Есть в нашей истории миф, один из самых живучих: дескать, могучая советская держава так бы и двигалась по пути коммунизма (через социализм «с человеческим лицом»), если бы не происки империализма, Америки, масонов и прочих «вредителей»... Именно такая идея муссируется в Украине левой прессой, а в РФ — национал-патриотической. По ту сторону мифа лежит нежелание видеть внутренние факторы глубокого системного кризиса, охватившего практически все стороны экономики, политики и межнациональных отношений в СССР. Активному распаду в начале 90-х предшествовал длительный период «полураспада» 70—80-х, сделавший его неизбежным и необратимым.
Польский фантаст Станислав Лем представил в одном из рассказов далекую планету, правящий режим которой требует от местных жителей, чтобы они обязательно жили в воде, еще лучше — под водой. Единственным способом общения между обитателями является бульканье. Официальная пропаганда, не жалея сил и средств, убеждает — лучше всего на свете быть мокрым. Дыхание воздухом, несмотря на то что оно необходимо по физиологическим причинам, объявляется чуть ли не государственным преступлением. Все жители планеты страдают ревматизмом и мечтают хотя бы денек пожить в сухом помещении. Но пропаганда настаивает, что такой образ жизни, особенно подводное дыхание — социальный идеал, к которому нужно стремиться… СССР до конца 80-х, по сути, и был таким аквариумом в смысле идеологии и социальных условий.
Считается, что горбачевская гласность подточила идейные основы советского аквариума. Но была ли альтернатива гласности, какова ее анатомия?.. Гласность началась с прекращения глушения западных радиостанций, вещавших на языках народов СССР. Это были Би-би-си, «Голос Америки», «Немецкая волна» и особо нелюбимое спецслужбами радио «Свобода». Немалую роль в этом сыграла дороговизна глушения и обслуживания антенн.
Гласность нужна была партийным реформаторам, чтобы разделаться с консервативными чиновниками — от секретаря обкома до начальника ЖЭКа — патологическими противниками перестройки. Однако там, где под угрозой оказывалась монополия партии на власть и на саму гласность, в дело вступали ограничительные законы. В 1987 г. был наложен запрет на кооперативную деятельность издательств и СМИ. Ксероксы находились в распоряжении лишь подконтрольных КГБ учреждений. Табуированной темой оставался вопрос о партийном самодержавии. Когда на съезде народных депутатов академик Андрей Сахаров предложил исключить из конституции 6-ю статью (тотальное всевластие КПСС), Михаил Горбачев несколько раз прерывал выступающего... Сахаров хладнокровно продолжал свою речь — ему отключили микрофон.
Ни о какой гласности не могло быть и речи, когда поднимались вопросы национального самоопределения или суверенитета. В ход пускались саперные лопатки (Тбилиси в 1989 г.) или танки и пулеметы (Вильнюс в 1990-м). Спецслужбы к тому времени уже научились манипулировать «национальным пробуждением». В 1988 г. в Сумгаите и Баку прошли страшные армянские погромы; советских армян «убеждали» в их беззащитности перед лицом тюркского мира (общественные деятели накануне выступили за выход из состава СССР). Когда устрашающий эффект был произведен, в Баку ввели танки, также продемонстрировав силу Центра.
Перестройка и полураспад
Шуточное ли дело — на исходе 70 лет строительства коммунизма прийти к выводу, что его надо на корню перестраивать. Причины понять несложно. СССР производил больше всех в мире стали, но металла хронически не хватало. Количество производимых в СССР комбайнов в 16 раз превышало показатели США, но не решало продовольственной проблемы. Уже с конца 70-х каждый второй «кусок» хлеба, купленный в стране, обладавшей наибольшим в мире пахотным ареалом, был привезен из-за океана.
Просто катастрофическое отставание наблюдалось в сфере технологий (не связанных напрямую с «оборонкой»). Если в начале 80-х персональный компьютер на столе западного студента заменял набор карандашей и логарифмическую линейку, то в СССР даже в ЦСУ пользовались (в лучшем случае) калькуляторами и складировали тонны макулатуры. Факс и ксерокс были атрибутами лишь спецучреждений — «почтовых ящиков», подведомственных КГБ.
