UA / RU
Поддержать ZN.ua

СПЕЦКОМАНДИРОВКА ГЕНЕРАЛА ТАРАНЕНКО

В принятой на XXII съезде КПСС Программе Коммунистической партии Советского Союза раздел «Национал...

Автор: Сергей Бабаков

В принятой на XXII съезде КПСС Программе Коммунистической партии Советского Союза раздел «Национально-освободительное движение» заканчивался словами: «КПСС считает своим интернациональным долгом помогать народам, идущим по пути завоевания и укрепления национальной независимости, всем народам, борющимся за полное уничтожение колониальной системы». То, что эта помощь носила самые разнообразные формы, включая военную, сегодня общеизвестно. Но вот детали... О работе советских военных в Ливии рассказывает кандидат военных наук, профессор кафедры военного искусства Академии Вооруженных Сил Украины генерал-майор в отставке Николай Алексеевич ТАРАНЕНКО.

- Знаю, что в так называемые «спецкомандировки» попадали далеко не все офицеры. Как проходила подготовка к такой работе за рубежом?

- По-разному. Знаю людей, которые годами стремились к таким поездкам, месяцами проходили оформление, а у меня все получилось иначе. В 1977 году я проходил службу в должности первого заместителя командующего танковой армией в Житомире. В один из дней конца июля меня срочно вызвали в Москву в 10-е главное управление Генерального штаба, которое занималось загранкомандировками. На следующий день был в столице. В управлении мне предложили двухлетнюю командировку в Ливию в качестве старшего группы советских военных специалистов. К тому времени в моей жизни сложились такие чрезвычайные для меня обстоятельства, что я сразу, без долгих раздумий согласился.

- Что же это были за обстоятельства?

- Давайте пока отложим этот вопрос. И сегодня, хоть прошло больше двадцати лет, о них тяжело вспоминать.

- А как проходила ваша подготовка к работе в Ливии?

- В течение дня побывал на нескольких инструктажах. На них узнал, что на тот момент между Ливией и Египтом сложились напряженнейшие отношения. Назревал вооруженный конфликт. Для СССР он был крайне нежелателен: хотя отношения с Египтом тогда разладились, в стране еще находились советские военные советники во главе с генералом Боковиковым. Они заканчивали передачу египтянам техники и материальных средств. Там оставалось еще много наших боеприпасов и горюче-смазочных материалов. Все это надо было как-то спасать. К тому времени и в Ливии тоже работали советские специалисты. Мне в общих чертах рассказали о стране, подчеркнув, что живет она по строгим мусульманским канонам и, в частности, предусмотрена смертная казнь за нарушение «сухого» закона.

- А кто вас инструктировал?

- Несколько человек. Заведующий военным отделом ЦК КПСС генерал-полковник Савинкин рассказал немного о стране, подчеркнул, что в Ливии строится социалистическое общество. Как раз незадолго до этого - с марта 1977 года - Ливийская Арабская Республика стала называться Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирией. Главу государства полковника Муамара Каддафи Савинкин охарактеризовал как непредсказуемого, бестолкового человека. Самый короткий разговор был с начальником 10-го главного управления генерал-полковником Скориковым. Он лишь спросил меня о том, где я учился, в каких должностях служил. «Имей в виду, - говорит - если не справишься - это конец твоей карьеры. Ты первый советский генерал, который едет в Ливию, и, надеюсь, не подведешь». Оба генерала ссылались на то, что основные инструкции даст начальник Генерального штаба генерал армии Огарков. Николай Васильевич меня знал. Во время учений «Осень-74» я принял командование танковой армией вместо заболевшего командующего и успешно справился с этими обязанностями. Встретившись с ним в тот раз, хотел было записать, что он будет говорить, но Огарков остановил «Такое не записывают!». Мне была поставлена задача: принять все возможные меры к тому, чтобы избежать войны между Ливией и Египтом. Я должен был организовать работу советских специалистов по обучению ливийских подразделений и обеспечить эффективное освоение ливийцами поставляемой из СССР военной техники. На прощание Огарков сказал: «Вам поручается дело государственной важности. Из этого и исходите в своей работе!».

- А какие именно меры надо было предпринимать для предотвращения войны? Вам об этом рассказали?

