудо может его изменить, в городской Центр матери и ребенка поступает звонок. Днем или ночью — не важно. Психолог приезжает через полчаса. Среди многочисленных палат родильного отделения больницы имени Лучанского есть одна, где почти всегда живет тишина. Там можно услышать только стук трех сердец: матери, ребенка и психолога, который «бессовестно лезет в душу» во имя спасения. Женщина молчит. А в запасе всего четыре дня. Есть родители? Где живут? Там тоже трудный разговор и… ожидание. Ребенок тем временем находится в одной палате с матерью. Она должна его кормить. Такие правила в больнице, дружественной к ребенку (особый почетный статус ООН). И смеси здесь не предусмотрены. Это тоже психологический ход — а вдруг близость малыша подействует? Снова тихая комната. И снова отчаяние… Куда? К кому? Отец сказал: «Чтобы этой шлюхи в моем доме не было!.. » Неправда! Все можно победить — ты сильная! Мы тебе поможем!
Херсон. 2004 год: из 80 отказов 58 не состоялись.
Киев. 2004-й: 215 отказов.
Украина: в год в числе 400 тысяч среднестатистических новорожденных — 40 тысяч социальных сирот.
Первая мама приехала сюда в ноябре 2003-го. Ее рыдания эхом разносились по этажам. Сегодня она говорит о том, что жизнь могла повернуться совсем иначе... Всю беременность провела на улице. Схватки начались в теплотрассе. Ненавидела своего ребенка. Знала, что никогда его не заберет. На мгновение поверила психологу, который тоже поверил ей... В центре дали комнату. Кроватка, шкаф, письменный стол… Общая кухня и туалет. Медсестра. Социальный работник. Ответ на любой вопрос. Денег платить не надо. Надо только любить и стремиться научиться выживать ради этой любви. За полтора года окончила ПТУ. Центр помог с работой и комнатой в общежитии. Малыш уже ходит в ясли…
— Сегодня у нас живут восемь девочек, — говорит директор Центра Валентина Антонова. — Каждая со своей судьбой и болью. Одну обманули, другую изнасиловали, третью из дома выгнали… Каждой нужно время, чтобы адаптироваться. Мы ничего не делаем за них. Мы помогаем и никогда не вспоминаем о том, что был отказ. И они не вспоминают. По крайней мере, вслух. Верят, что такие же, как и те мамы, которые приходят за своими детьми в детский сад, расположенный в другом крыле нашего здания. Они смотрят в окно на любящих пап и перестают ненавидеть мужчин, в глубине души надеясь, что и им повезет. Некоторые женщины выходят замуж. Иногда появляются и биологические папаши. Сначала «огородами», а потом вдруг выясняется, что это чуткий и добрый отец, который просто струсил когда-то. Бывает, приходят и раскаявшиеся бабушки с дедушками. Забирают домой и дочку, и внука. (Уникальна личная история директора Антоновой. Трагически потеряв взрослого родного ребенка, она усыновила двух малышей, оставленных одной биологической матерью.)
Сегодня центр напрямую работает со всеми родильными отделениями Херсона. И здесь практически уже реализован один из тех спасительных планов, в основу которого положены не столько деньги, сколько глубокое действенное сострадание, способное творить чудеса.
Цена вопроса
«Не ищите начал извне, ищите их в себе…»
Херсонский центр — это своеобразный результат поиска и реализации идеи Международной организацией «Надія і житло для дітей» в Украине. Подобные центры сегодня активно создаются в Европе. В Польше приюты для матерей c новорожденными действуют в каждом из 326 районов.
— Мы пришли в Херсон еще в 2001 году, — говорит заместитель директора организации, кандидат политических наук Людмила Волынец. — Начали не с создания центра, а с элементарных тренингов для врачей. В общем-то они и забили тревогу о все нарастающей волне отказов, последствия которой им приходится преодолевать в одиночку. Роды, шок, оформление документов на ребенка, перевод в детское отделение… Медики сгорают. Была работа с представителями местной власти, общение со специалистами центров социальных служб для молодежи и служб по делам несовершеннолетних… Провели ряд совместных тренингов. Мы учили всех, кто входит в круг лиц, способных помочь женщинам в кризисной ситуации, смотреть на проблему не осуждающими глазами. Создание центра логично вытекало из проекта «Реинтеграционная площадка», который работал в больнице имени Лучанского. Уже тогда женщины, отказавшиеся от детей, получали консультации психологов. Часть из них забирала малышей. Однако при всем желании этого не могли сделать те мамы, которым некуда было идти.
К тому времени «Надію і житло» услышали в Минздраве и в Министерстве по делам семьи и молодежи. В 2002 году в указе Президента «О первоочередных мероприятиях Государственной программы предотвращения детской беспризорности в 2002—2005 гг.» появилась строка о создании в Херсоне экспериментального Центра матери и ребенка. Оставалось найти действенное расположение местной власти.