Для роста в промышленном производстве с конца 70-х годов просто не оставалось предпосылок. Дело даже не в квалификации научных кадров, а в принципиальном нежелании внедрять высокие технологии. До 60% патентов, разработанных советскими инженерами, внедрялись на Западе, куда попадали вполне легальным путем (через публикации в журнале «Техника молодежи» и др.). Причины экономического отставания были банальны — отсутствие рынка и творческой конкуренции. Руководители предприятий не стремились повышать квалификацию персонала. В СССР ежедневно фиксировалось свыше 4 млн. прогулов. Речь идет не о забастовках и больничных — люди проводили время в очередях за продуктами и дефицитными товарами или же на дачах и приусадебных участках. Даже выйдя на работу, советский труженик работал медленно, неэффективно. Прямое следствие условий труда — низкое качество производимой продукции, особенно товаров широкого потребления (одежда, обувь, бытовая техника и пр.) и упадок в сфере услуг.
А стоило ли ожидать иного отношения к коммунистическому труду? Уровень средней зарплаты в СССР к началу 80-х упал ниже предела, за которым она перестает выполнять экономические функции, то есть быть стимулом качества труда и повышения его производительности, не говоря уж о трудовой этике. Крылатое выражение из кинокомедии 60-х «Чтоб ты жил на одну зарплату!» в 80-е годы звучало приговором советским врачам, педагогам, всем, кто не входил в госаппарат и не работал в «органах».
Особо плачевно выглядела ситуация в «бесплатной» советской медицине. К примеру, одноразовые шприцы до конца 80-х применялись лишь в клиниках VIP-обслуживания, т.е. там, где лечилась номенклатура. По уровню детской смертности СССР находился на 50-м месте в мире после Маврикия и Барбадоса, а по количеству абортов более чем в 20 раз опережал ФРГ (данные 1976—1979 гг.).
Те, кого в 80-е годы «нелегкая» заносила в Москву, помнят, с каким трудом удавалось впихнуться в автобус, троллейбус, метро. А ведь затраты на содержание более полумиллиона персональных авто в четыре раза превышали издержки на весь общественный транспорт. Жить в столице было не так опасно для здоровья. Даже до чернобыльской катастрофы (1986) в 104 городах страны концентрация загрязняющих веществ в десять и более раз превышала допустимые нормы. Черный список, разумеется, не оглашали, но то, что страна пребывала на грани экологической катастрофы, — факт общеизвестный. В начале перестройки советские экономисты подсчитали, что реальный прирост ВВП в СССР за период 1980—1985 гг. был равен нулю!
Одна из революционных мер перестройки была направлена на сокращение чудовищно раздутого аппарата управления. Образ чиновника еще в оттепельные 60-е был притчей во языцех (вспомним сатирические интермедии А.Райкина). В 1987 г. в СССР армия аппаратчиков составляла 18 млн. человек — 15% трудовых ресурсов страны. На содержание аппарата расходовалась сумма, вдвое превышавшая прирост национального дохода! Три года административной реформы показали полный крах попыток покуситься на Систему методом указов и отчетов. Их писали не хуже, чем сатиру на аппаратчиков. Например, после указа о сокращении сотрудников министерств и ведомств на 10% в штат срочно вводились нештатные сотрудники (уборщицы, сантехники…) в количестве тех же 10%, которых потом нещадно сокращали. Номенклатурный вопрос был камнем преткновения и в армии. В период перестройки упразднили почти 1400 генеральских должностей, тогда как в армии США насчитывалось всего 1073 генерала. И даже после этого в СА на одного военнослужащего приходилось в пять раз больше генералов, чем в армиях НАТО. На повышение боеспособности, как показал печальный опыт «Афгана», это отнюдь не влияло, не говоря уже о решении бытовых проблем и реабилитации ветеранов-«афганцев».
Операция «кооперация»
Моментом истины советского ревизионизма, стремившегося обуздать развал империи, было движение кооперации, получившее размах после принятия Закона «Об индивидуальной трудовой деятельности» (1987). Реальный эффект от законодательных новшеств определялся постановлением Кабмина «О мерах усиления борьбы с нетрудовыми доходами». Но вот граница между легальным доходом от частного предпринимательства и нетрудовыми доходами в «частной лавочке» была с трудом различима даже для юристов. В лице кооператора возродился традиционно презираемый пролетариатом частник-мироед, кулак. Кооператора ненавидели все — от министра до участкового. На вопрос, заданный журналистами министру финансов СССР, почему, по его мнению, в кооперативах деньги зарабатываются нечестно, тот с потрясающей простотой ответил: «Потому что на честном труде не разживешься».