- Нет. Указание было такое: разобраться с ситуацией на месте и действовать в соответствии с обстановкой. Вся моя подготовка к поездке заняла менее суток. Позвонил жене и сыну, получил заграничный паспорт, сдал на хранение партбилет и на следующий день с двумя сотрудниками своего будущего аппарата вылетел в Будапешт, а оттуда в Триполи. Там нас никто не встретил. Услышали знакомую речь - кто-то из посольских встречал своих - с ними и добрались до места. Для работников посольства наш приезд был полной неожиданностью. Общение с послом - не помню уже его фамилию - меня сильно насторожило и озадачило. «Нас здесь, - говорит - полностью изолировали. Руководство страны с нами не считается. Чем занимаются здесь ваши военные специалисты - я не знаю». Поговорил с одним работником посольства, вторым, третьим - ничего утешительного. Думал, внесут ясность сотрудники военного атташата, но и они ничем не порадовали. Им разрешали перемещаться только по городу в радиусе 10 или 15 километров от посольства и все. Ситуацией по стране атташат владел только в общих чертах. Попросил их помочь встретиться с Каддафи, но они только развели руками.

- В чем же дело? Строят социализм и так обходятся с дипломатами первого социалистического государства?

- В этом-то и пришлось мне разбираться в первые месяцы. На тот момент в стране находилось около 350 наших военных специалистов. Небольшими группами они работали по всей стране. Одних старших групп я вызвал к себе в Триполи, к другим съездил сам. При этом заметил, что за мною следят и не особо при этом маскируются. Поездки, общение, наблюдения: постепенно картина начала вырисовываться. К моменту моего приезда Советский Союз поставил в Ливию большое количество современной военной техники и оружия. Приведу лишь один пример. В Союзе в то время были еще дивизии, вооруженные танками Т-62, а в Ливию уже поставили самые современные машины Т-72, имевшие 125-миллиметровую пушку и автоматический механизм заряжания. Такая же ситуация была и по многим другим видам вооружения, особенно авиационным. При этом Ливия исправно платила доллары за поставляемую ей технику и была по этому показателю на втором месте после Ирака. Кроме наших специалистов в стране работали поляки, чехи, румыны, пакистанцы, северокорейцы. Пакистанский и югославский генералы были на правах советников при министре обороны. Как стало со временем понятно, в военных специалистах ливийское руководство хотело видеть людей, помогающих овладеть всей этой техникой и не более того. Наше же посольство, по указанию Москвы, пыталось влиять на Каддафи и его окружение, а эти попытки вызывали самую негативную реакцию. Скажу, что Каддафи даже не принял у посла верительных грамот, не приглашал его на официальные мероприятия. Помощи в организации своей работы мне было ждать неоткуда.

- Что же вы предприняли в той обстановке?

- Прежде всего доложил в Москву по полному кругу, то есть - Брежневу, Косыгину, Громыко, Андропову, Устинову: «Никаким социализмом, в нашем его понимании, здесь и не пахнет. В стране неограниченная власть Каддафи и его группы. Советской техники навезено множество, но хранится она безобразно. Наши люди - придаток к машинам и только. Вмешиваться в организацию обучения и воспитания ливийской армии они не имеют возможности». Отправил шифровку, а сам стал искать контакты с руководством Ливии. Без них решать поставленные мне задачи было невозможно. Помог мой переводчик - майор Стротилов. Он всю жизнь проработал в арабском мире, хорошо знал все его особенности. Стротилов подсказал, что надо встретиться с двоюродным братом Муамора Каддафи. Он и помог организовать встречу с Мифтахом Али Абделла Каддафи. По моему предложению проходила она за городом, в поле, куда мы выехали на машинах. Говорю ему: «Я не политик, не разведчик. Я - профессиональный военный. Не делаю секрета - генерал. До приезда в Ливию был первым заместителем командующего танковой армией, а это 1,5 тысячи танков, столько же стволов артиллерии, пехота, ПВО и так далее. Хорошо знаю свое дело и хочу помочь вам освоить советскую технику. При том количестве, которым вы располагаете, без помощи советских специалистов вам не обойтись, а я уже три месяца в стране, но пока не могу должным образом организовать их работу. Более того, я сам до сих пор не устроен: ни машины, ни средств связи, ни гостиницы. Помоги мне встретиться с Каддафи для обсуждения этих вопросов.» Мифтах обещал содействие.

