Спасатель

Его знают и помнят тысячи и тысячи больных. Бывших больных, кому он вернул возможность двигаться, ходить. Это он своими костно-пластическими операциями спасает и возвращает к нормальной жизни инвалидов, скованных неподвижностью после травм или после неправильно сросшихся переломов внутри суставов. О нем так и говорят: «Профессор-спасатель Евгений Скляренко».

В его биографии слово «впервые» повторялось достаточно часто. Не претендуя на полноту списка, хотя бы пунктирно обозначу успехи Евгения Тимофеевича. Он первым в Украине и бывшем СССР занялся хирургическим лечением больных ревматоидным артритом. Первым разработал оригинальные методики лечения и пересадки суставов, не имевшие аналогов ни у нас, ни за рубежом. Создал свою, «скляренковскую», школу восстановительной хирургии суставов. Имеет 15 изобретений по остеосинтезу длинных трубчатых костей, по применению криохирургии в травматологии и ортопедии, по профилактике фиброзирования... Он — автор 225 научных работ...

Завтра была война

Биография его схожа с биографией сверстников. На свет Божий, как говорится, появился без серебряной ложечки во рту, так что всего пришлось добиваться самому.

В детстве заболел столбняком и мог умереть, если бы не винницкий профессор Владимир Масалов. Он сказал тогда десятилетнему мальчишке: «Женя, дай слово, что станешь врачом!» Но тот промолчал. Очень боялся крови. Он, сын лесничего, уже тогда был поэтом, влюбленным «у чисте небо й неозорі ліси», и о медицине не хотел даже слушать.

Его отец Тимофей Федорович Скляренко был известнейшим на Виннитчине ученым-лесничим, проводившим опыты над бересклетом, в коре которого обнаружена гутта. Газеты писали в
30-е годы: «Найденная в бересклете бородавчатом гутта имеет большое значение для советской промышленности, так как освобождает ее от импорта заграничной гуттаперчи».

Отец для Евгения был и учителем, и другом, и образцом для подражания. Через много лет сын напишет:

Тату мій! Найдорожча моя людино!

Ти мій сонячно-зоряний шляховід.

Все, що міг, якнайкраще для сина

Ти зробив і лишив заповіт.

Шлях життєвий твій, тату,
тернистий,

З юних літ сам на хліб заробляв,

Право бути Вкраїні корисним

Ти свідомо весь вік здобував.

Збігли весни, роки за роками,

А мій батько у серці живий…

Заповіт твій щомиті з синами

І твій клич Україну любити святий.

Учился в школе, а 21 июня 1941 года был выпускной вечер. Когда фронт приблизился к родному селу, Женя Скляренко стал уговаривать командиров советских частей, проходивших по главной улице, взять его с собой — еще не было семнадцати, и поэтому в военкомате не принимали заявление. Командир одной артиллерийской части сжалился: «Ладно, залезай в кузов».

Так Женя стал членом боевого артиллерийского расчета. Подносил снаряды к знаменитой «сорокапятке», той самой, что встречала вражеские танки лицом к лицу, расстреливая их прямой наводкой.

До сих пор помнит свой первый бой у райцентра Липовец, на Виннитчине. Он длился с короткими интервалами двое с половиной суток. Затем наши части начали отходить, и артиллеристы прикрывали их от наседавших немецких танков...

Потом было окружение и неоднократные попытки вырваться, пробиться к своим. Ранение и плен. Голодных, обессиленных вели их в печально известную Уманскую яму. «Я шел крайним в ряду, — вспоминает Евгений Тимофеевич. — На повороте дороги стояло несколько человек. Уже не скажу, что за рука (может, Господа?) меня схватила за одежду и выдернула из колонны. Пожилой человек зашептал на ухо: «На, закуривай!» Я волновался, бумага рвалась, табак рассыпался. Но делал вид, что собираюсь закурить. Тем временем колонна прошла, и меня искать не кинулись».

Больной, ослабевший, сторонясь больших дорог, добрался до Винницы, где оказался в объятиях плачущей матери.

Минуло несколько дней, и Женя стал подумывать о работе — надо было как-то помогать матери и меньшему брату. Но куда податься в оккупированном городе? Его никто не хотел брать — болезненный вид парня не внушал доверия: какой из него работник? Направился в инфекционную больницу. Приняли охотно — на опасную должность дезинфектора желающих не было. Так он... приобщился к медицине, ставшей потом делом его жизни.

Вскоре на Евгения вышел местный подпольщик Иван Бутенко. Задания были не сложные: обеспечивать партизан и подпольщиков медикаментами...

После освобождения Виннитчины от немцев — армия, Первый Украинский фронт. Но вскоре в боях попал под обстрел дальнобойной артиллерии и получил тяжелую контузию. Очень долго не мог нормально говорить. На этом война для него закончилась.

Институт целителей

Закончил Львовский мединститут, получил диплом с отличием. Там же и студенческую свадьбу сыграл. Так что с Ниной Стадник вместе уже 57 лет! «Рядом с Ниночкой мне радостно и счастливо все эти годы. И стихи пишу ей по-прежнему, объясняюсь в любви, как тогда, в молодости».