На кооперативную деятельность, как и при Сталине в 1926 г., вводится прогрессивный налог на доход, на определенным уровне достигавший отметки 70%. Свыше 30 органов проверяли кооперативы и нещадно преследовали «спекуляцию». Кооператоров нередко громили соседи и местные жители, считая, как во времена коллективизации, что «богатеев» нужно и можно грабить (лишь в республиках Прибалтики уважение к частной собственности сохранилось на уровне культурного кода).
Кооперация, которая, по мнению Горбачева, должна была ударить по теневой экономике, сама искала «крышу» в теневой экономике, не найдя ни поддержки, ни понимания в госсекторе. В таком виде кооперация пережила саму державу, сформировав финансовую, административную и политическую элиту на всем постсоветском пространстве. Невозможность легальной деятельности в кооперативах и формальный госзаказ на них создали тип советской мафии, столь не похожий на итальянскую в сериалах a-la «Спрут», американскую из боевиков о гангстерах и неподкупных полицейских-одиночках. Мафия практически срослась с государством, существовала как бы «в законе», борясь за насыщение рынка дефицитными товарами, внося разнообразие в сферу услуг.
Обыкновенное чудо
Великий инквизитор у Достоевского говорил о трех естественных силах, способных пленить совесть: Чудо, Тайна и Авторитет. Эти силы умело использовались советской идеологией в процессе формирования homo soveticus. Однако в застойные годы сила Авторитета изрядно поколебалась, а в годы горбачевской гласности не осталось и Тайны. Под руками оставалось лишь Чудо, которым монопольно продолжала владеть советская идеология. И вот таинственный «астрал» наконец стал достоянием гласности: сеансы «психотерапии» Кашпировского, «зарядка воды» Чумака и «эстрадные мистерии» Джуны транслируются ЦТ и ретранслируются по всей стране в самое «кассовое» время суток — за полчаса до культовой программы «Время». Изможденный советский труженик получил возможность погрузиться в «астрал» прямо в собственном кресле и потреблять очищенную от «нeчисти» воду из ржавого водопровода. Телезрители видели на своих экранах чудотворца, который приносит облегчение больным в стране, где нет лекарств, не хватает больничных коек, квалифицированных «бесплатных» врачей.
Даже во времена Распутина в стране не было такой жажды чуда и надежды на него. В такой ситуации объяснение всех зол мира сего происками таинственных масонов, «сионских мудрецов», на худой конец — полтергейста, воспринимается как нельзя более естественно. Все, что было достоянием Тайны — барабашки, масоны, оккультизм, — становилось новым опиумом для народа, объяснением хаоса в стране, его оправданием. Это был способ ухода от подлинных проблем.
Конец империи
Феномен августовских событий 1991 г. весьма далек и туманен для нас, но был предельно ясен современникам. Перефразируя теоретика мировой революции — верхи не могли управлять по-новому, а низы не хотели жить по-старому.
Так кто же развалил СССР? На партийном олимпе тогда сражались две силы: условно говоря, КГБ против партаппарата — андроповцы и брежневцы. Набив друг другу лбы, они упустили из виду третью силу. Именно она формировала общественное сознание советской интеллигенции и культурные вкусы молодежи. Это было пассионарное поколение застойных 70-х: люди, часами выстаивавшие в громадных очередях, не понаслышке знавшие, что такое дефицит лекарств, индифферентные к лозунгам «догнать и перегнать США». Поколение, чьи нравственные приоритеты формировали не мифические стахановцы, не пионеры вроде Павлика Морозова, а песни Владимира Высоцкого и Булата Окуджавы (в Украине — Владимира Ивасюка и трио Мареничей), стихи Александра Галича и Евгения Евтушенко, хиты «Машины времени». Это был народ, проседавший штаны не на идиотских собраниях комсомольского актива, а в театре на Таганке и во МХАТе, за чтением не брежневской «Малой земли», а едва реабилитированного булгаковского романа «Мастер и Маргарита». Именно они вышли 19 августа 1991 года на улицы столицы против танков и спецназа. И не столько для того, чтобы поддержать Ельцина или «изолированного» в Форосе Горбачева, а чтобы отстоять свое право жить по совести, а не по «заветам Ильича» или решениям съезда.