- И выполнил свое обещание?

- По-видимому, да. Точно судить трудно, потому что в это время резко обострились отношения между Ливией и Египтом. Назревал вооруженный конфликт. Тут же меня находит командующий ПВО Ливии генерал Джума Ават Идрис. В свое время он и генерал Скориков подписали договор об оказании ливийцам помощи в освоении поставляемой советской техники. На тот момент это был единственный документ по военно-техническому сотрудничеству, который был у меня на руках. Находит, многократно извиняется: «Я даже не знал, что вы приехали, в каких условиях живете». Тут же мне предоставляют машину, место в лучшей гостинице (а до этого я жил то у одного, то у другого специалиста) и приглашают на центральный командный пункт ПВО. Входим в зал, на планшете высвечивают сложившуюся на тот момент боевую обстановку и говорят: «Просим вас принять меры по отражению воздушного удара Египта по военной базе в Тобруке. Он ожидается завтра в 10.00» Можете представить мое положение. Я главный военный специалист, а не советник. Принимать участие в боевых действиях без разрешения Москвы не имею права. По телефону такой вопрос не обсудишь - надо посылать шифровку, а это, по опыту, туда и обратно - двое суток, а до ожидаемого нападения остается 14 часов. С другой стороны, если не отразить воздушную атаку - двинутся вперед сухопутные силы египтян, а это уже война, которую, как помните, мне надлежало предотвратить.

Начал, как и учили в военном училище и двух академиях, с оценки обстановки. Связался с нашими офицерами на местах. Из докладов стало известно, что все специалисты, кроме советских, покинули накануне военные базы и уехали в Бенгази и Триполи. А к каждому нашему ливийцы приставили вооруженного охранника и предупредили, что если попробуют покинуть боевые посты - будут расстреляны. В такой ситуации, когда люди оказались заложниками, у меня оставался только один путь. Дал команду все средства ПВО привести в полную боевую готовность, усилить некоторые направления, собрать дополнительное количество ракет. Подключил к этой работе специалистов, работавших в военно-морских силах. Принимая во внимание, что ливийцы только начали осваивать оружие ПВО, указание всем дал такое: «Наведение ракет осуществлять самим, но кнопки пуска пусть нажимают ливийцы. Вплоть до того, что брать их за руку и подносить палец к нужной кнопке». Началась подготовка.

- Советского посла вы поставили в известность о таком развитии событий?

- Уже когда принял решение. Он одобрил мои действия. К тому времени в посольстве произошла замена руководства. Новый посол Анатолий Васильевич Анисимов был опытный дипломат, хорошо знал Африку, был старше меня по возрасту. Выслушал мой рассказ и говорит: «Я этот арабский мир знаю. После всех этих дел они или полюбят тебя, или уничтожат. Теперь крепись, сынок!» С этим напутствием я и возвратился на командный пункт... В 10.00 мне поступил последний доклад от наших специалистов о готовности, а в 10.02 со стороны Средиземного моря появились египетские самолеты. Это были Ту-16, Су-7, МиГ-19 и даже самые современные на тот момент Миг-21. Все советского производства. И вот за 52 минуты было сбито 37 самолетов! 9 летчиков - и среди них даже один бригадный генерал - попали в плен. Египтяне потом долго не могли прийти в себя. Ни о каком наступлении сухопутных сил речь уже и не шла. Техника наша показала себя исключительно хорошо. Позже мне рассказывали, что если для увеличения вероятности попадания запускалось по две ракеты, то одна поражала самолет, а вторая - самые крупные его обломки.

- А как московское руководство отреагировало на эти события?

- В Москву я доложил, что в сложившейся обстановке принял решение отразить удар. Результаты такие-то. В ответной шифровке обошли оценку законности моих действий, но выразили сомнение по поводу количества сбитых самолетов. Самолюбие мое было задето. Попросил у ливийцев помощи в изготовлении снимков и отправил в Москву фотографии сбитых летчиков и обломков самолетов. Оттуда распоряжение Огаркова: на деле поставить крест и ни в коем случае не распространяться о том, что там произошло, а тем более об участии во всем этом советских специалистов... Через несколько дней Каддафи устроил прием. Вручил награды нашим специалистам. Наградил орденом и меня. В присутствии всех собравшихся обнял и говорит: «Аллах помог мне и прислал как раз того человека, который нужен». С этого приема моя жизнь переменилась. Я получил возможность перемещаться по всей стране, бывать в воинских частях, организовывать работу наших людей так, как считал нужным.