Поехал по назначению работать врачом в село Шевченково на Одесщине. Был, как говорится, мастером на все руки: хирургом, акушером, инфекционистом, терапевтом. А тем временем ранение все чаще напоминало о себе. И когда стало невмоготу, обратился за помощью в Киевский институт травматологии и ортопедии. Оттуда пришел короткий ответ: приезжайте.

И вот он лежит уже в палате и рассказывает профессору Константину Климову о своем недуге. Окрепнув, начал проявлять интерес к ортопедии, и Климов разрешил ему присутствовать при операциях. Там, у стола, на котором недавно под скальпелем Константина Михайловича находился сам Скляренко, теперь он брал уроки хирургического искусства у маститого ученого, первым среди советских ортопедов получившего Сталинскую премию.

Затем новая, трудная, но очень интересная работа под руководством мэтра детской ортопедии Анны Ефремовны Фруминой. «Она обладала великолепной хирургической техникой, была виртуозом. И очень привязывалась к детям. Всех своих маленьких больных помнила по имени, знала, что именно Машенька или Петенька сегодня кушали, что они любят и какие подарки ждут. Удивительный человек!»

Евгений Тимофеевич работает в Киевском институте травматологии и ортопедии уже 53 года. Начинал с клинической ординатуры, а сейчас — доктор медицинских наук, 20 лет заведовал кафедрой ортопедии и травматологии национального медуниверситета, заслуженный деятель науки, дважды лауреат Государственной премии Украины, орденоносец, сейчас — профессор кафедры... Конечно, на его пути, если оглядываться назад, случалось немало труднейших ситуаций, неудач и разочарований. Но трудности увеличивали его настойчивость. А ошибки, которые случались, служили уроком. Ошибки эти были не от легкомыслия, а от недостатка опыта, от неумения еще реально оценить свои силы или силы больного. Победа над тяжкими недугами давалась непросто. Со временем он понял: хотя жизнь и труд хирурга тяжелы, усыпаны шипами, все же никакая другая профессия не может приносить столько душевного удовлетворения, как профессия хирурга. Что может сравниться со счастьем, которое испытывает хирург, победив в поединке уродство или смерть?!

Перед ним прошло много судеб. Есть среди них и особенно запавшие в память и сердце. Судьбы тех, кто стоически перенес полиартрит — тяжелую болезнь, разрушающую кость и скрючивающую суставы.

Помнит Ваню Петринича, который в армии стоял на посту в дождь и снег, промок и «заработал» ревматоидный полиартрит. Три года лечился в госпиталях, на курортах — ничего не помогало. Жена бросила, родня отвернулась... Лежал он в институтской палате и повторял: «Расправьте мне ноги! Расправьте мне ноги!» Но тогда еще хирургия была бессильна. А Ваня просил, настаивал, готов был в отчаянии даже руки на себя наложить...

И Скляренко решился. Изучив операцию, которую еще в 1908 году провел известный петербургский хирург Роман Вреден, использовавший биологический амортизатор для суставов, Евгений Тимофеевич решил применить биологически инертный капрон. С трудом добыв этот новый тогда материал (шел 1962 год!), хирург сделал операцию, и Ваня Петринич сначала встал на костыли, а затем покинул институт сам, на своих ногах, которые стали послушными.

Эта крайне тяжелая, но такая социально важная тема полностью захватила Скляренко, и он долгие годы занимался в основном такими, как Петринич, тяжелыми, вернее, безнадежными больными. И помогал им обрести движение, а значит — жизнь. В 1966 году защитил докторскую диссертацию на тему «Хирургическое лечение больных инфекционным неспецифическим ревматоидным артритом III-й стадии».

Занимался также опухолями костей, сделал сотни удачных реконструктивных операций. Некоторые из них до сих пор считаются сенсационными, к примеру, операции по сращиванию «ложных» суставов у больных гемофилией.

Ученый, если он настоящий ученый, обязан думать о том, кто придет ему на смену, кто будет после него. Это общеизвестно, об этом писано-переписано, вы не услышите голоса против. Но все ли умеют отодвинуться, чтобы дать дорогу молодым? Скляренко — умеет. Подготовил 24 кандидата и шесть докторов медицинских наук для Украины, а также четыре кандидата наук и девять клинических ординаторов для развивающихся стран...

Тот, кто бывал на его операциях, обязательно говорит об исключительной красоте движений рук хирурга, каком-то очень бережном, прямо-таки ласковом обращении с суставами и тканями. Он — настоящий виртуоз, ювелир и скульптор (заново формирует суставы в живом организме!).

А река жизни неумолимо течет: через несколько дней Евгению Тимофеевичу исполнится 80! Правда, в это трудно поверить, глядя на высокого, стройного, порывистого и моложавого человека. По-прежнему оперирует.

Над его столом в институтском кабинете картина: врач вырывает девочку из костлявых рук смерти. А рядом — плакат с чеховскими словами: «Никогда не рано спросить себя — делом я занимаюсь или пустяками».

