Жан-Поль Сартр в свое время утверждал, что не существует такого понятия, как природные катастрофы. Сегодня же именно природные катастрофы стали прототипом всех несчастий — ураганы «Френсис», «Чарли», «Иван» или «Жанна» являются моделями глобальной ситуации, в которой всем нам теперь приходится жить. Такие ее аспекты, как войны, принудительные массовые миграции, этнические чистки, общественная поляризация приходят как природные бедствия, заставая нас врасплох и стремясь сделать нас слепыми и глухими к попыткам изменить такое положение, которое ныне и приносит эти катастрофы.
Последние примеры в таком киножанре, как фильмы ужасов и саспенса, свидетельствуют, что произошли существенные изменения. Тогда как в классических ужастиках всегда обязательно демонстрировалось (преимущественно в конце), кто или что было источником ужаса для героев и зрителей в течение полутора часов, в таких кинолентах, как «Ведьма из Блэра», «Человек-бабочка» или «Таинственный лес», этот жест отсутствует. Более того, страшно не из-за кого-то или чего-то, то есть не по какой-то конкретной причине, а именно потому, что нет чего-то конкретного, чего нужно было бы бояться. Поэтому боятся самой туманной неизвестности, незнания причины страха, абстрактного «они» — кто именно «они», непонятно, потому и страшно. Это как нельзя лучше отражает социально-политические страхи настоящих людей, живущих в неустойчивой ситуации неопределенности и неуверенности и боящихся неизвестности завтрашнего дня. Потому и неудивительно, что в условиях современной властной системы они избирают тех, кто предлагает якобы что-то конкретное, — неофашистов: что видим на примерах как роста ультраправых в Италии, Австрии, Франции, Нидерландах, Дании и Португалии (не говоря уже о России и США), так и недавних местных выборах в Германии, где они победили, и референдума в Швейцарии, на котором люди выступили против упрощения процедуры принятия гражданства, то есть неонацистский лозунг «Швейцария для швейцарцев» вновь стал актуальным. Люди хотят определенности, уверенности в будущем, а поскольку настоящий глобальный капиталистический строй не может этого обеспечить, поскольку сам порождает неуверенность, то он упускает призрак фашизма. С одной стороны, современные индивиды инвестируют в него свои надежды, а с другой — он является тем пугалом, которое потом побуждает людей выходить на улицы и кричать Nazi raus! («Нацистов вон!»). В результате доминирующая система остается незыблемой и продолжает существовать.
На самом деле риторика ультраправых уже давно институционализирована и едва ли существенно отличается от дискурса европейских социал-демократов и либералов, под завязку заполненного крипторасистскими и антидемократическими обертонами. Капиталистическое государство, как это с блеском показано в клипе-фильме Алана Паркера «Пинк Флойд. Стена», является криптофашистским, оно содержит в себе фашизм. Просто до тех пор, пока в этом нет нужды, оно не выпускает его наружу. Следовательно, чтобы уберечься от радикализма — а от него никуда не денешься, ведь в той или иной мере он все равно присутствует в обществе, — властная система стремится канализировать его посредством неофашистских партий (как на Западе) или через откровенно провокационное «Братство» (как в Украине). Хотя на самом деле понятно, что это ручной псевдорадикализм, ведь властная система порождает его ради собственной безопасности, стремясь избежать образования другой, действительно радикальной альтернативы себе.
Одним из мощных средств сохранения status quo является также идеологическая машина, работающая на создание так называемых звезд. Статус звезды чрезвычайно важен в современном обществе, за него борются практически все — от политиков, банкиров или телевизионщиков до спортсменов и террористов. Задача звезд — показать, что каждый в одинаковой мере обладает доступом к тотальности потребления и обретает там счастье, а его, естественно, можно получить только в одной стране, которой не найдешь ни на одной карте и невозможно описать, ведь она, согласно рекламе, «неподвластна времени и каждый день открывает новые горизонты» (Страна Marlboro — один из наиболее обласканных современных брэндов). На самом же деле звезды воплощают недоступный результат общественного труда, имитируя побочные продукты этого труда, преподносимые в качестве его цели: сплошные отпуска, комфортное потребление и т.п. Главное — показать, что и вы так должны, что такие идеалы являются тем, к чему нужно стремиться. Все усилия таких телеканалов, как MTV или М1, направлены именно на это. Конечно, о том, сколько символического и финансового капитала инвестировано в отдельных людей ради превращения их в звезд, речь даже не идет. Политика как автономное мнение в таких условиях превращается в спектакль, что особенно ярко демонстрируют настоящие избирательные кампании, а любые попытки отстоять ее как таковую не принимаются масс-медиа во внимание, поэтому важнейшие вопросы не появляются в повестке дня — их место занимают ложные шоу-проблемы.
С одной стороны, можно утверждать, что, несмотря на всю критику, имеющийся status quo сохраняется, и в мире мало что изменяется, но, с другой — критика все-таки создает ощутимый дискомфорт, хотя и не является труднопреодолимым препятствием. Недавно во время одного из выступлений Тони Блэра кто-то из присутствующих в зале оказался антивоенно настроенным, и когда он начал выкрикивать претензии Блэру по поводу войны в Ираке, последний ответил: «Вы можете протестовать только благодаря тому, что мы живем в демократии». Но Блэр произнес эти слова уже вслед протестанту, поскольку охрана сразу же вывела его из зала. Обычный цинизм современной власти здесь виден четко: демократия провозглашается во время абсолютно недемократичных действий. То есть современный политический строй, с одной стороны, защищен очень хорошо, социальная реальность стала настолько непробиваемой, что любое критическое замечание по поводу ее механизмов является бесплодным и не приносит практических результатов, — все митинги, требования, протесты почти ничего не меняют и ни на что не влияют. Но, с другой стороны, подобная ситуация толкает людей к другим средствам, сравнительно банальным и примитивным, сделать свои требования услышанными, и от этих средств зависит сам политический строй, реагирующий на них чрезвычайно чутко. Примеров тут великое множество — от «яичного теракта» против Януковича, закончившегося падением последнего, до регулярного подрывания нефтяных буровых скважин в Ираке, вследствие чего цены на мировых биржах сразу же подпрыгивают до небывалых отметок.