- И какой вы увидели ливийскую армию?

- Первое впечатление было тяжелым. В одной из частей застал на плацу занятия с новобранцами по строевой подготовке. Стою возле штаба, разговариваю с командирами и тут на наших глазах два сержанта вытаскивают из строя щуплого такого парнишку и начинают лупить его резиновыми дубинками. Через несколько дней довелось встречаться с министром обороны генералом Джабером. Сидим, пьем чай, беседуем о делах. В разговоре он стал меня за что-то хвалить, и тут я ему говорю: «Товарищ генерал (такое было принято обращение), а ведь я из крестьян и не всегда генералом был - начинал с солдата». И давай ему рассказывать, как двенадцатилетним пацаном попал 22 июня 1941 года возле Воскресенска под бомбежку, как прибился к воинской части и всю войну прошел воспитанником, как потом служил срочную, учился в полковой сержантской школе... Рассказал все это, а потом и говорю: «Конечно, только вам решать, какими методами воспитывать подчиненных, но я вас очень прошу: не наказывайте солдат хотя бы в тех частях, где работают наши офицеры». На следующий день Джабер отдал приказ: «Пока советские специалисты находятся в частях - а это с 7.00 до 15.00 - солдат не наказывать». После этого наш и без того высокий авторитет поднялся еще выше. Когда я приезжал в воинские части или на полигон, то для того, чтобы поздороваться со мной - а это было традиционное для мусульман троекратное прикосновение щеками, - выстраивались очереди до двухсот человек.

- Ливийская армия создавалась по образцу и подобию советской?

- Не во всем, но во многом за основу брался наш вариант. После Тобрука Каддафи сказал мне: «Я доверяю вам вместе с Джабером (министр обороны Ливии) вооруженные силы. Вы должны сделать их такими, какие не имеет ни одна африканская страна». И без всякого бахвальства скажу, что такая армия была создана. 150 тысяч! Вся в броне, на вертолетах, самолетах. Обучение велось круглый год днем и ночью. Когда в Ливию прилетел главный маршал авиации Кутахов, он был поражен интенсивностью учебы летчиков: 4 дня в неделю, по 5-7 вылетов в день. Так же и у сухопутчиков. Ежедневные стрельбы и вождения без ограничения боеприпасов и горючего.

- Откуда же у страны были такие деньги на армию?

- Нефть. При населении около 3 миллионов человек ее добывалось 100 миллионов тонн в год. Богатая страна. Коммунальные услуги (электроэнергия, газ, вода), образование и здравоохранение - все для населения бесплатно. 80 процентов солдат были неграмотны, но при этом на службу приезжали на своих автомобилях.

- Разве они не ночевали в казарме?

- У них и казарм-то не было - только в приграничных районах. Питался каждый самостоятельно - из магазинов, кафе или тем, что привозил с собой. Решалось это без проблем - солдат получал минимум 230 динар в месяц, а это, по ливийским понятиям, большие деньги. Для сравнения скажу, что я, генерал, получал 70 динар. Сколько это в долларах - не знаю. Честное слово, тогда даже не интересовался. Советскому Союзу за меня Ливия платила ежемесячно 30000 долларов.

- А как жили ливийские офицеры?

- В большинстве своем это были богатые люди. Многие имели собственные магазины, предприятия. Профессия военного в Ливии очень престижна, вот они и служили в армии, не особо себя утруждая. Обучением солдат занимались сержанты, офицеры до этого не опускались. Вы бы видели глаза ливийских офицеров, когда я брал в руки автомат и укладывал на стрельбище все мишени, а потом еще танк или БМП водил. У них такое не практиковалось. В большинстве своем образование офицеры получили в Западной Европе. Мне тогда удалось убедить руководство страны, и около 300 ливийцев из бедных семей начали учиться в советских военных училищах. Кстати, сам Муамор Каддафи проходил в свое время офицерскую переподготовку в Великобритании, свободно владел английским.

- Вы часто с ним встречались?

- Какой-то определенной периодичности не было. Виделись на учениях, а они проводились 1-2 раза в месяц, на приемах. Меня, в отличие от посла, регулярно приглашали на все официальные мероприятия.