— Было все, — говорит Волынец. — И восторги, и непонимание, и долгие дебаты с депутатами городского совета «о том, стоит или не стоит содержать за счет городской казны женщин легкого поведения». «Дайте нам деньги, и мы сами разберем их детей!» — такие «отбивочные» реплики тоже звучали. Возмущались родители детского сада, с которым центр сегодня делит крышу. Одна пожилая женщина заявила, что лично разобьет все окна, потому что «даже в войну нормальные женщины детей не бросали». В общем, прошли все этапы.
В итоге центр был создан на средства Международной организации «Надія і житло для дітей» при частичной поддержке ЮНИСЕФ. Содержание же открыто строкой в местном бюджете. В 2004-м учреждение «проело» 150 тысяч гривен. В нынешнем году в бюджет заложили 180 тысяч. Сегодня директор Антонова говорит, что на жизнь хватает. А местная власть авторитетно подтверждает: «Дешевле помочь ребенку избежать сиротства, нежели потом 18 лет содержать его в интернате».
— Центр стал дееспособным учреждением, о котором в городе знают, — продолжает Волынец. — К тому же мы прикладываем все усилия для продвижения этой идеи. В настоящий момент тесно работаем с государственными органами власти. Уже располагаем совместным указом Министерства охраны здравоохранения и Министерства по делам молодежи и спорта о взаимодействии подобных структур с медиками. Разрабатывается типовое положение и нормативы содержания. В то же время предвижу довольно трудное внедрение подобной практики на местах. Социально сознательный мэр сегодня — очень редкое явление. А ведь решение вопросов профилактики сиротства — прерогатива именно местных органов власти. В законодательном плане также есть серьезные пробелы. Например, Семейный кодекс определяет возможность усыновления ребенка только в два месяца, однако не отмечает, что в это время с мамой должен кто-то работать, дабы сохранить биологическую семью! Ведь именно для обеспечения прав матери парламентарии и отвели такой срок, пожертвовав тем самым даже правом ребенка на скорейшее попадание в семью. Остается открытым и вопрос дальнейшей социализации женщины с ребенком, покинувшей центр. В Украине отсутствует институт предоставления социального жилья.
Министерство по делам молодежи и спорта, комментируя возможность продвижения опыта Херсона, говорит о планах открытия в этом году восьми таких учреждений. Однако лишь в случае решения вопросов создания правовой базы и определения источников финансирования соответствующим постановлением Кабмина.
— Понятно, что практика создания подобных центров должна жить, — поясняет директор Государственного центра социальных служб для молодежи Светлана Толстоухова. — Мы охотно идем на контакт с Международной организацией «Надія і житло для дітей» в Украине, четко осознавая, что только совместными усилиями можно решить эту непростую для государства проблему. Сегодня в украинских родильных домах работает 76 консультативных пунктов, где с женщинами общаются психологи центров социальных служб. Конечно, в этом случае мы можем помочь только словом, но и оно порой спасает. Если же взглянуть на проблему глобально, то наше государство пока не располагает сбалансированной системой помощи родившим «кризисным» женщинам.
Эпилог
…Что ж, судьба потомства 10% «трудных» мам, проблемами которых мы озаботились в начале повествования, сегодня находится в прямой зависимости от месторасположения родильного отделения на территории Украинского государства. Всего-навсего. Об асоциальной их части и речи не веду: ребенку — порядковый номер, матери-наркоманке — отказ в реабилитации. Однако и у остальных перспектива один в один, вплоть до возможной организации у них в городе центра, подобного херсонскому. «Расторопность» же державы в этом плане впечатляет. Два года создавали Центр матери и ребенка в Херсоне. (Хвала неиссякаемой инициативе общественной организации!). Теперь «постепенно» будем распространять опыт… Показательно, что где-то на уровне, к счастью, сбереженного профессионального звена того же Министерства по делам семьи, молодежи и спорта присутствует посыл приоритетности вопроса «возвращения любви» уже рожденным. Однако на уровне первых лиц звучат заявления, поддерживающие «стратегическую линию правительства и Президента о скорейшем решении демографического кризиса в Украине». Вот жизнь «купить-продать» волевым решением — можем, а гарантировать каждому ее качество — не хотим!
— Вряд ли стоит соглашаться с формулировкой: «Мы решаем социальные проблемы — мы увеличили помощь». Ведь экономический блок — это только видимая часть серьезной государственной проблемы! Но, если меня никто не поддерживает в момент кризиса, то грош цена всем тысячам, свалившимся на голову. Социальные выплаты никогда не равнялись социальной политике! — убеждена Людмила Волынец.
…Что же касается столь масштабного социального заказа на новых детей, то стране, где только-только начал формироваться средний класс, а основное население пребывает у черты бедности, такой фальстарт может дорого стоить.