Чтобы критика докучала как можно меньше, современная власть создает такую ситуацию, в которой доминирующая практика цензуры дополняется значительно более мощным механизмом — самоцензурой, то есть она стремится сделать цензуру внутренним инструментом, интериоризировать ее. Ярким примером тут может служить едва ли не самая раздражающая ныне тема, которую стремятся всячески вытеснить даже тогда (в чем и заключается самоцензура), когда на это нет приказа «сверху», — это политический контекст раздумий об арабо-израильском конфликте. Этот контекст создается и поддерживается официальной израильской позицией, спекулирующей Холокостом таким образом, что любая критика политики Израиля по поводу палестинцев сразу же клеймится как антисемитизм. Подобное передергивание теоретически осуществляется при помощи возведения Холокоста в ранг метафизического дьявольского Зла, служащего манипуляционной стратегии признания недостойной критики палестинской политики Израиля. Интеллектуальной задачей тут является сохранение бдительности и разоблачение лживости подобной стратегии виктимизации, ведь провозглашение себя жертвой — это не условие для разговора с властью: для этого нужно быть прежде всего активным политическим субъектом. Философская политика тут заключается в том, чтобы свидетельствовать о конфликте, поскольку в жертву превращаются тогда, когда лишены возможности сформулировать свои претензии.
Тут стоит вспомнить нашумевший фильм Майкла Мура «9/11 по Фаренгейту», который, безусловно, заслуживает уважения, ведь в самом деле служит примером антизрелищного, нонспектакулярного кино. Затрудняемся сказать, насколько сознательно режиссер себя самоцензурирует, но в конечном итоге мы получили просто антибушевскую киноагитку, обладающую определенным резонансом в настоящей американской избирательной кампании, и не более. Фильм заканчивается словами «Однажды мы согласились» — естественно, на Буша, и вот что, дескать, получилось, поэтому теперь нужно выбирать Керри. «9/11 по Фаренгейту» намного лучше подвергать анализу после теледебатов между главными претендентами на пост главы США, ведь совершенно очевидно, что аргументация Мура совпадает с аргументацией Джона Керри. Тогда как Буш делает акцент на «угрозе для демократического мира», которой якобы являлся Ирак Саддама Хусейна, Керри (как и Мур) вменяет своему оппоненту потерю внимания к бин Ладену и «Аль-Каиде». Именно потому режиссер в своем фильме так неявственно представляет «террориста №1» и якобы его организацию: у него и намека нет на то, насколько это мифологические конструкции. Но, как ни странно, бин Ладен для Мура — это действительно угроза Америке, а не медийный персонаж, продукт CNN, ставший кинозвездой и исполняющий роль драматического негодяя по сценарию Яна Флеминга: злой гений и миллионер доктор Ноу начинает войну против всего мира просто потому, что он такой гад. «Дьявол бин Ладен» — это, скорее, брэнд, наклейка, персонализирующая «врага государства» (вспомните фильм с одноименным названием), символ всемирного зла. Если бы этого созданного Америкой публичного врага, вездесущего неуловимого монстра, заменившего для ФБР образ КГБ, не существовало, США должны были бы его выдумать.
Конечно, очень удобно отстаивать репутацию честного борца с режимом Буша, откровенно работая на демократов, и считать, что иного способа быть услышанным сегодня у интеллектуала нет, но на самом деле такая позиция — это критика без критики, «революция без революции», как говаривал Робеспьер. Ведь, в конце концов, чем Керри лучше Буша? Тем, что хочет бороться с терроризмом «чутко»? Он настолько же отличается от Буша, насколько «пепси» — от «коки». Но что это тогда за выбор? Двухпартийная система, эта доминирующая на Западе форма политики, является видимостью выбора, которого на самом деле нет. Этот смехотворный выбор между разными этикетками только подчеркивает абсолютную бессмысленность подобной альтернативы. Мур остается слеп к тому, что нынешняя ситуация — результат не просто усилий Буша и компании, а логичное последствие самой неолиберальной модели глобализации, законными порождениями которой являются как Буш, так и Керри. При таких обстоятельствах выбор между ними является псевдовыбором, поэтому нужно отвергнуть саму систему координат, внутри которой выбор сводится к своей имитации. А для этого нужно, чтобы люди обладали такой же свободой, как и капиталом, и это сможет перестроить имеющийся режим властных отношений.
То же касается недавних предложений Януковича по поводу введения двойного гражданства и невступления Украины в НАТО. В этом случае выбор также пытаются свести к виртуальному расколу — собственно, ради этого и вносились эти предложения: вы за украинское гражданство и вступление Украины в НАТО или за украинско-российское и уход Украины от Североатлантического альянса. А если я ни за «одинарное», ни за двойное, а за всемирное гражданство? А если я против ретроградного и реакционного отношения к НАТО, демонстрируемого Витренко или Симоненко, но считаю, что без таких не подконтрольных людям надгосударственных институтов, как НАТО, МВФ или ВТО, мир был бы намного справедливее и демократичнее? Настоящий выбор — это выбор не между двумя возможностями в рамках одной системы координат, а между самими системами координат.