- И все-таки, почему было такое отношение к советским дипломатам?

- Как-то в разговоре Каддафи объяснил это: «Генерал, я вижу вы справедливый человек и приехали помочь нам создать армию, обучить наших специалистов. А советский посол прибыл строить социализм, но ваш социализм нам не подходит. Передайте ему эту книгу (он протянул мне свою работу «Преобразование мира в интересах народов» в зеленой обложке). Пусть он знает, что такое мой социализм!»... Каддафи - это, несомненно, яркая личность, одаренный человек, с верой в справедливость Аллаха и закона. Он вел страну по избранному им пути и не хотел подсказок со стороны всяких «старших братьев».

- На что же тогда рассчитывали советские политики?

- В лозунгах, под которыми Каддафи вершил власть, звучали антиимпериалистические, антиамериканские мотивы. И вполне понятно, что в условиях, когда шла ожесточенная борьба двух сверхдержав за влияние в мире, Советский Союз стремился заполучить Ливию в свои союзники. Каддафи же нужна была самая современная военная техника, он умело сыграл на сложившейся тогда политической ситуации и приобрел желаемое. После успешного отражения авиационного нападения египтян последовали новые закупки. Советский Союз вытеснил с ливийского рынка оружия другие страны. Каддафи сказал мне по этому поводу: «Вы победили немало конкурентов и у вас теперь достаточно врагов». По его распоряжению за мной постоянно следовали ливийцы-охранники.

- И что, советская техника действительно была конкурентоспособна?

- Да, можете не сомневаться. Слабовато показали себя только карбюраторные «Уралы» и 131-е ЗиЛы. А вот КрАЗы в пустыне работали прекрасно. Однажды ливийцы попросили перебросить дивизион «Шилок» в район границы с Нигером. Это такие счетверенные 23-мм пушки на гусеничном ходу, предназначенные для поражения воздушных целей. Вместе с нашими шли немецкие и итальянские машины. Температура воздуха 30-40 градусов, пустыня. Тысячу километров «Шилки» прошли за пять суток. Вся другая техника развалилась в пути. Добрались до места назначения, расположили технику на позициях. Я с самого начала предупредил ливийцев, что вблизи границы, где возможны военные действия, моих людей не будет. Заканчиваем работу и вдруг слышим выстрелы. Смотрю - со стороны Нигера на нас наступает конница и пехота. Человек пятьсот. Мчатся во весь опор на лошадях, в балахонах таких. Пули уже свистят со всех сторон. Ливийской пехоты для нашего прикрытия нет. Что будет через несколько минут - предположить нетрудно. Ливийцы смотрят на меня: «Что делать?». А тут уже не до политики - «участвуем в военных действиях или не участвуем» - вопрос жизни и смерти. Даю команду отразить нападение «Шилками». Три десятка машин, каждая из четырех стволов, скорострельность 3200 выстрелов в минуту. Пять минут и все было закончено. Страшное зрелище представляло из себя то поле боя, но, как говорится, не мы первые начали...

- А каким был статус советских военных специалистов в Ливии?

- В первый же день моей спецкомандировки в посольстве меня предупредили, что все мы - военные специалисты - находимся в стране на правах комбатантов, то есть участников военных действий со всеми вытекающими отсюда последствиями. А в плен в тех краях брать не принято - убивали на месте. Даже своих убитых и раненых не забирали с поля боя.

- Почему же не забирали хотя бы раненых?

- Такие обычаи, нравы. «На все воля Аллаха!».

- Советские специалисты участвовали в боевых действиях?