О времени и о себе

В доме, где живут Нина Ивановна и Евгений Тимофеевич, много книжных стеллажей, а на стенах — картины, почти двести натюрмортов, пейзажей и портретов. «Так уж повелось, что в нашей дружеской компании мы на день рождения дарим друг другу хорошие книги и картины, причем, картины местных художников, не знаменитых, но написанных со вкусом. И вообще, литература и искусство вносят в жизнь гармонию и порядок, являются источником размышления, возрождают потребность к добру, состраданию, стимулируют творчество, а главное, позволяют человеку познать самого себя».

Евгений Скляренко — интеллигент высокой пробы. Круг интересов обширен, знания универсальны, говорит живо и образно, поэтому слушать его — одно удовольствие. Вот лишь некоторые его размышления, записанные мною во время нашей встречи.

«Слово «культура» состоит из двух слов — «культ» и «ура» и в переводе означает культ света, культ просвещения. Разве нынешняя окружающая нас культура такова?.. Беда еще и в том, что искусство глупое гораздо выгоднее, чем искусство умное. Это железный закон потребительской конъюнктуры. Клоун всегда обратит на себя внимание. Он более, чем кто-нибудь еще, выделяется, именно поэтому он быстрее всего запоминается и позднее всего выветривается из сознания. Глупость легко воспринимается, о мудрых вещах этого не скажешь: как правило, они сложны. И вообще, удивительно устроено человечество: многочасовые, пустые разговоры, перемывание косточек не утомляют и не надоедают, а беседы, требующие размышления, выяснения сущности бытия, скучны и утомительны, хотя, возможно, они касаются судьбы человечества и его существования».

«Жизнь в спешке — все равно что торопливая трапеза: проглатываешь куски, не чувствуя вкуса, не различая блюд, лишая себя главного удовольствия — подробностей, тонкостей, смакования застольной беседы. Так набивают чулан антикварными вещами — потом рассмотрим, отреставрируем и полюбуемся. Так впрок скупают машины и дачи — потом поживем. Когда — потом?»

«Опыт Амосова учит, что человеку, всем его органам, особенно мозгу, нужна постоянная тренировка, нагрузка. Если человек уходит от нагрузки, он сам себя обрекает на старение. Важно еще то, что среди долгожителей нет пессимистов. Все они — романтики и несгибаемые оптимисты. Видимо, эти качества продлевают жизнь. Обратите внимание, почти все прикованные к постели больные — оптимисты. Даже шутят они одинаково. Чуть ли не каждый сообщает: «Шел. Поскользнулся. Упал. Очнулся — гипс». Классика!»

«Страшно представить себе чувства человека, стоящего на пороге смерти лишь потому, что у него нет денег на лекарства. Я — противник платной медицины! Человек заболел, и этим он уже наказан Богом. Зачем же человека наказывать еще и деньгами? Уверен, отношение государства к медицине и медикам — это тест на само государство. А получается, как у Петра I: «Медиков отправить в обоз, дабы они не позорили своим ужасным видом бравого войска».

«Если в любой профессии формальное, холодное отношение к делу вредно, то в хирургии оно недопустимо и преступно. Труд хирурга — особый труд. Хирург должен иметь, как гласит народная мудрость, глаз орла, силу льва и сердце женщины. Я бы добавил: наша профессия сродни профессии летчика-испытателя. Правда, тот хотя бы может, попав в безвыходную ситуацию, покинуть самолет, а ты ведь больного не бросишь... Если не чувствуешь сострадания к больным, не иди в хирургию! А уж если так случилось, что только после получения диплома понял свою ошибку, то лучше избери себе другую работу — в лаборатории, в прозекторской, у приборов... Но не там, где непосредственно больные».

«Истинный ученый всегда осваивает целину, только один прокладывает след, другой — тропинку, а третий, счастливец, — столбовую дорогу. Ну а научной провинции нет и быть не может, потому что нет науки второго сорта. То, что не настоящая наука, то — не наука вообще. А само звание ученого не лишает его права называться интеллигентным человеком».

«Общество, претендующее на цивилизованность, не должно мириться с нищенским положением медицины. Вполне допустимо, что врач может быть беднее своего пациента, но ни при каких условиях нельзя допускать, чтобы он был нищим. Врач должен быть так обеспечен государством, чтобы думать не о картошке, а о здоровье граждан. Причем, врач должен быть обеспечен не хуже госчиновника».

«У большинства, к сожалению, развито сейчас только подкорковое мышление: «Я живу один раз, и я должен жить хорошо». То есть инстинкты превалируют над человеком. Но суть Homo Sapiens состоит как раз в том, чтобы управлять инстинктами. Человек все-таки живет не инстинктами, а идеалами. Должно произойти самоочищение — и телесное, и душевное, при котором человек будет радоваться жизни независимо от того, едет ли он в «мерседесе» или же в троллейбусе. А вокруг почему-то все чем-то недовольны. Иду на работу — обязательно кто-то рядом ворчит, что дождь пошел. Ну и что?! Капли дождя — это замечательно. А завтра непременно выглянет солнце...»