Развал был определен вскрытием той всеохватной лжи, на которой была выстроена идеология государства «рабочих и крестьян». К примеру, в Украине в конце 80-х со стеллажей спецхрана на свет божий попали произведения писателей Расстрелянного Возрождения и поэзия Васыля Стуса, Васыля Симоненко. Интеллигенция, жаждущая возвращения из небытия национальных культурных ценностей, создала общественную организацию Народный рух, ратовавшую за реабилитацию бывших узников сталинских лагерей и за прекращение дискриминации украинского языка в образовании и культуре. Бывшие политические узники 70—80-х и юристы создали украинскую секцию правозащитной Хельсинкской группы, свидетельствующей перед лицом мировой общественности о нарушениях прав граждан и отсутствии политической гласности, декларируемой властями. Именно активисты УХГ впервые приоткрыли завесу реальных масштабов трагедии в Чернобыле (1986), ответственность за которую режим всячески спихивал на «спецов».
Развал пытались предотвратить силовым путем — 19 августа 1991 г. на улицы Москвы вывели танки, объявили чрезвычайное положение. Но в течение трех дней не произошло ничего, что бы позволило гэкачепистам удержать власть в своих руках. И это при том, что административный и партийный аппарат в большинстве республик (в том числе и в Украине) безоговорочно поддержал путч. Несмотря на мобилизацию армии, все происходило до банальности мирно — самый ужасный в истории тоталитарный режим рассыпался на глазах как истлевший труп. В ходе стычек с внутренними войсками погибло трое манифестантов (двумя годами ранее жертвы разгона манифестации в Тбилиси исчислялись сотнями). Это была последняя жертва режима, вдоволь напившегося крови миллионов своих граждан.
Уже 23 августа 1991 г. на заседании президиума Верховного Совета Российской Федерации торжествующий Ельцин в присутствии освобожденного из «блокады» Горбачева подписал указ о приостановлении деятельности КПСС. Генсек в недоумении заявил о своей отставке, а ЦК принял решение о самороспуске, даже не пытаясь сопротивляться. Современники еще не знали, что вслед за всемогущей партией придется разделывать труп и самой империи.
Верховная Рада Украины выжидала. Такая позиция была, по сути, беспроигрышной. Лишь 24 августа, когда труп КПСС был фактически свезен в «морг» истории, в Киеве торжественно провозгласили национальную независимость. Именно в контексте событий августа 1991-го понятен характер этой «независимости» в последующие 15 лет нашей истории. В тот же день председатель ВР Украины, секретарь КПУ по идеологии отрекся от партии и занял позицию умеренного националиста. Кульбит принес ему успех на выборах первого президента Украины 1 декабря 1991 г. Удивительно, но несмотря на провозглашенный Кравчуком «национализм», единственный кандидат от несуществующей на тот момент компартии снял свою кандидатуру в пользу Кравчука — в противовес кандидату от демократической оппозиции Вячеславу Чорновилу.
Последнее публичное выступление Горбачева на телеэкранах как президента СССР состоялось 8 декабря 1991 г. В тот же день главы России, Белоруссии и Украины, тайно собравшись в охотничьем домике в Беловежской пуще, «заочно» решили судьбу СССР и его формального президента. По сути, Союз уже не существовал, но знали об этом лишь три кита советского ревизионизма — Ельцин, Шушкевич и Кравчук.
Горбачев долго не мог поверить в случившееся и лишь 25 декабря 1991 г. объявил о сложении своих полномочий. Через 20 минут после «отречения» с кремлевской башни был спущен красный флаг, развивавшийся над страной более 70 лет, и без особой помпы поднят российский трехцветный. Это был бесславный, хотя и закономерный конец.
* * *
К сожалению, рамки данной публикации не позволили коснуться таких важных тем, как война в Афганистане, Чернобыль, прочих моментов политического и нравственного «полураспада» Страны Советов. Но даже те аспекты, которые все же удалось затронуть, позволяют вскрыть весомые факторы геополитических изменений, которые произошли на 1/6 части земной суши — там, где когда-то возвышалась великая советская империя. Как тут не вспомнить видение Даниила об истукане с золотой головой на глиняных ногах… (Дан 2, 31—35). Так кто же развалил эту империю? Вопрос воистину риторический. Должно быть, тот, кто обличил Ложь и развеял Страх…