- Официально, конечно, нет. Но война есть война. Как видите по истории с «Шилками», случалось всяко. Я старался исключить участие своих людей в боях. Самого же не раз испытывали на этот счет. Однажды, после того как из Союза прибыли бригады оперативно-тактических ракет, Каддафи обратился ко мне: «Товарищ генерал, надо нанести удар 18 ракетами по аэродрому». «Нет проблем, - говорю, - я готов нанести ракетный удар по любому аэродрому, лишь бы он находился на территории Ливии». Каддафи внимательно на меня посмотрел, ничего не сказал и тут же распорядился оборудовать в безлюдном районе макет аэродрома. В назначенный день мы произвели пуски 18 ракет Р-300 - вы такие на параде в День независимости, наверное, видели. Каддафи сам наблюдал за поражением целей. Все ракеты попали, как говорят ракетчики, в колышек. Авторитет, доверие к нам, еще больше выросли... А между тем было предпринято несколько неудавшихся покушений на жизнь Каддафи. И вот однажды он говорит мне: «Подготовьте, пожалуйста, один советский экипаж вертолета, чтобы я мог иногда на этой машине вылетать по делам». А у меня было четыре экипажа Ми-8. Выбрал лучший, объяснил людям, что может стоять за этой задачей. И вот с той поры периодически стало повторяться: за мной в сопровождении пяти мотоциклистов приезжает машина: «Каддафи приглашает вас лететь с ним». Понимай, как знаешь - то ли ты дорогой друг, то ли заложник. Такие его предосторожности были не случайны. Как-то приехала высокопоставленная немецкая делегация. Она должна была вместе с Каддафи лететь на его родину в Сирт. Я тоже был приглашен. Расселись по вертолетам, вот-вот взлетим, и тут Каддафи выходит из своего вертолета - он должен был лететь первым - и садится в мой - третий. Летим. За несколько километров до Сирта - первые два с ливийскими экипажами и пассажирами взрываются, а наш цел. Как показало потом расследование - сработали взрывные устройства. Вертолеты были французского производства. Каддафи после этого случая летал в основном на наших Ми-8. Они очень хорошо там себя показали.

- Как же ливийцы осваивали военную технику при 80 процентах неграмотных солдат?

- У ливийцев прекрасно развиты способности к запоминанию. Для того, чтобы подготовить радиолокационную станцию к работе, надо выполнить около 80 операций. И вот несколько занятий - и солдат все их безошибочно повторяет. Да и учителя были какие! Наши специалисты трудились добросовестно, самоотверженно. Сказывалось и советское воспитание - «Родина доверяет вам...» - и солидный материальный стимул.

В 1979 году, прослужив два года безвыездно в Ливии, возвратился в Союз. Каддафи предлагал мне остаться насовсем. «Я,- говорит, - договорюсь с Брежневым, за вами сохранят советское гражданство». Но я не согласился - хватит. Не буду оценивать политическую сторону того, чем я там занимался, - разумеется, сегодня все оно воспринимается по-другому - а свои профессиональные обязанности я выполнил там честно. Не потерял ни одного человека. Число военных специалистов увеличилось за это время до 1,5 тысяч человек и авторитет их был очень высок. Советские военные корабли получили уже давно желаемую возможность заходить в ливийские порты... У меня остались самые теплые воспоминания о Ливии, ее народе. И они, судя по тому, что каждый год в День великой сентябрьской революции присылают поздравления, помнят меня. В 1992 году орденом наградили. Вот такой была моя спецкомандировка.

- Да, интересно. Но давайте, все же, возвратимся к началу нашего разговора. Какие обстоятельства все-таки повлияли на то, что вы немедленно согласились ехать в Ливию?

- Не знаю, может и не надо об этом рассказывать. До сих пор больно вспоминать... Но ведь было!.. Как уже упоминал, в 1977 году, перед Ливией, я служил в должности первого замкомандующего армией. И тут освобождается должность командующего армией в нашем округе. По всем признакам - уже 2,5 года в замах, две академии, опыт службы - я один из претендентов на нее, но моя кандидатура даже не обсуждалась. Проходит некоторое время - освобождается еще одна должность командующего и тот же результат. И вот уходит на повышение мой командующий армией. Рассмотрели мою кандидатуру на Военном совете округа, рекомендуют на его место. Все вроде идет нормально и вдруг на эту должность прибывает совершенно новый человек из группировки советских войск в Монголии. Самолюбие мое, скрывать не буду, было задето, но я человек военный - начальникам виднее. А тут случилась оказия побывать в Москве. Иду по коридорам Министерства обороны и встречаю знакомого кадровика полковника Малышева. В разговоре с ним упомянул о своих проблемах, и он, со всеми оговорками о конфиденциальности рассказанного, говорит мне: «Пришли мы со Шкадовым (начальник Главного управления кадров Министерства обороны СССР) к министру. Стал Шкадов докладывать по кандидатам на должности командующих армиями и когда дошел до твоей фамилии, министр обороны маршал Устинов прервал его: «Вы что даете мне на «ко»? Хохлы заполонили армию! Надо гнать их! Впредь не назначать их на должности командиров полков и не посылать на учебу в академию Генерального штаба!». То, что я услышал, для меня было страшным ударом. Вся моя жизнь перевернулась. С 12-и лет я в армии. Служил верой и правдой. Где только не пришлось бывать - 25 гарнизонов сменил, а уж сколько раз с квартиры на квартиру переезжал - и не сосчитать. Пока был офицером - до командира полка включительно - у меня не было случаев гибели людей. Полярная дивизия, которой командовал, дважды признавалась лучшей в Вооруженных Силах. И вдруг услышать такое....

- А почему же Устинов так невзлюбил украинцев?

- Видно, были у него на то причины и одна из них - личная неприязнь к покойным уже в то время министрам обороны маршалам Гречко и Малиновскому. А мне в свое время довелось быть офицером для особых поручений и у одного, и у другого... Вначале не поверил тому, что услышал от кадровика. Слишком нелепым все казалась... Возвращаюсь в Житомир. На следующий день обращаюсь к командующему округом генералу Варенникову. Захожу: «Товарищ командующий, прошу вас все-таки пояснить, почему я не назначен на должность командующего армией». Валентин Иванович в ответ: «Вы уже в возрасте, вам 47, а надо до 45-ти». Я говорю: «Так прибывшему командарму 49 лет. Он не окончил академию Генерального штаба, имеет два предупреждения о неполном служебном соответствии в приказах министра обороны...» Варенников молчит. «А может, - говорю, - причина в том, что моя фамилия заканчивается на «ко»? Варенников стал возражать, но вижу - попал в точку. Достаю рапорт, кладу на стол командующего: «Прошу уволить меня из Вооруженных Сил...». Варенников отвечает: «Принимать решение по вашему рапорту - прерогатива министра обороны, но увольнять вас никто не будет. Езжайте, работайте». Через сутки мне предложили должность замкомандующего Туркестанским округом, но я отказался - обида была велика. Отвечаю: «Для меня должностей больше нет. Я старый человек, рапорт мой у вас лежит - докладывайте министру». Вот тогда меня и пригласили в Москву. Служить в прежней обстановке я бы не смог. Ливия была для меня выходом из той ситуации.

- А как сложилась ваша судьба после возвращения из загранкомандировки?

- Возвратившись, попросил уволить меня в запас. Кадровики долго не давали никакого ответа. А потом предложили должность старшего преподавателя оперативного искусства в академии Генерального штаба. Я согласился. Защитился там, стал кандидатом военных наук, доцентом. В академии вновь столкнулся с несправедливостью. Посмотрел состав слушателей - нет украинцев. Уже после смерти Устинова, кажется, в 1985 году - это сейчас все мы храбрые, а тогда помалкивали - поднял руку на партийной конференции академии: «Прошу слова по кадровому вопросу». Зал обмер. Вышел на трибуну и говорю: «Какая же это ленинская национальная политика, если при наборе в академию ущемляются права украинцев?» И давай перечислять цифры: сколько украинцев погибло в годы войны, сколько стали Героями Советского Союза, сколько награждены орденами и медалями... Не думаю, что мое выступление сыграло решающую роль, но постепенно ситуация стала меняться: в следующем наборе уже было четверо украинцев, потом шестеро. В 90-м году, когда уходил на пенсию, уже шестнадцать. Это из 125 слушателей на курсе... Уволившись в запас, обменял квартиру в Москве на Киев. Вернулся на Родину. Думал, наконец, в театры похожу, на даче буду копаться... А тут такое закрутилось. Дослужились до того, что стало некому готовить национальные военные кадры. Ведь много толковых преподавателей было. А потом один уезжает, второй... Спрашиваю: «Почему?» «Мне дали понять, что с моей национальностью перспектив в службе у меня нет». Меня это возмутило до глубины души, я ведь сам через такое унижение прошел. Говорю главному идеологу этой дурости (произвели на свою голову генерала): «Что же вы делаете? Важно, чтобы человек был порядочным, служил народу своей страны и неважно кто он - русский или эфиоп... А не хочешь служить - тогда скатертью дорога!» В конце концов здравый смысл возобладал - прекратили эту глупость. Дай Бог, чтобы он не изменял нам и впредь!..